Если вы хотите посмотреть на себя со стороны, вы смотритесь в зеркало. Если вы хотите посмотреть на свою цивилизацию непредвзятым взглядом, напишите фантастический роман, что и сделал Андрей Тимошенко. Если вы вдруг начнете писать о другом мире и жизни в нем, то так или иначе будете писать о нас и наших сложных взаимоотношениях.

Отрывок из книги "Страна Безумцев" из серии "Ученый из Вааны".

Над Объединенными Уделами Вааны вставал рассвет.
Управленческий центр державы – приморский удел Громшаг начинал свою утреннюю жизнь.
Просыпаясь уже в пути, честный трудовой народ спешил на работу, чтобы, как всегда, производить, строить, считать, продавать; а бесчестный – всю ночь кравший и грабивший – притих к утру и отсиживался в своих притонах.
Воздух над Громшагом, освеженный за ночь мчащимися с моря ветрами, вновь становился серым и непрозрачным, вбирая маслянистые дымы промышленных предприятий, котельных тепловодоснабжения и голубоватую пелену выхлопных газов моторокатной техники, постепенно заполняющей улицы.
Передвижные средства, как личного, так и общественного пользования, похожие на больших четырехколесных жуков, по-утреннему неспешно, выбирались на свои дороги. Еще не взбодрившись, как следует, и, пытаясь избежать опасности для себя и окружающих, большинство водителей соблюдало разумную скорость. Впрочем, были и исключения – главным образом водители машин высокопоставленных чиновников. Под покровительством своих хозяев, они чувствовали превосходство над остальными участниками движения, и, исполняя желание работодателя – тратить как можно меньше его «драгоценного» времени на дорогу к работе и назад, гнали служебные моторокаты, пренебрегая доброй половиной дорожных правил и навевая на простых машиновладельцев страх. Но страх не только аварийно опасной обстановки. Едущие за ними, имели большую, чем обычно, вероятность попасть в немилость к служителям дорожной полиции, ибо последние, страшась гнева «отцов державы», не смели выписывать им взыскания, зато лихо спускали пар на всех, кого ловили следом. При этом обычные водители вынужденно улыбались полицейским, из чего неосведомленные пешеходы могли сделать ошибочный вывод, что машиновладельцы очень любят дорожную полицию – оплот порядка на дорогах.
Открывались двери торговых лавок, шаркали метлы уборщиц, слышались зазывания уличных продавцов газет – дневная жизнь набирала обороты.
На перекрестке улиц одного из срединных районов Громшага Понч раздавал приглашения землевладельческой компании.
Понч, еще недостаточно зрелый гном, чтобы иметь бороду – двадцать семь лет для гнома век невелик – носил с гордостью пока только свой колпак на эгхале – золотом обруче, прочно прикрепленном к голове с помощью специальных штифтов, вживленных прямо в кости черепа, как того требовал обычай его народа. Борода же у гномов прорастала годам к тридцати.
Кстати, надо сказать, что колпаки и эгхалы гномов мужчин заметно отличались от таковых у женщин. Разницу обуславливало то, что мужи гномского народа, хоть и носили пышные бороды, выше них, из волос имели только брови; поэтому их эгхал, почти вплотную прилегал к блестящей коже головы. Зато гномы женщины обладали почти таким же волосяным покровом, как и люди. И, чтобы не сильно мешать расчесыванию или мытью волос, их эгхалы крепились к черепу более высокими штифтами, на которых возвышались, как на ножках. Колпак же, держался на эгхале у всех одинаково – посаженный на круговую резьбу. Конечно, резьба делалась не на самом кожаном колпаке, а на охватывающем его основание медном кольце, посредством которого колпак и вкручивался в обручэгхал. Таким образом, он надежно держался на голове, но легко снимался при необходимости. Несмотря на более высокую посадку эгхала, в целом, женский колпак был на четверть ниже мужского; последний же, возвышался над головами своих владельцев на половину локтя.
Как и все добропорядочные гномы по достижению совершеннолетия, Понч прошел обряд колпачения, и, окончив востребованное в Гноммоне, но оказавшееся весьма скучным для него, Гноммнонское сверхучилище народного хозяйства, пустился в самостоятельный жизненный путь. Тогда как многие ваанцы и на склоне лет ничего не видели кроме родного удела, Понч в свои годы уже порядком изъездил страну, отыскивая себе подходящее для жизни место. Переехав из Гноммоны, где вырос, в Третью Округу, попробовал там работать на угольной копи. Однако тряска с отбойным молотком в черной пыли не вдохновила его. И гном покатил через полстраны в Жижняк, где его взяли на осушение болот. Но, снова грязь, ругань рабочих и жизнь в поселке из сборных пластмассовых бараков, походящем на стан бродяг, наводили на Понча уныние. Распрощавшись и с этим местом, гном перебрался в Деловары, где смог даже получить приличную, по ваанским меркам, должность кладовщика, на небольшом складе продуктов питания. Эта работа была чистой и сухой, но все же, как и предыдущие, она ему скоро надоела. Все опробованные занятия казались Пончу будто бы чужими, малозначимыми, что ли, не соответствующими его потребностям в самораскрытии.
И вот он приехал в Громшаг – главный удел страны. А здесь, по счастливой, как он думал, случайности подвернулась весьма необычная работа, где требовалось находить граждан, желающих стать владельцами земли, и приглашать их в компанию, готовящуюся основать новый ваанский удел. По заверению трех гномов – учредителей этой организации, работа в ней сулила Пончу не только хороший заработок теперь, но и серьезные виды на будущее.
Уже восьмой день Понч раздавал приглашения на этом перекрестке. Притом, что некоторые прохожие, только посмеивались над гномом, зная, что дело его компании сложное, и едва ли осуществимое с законодательной точки зрения, желающие поучаствовать в нем все же находились. Один – два раза в день, у гнома брали пригласительные. В конторе этим смелым гражданам показывали на карте землю, которую, по словам учредителей, организация готовилась приобрести под свой удел, когда нужная сумма будет собрана, а также предоставляли державные разрешения на основание нового удела и продажу его земли в частное владение. Желающие могли купить любую ее часть, которая еще не была продана. Затем уделоооснователи расписывали все выгоды от владения землей и тем, что́ счастливые приобретатели смогут на ней построить. Кроме того, им объясняли, что те сравнительно небольшие цены, по которым сегодня предлагается земля, после ее застройки и превращения в полноценный населенный удел возрастут в разы, и одна только продажа своего участка принесет его владельцу огромную прибыль! В конце концов, всех желающих возили, чтобы показать их будущую недвижимость. Пока, конечно, это был только бескрайний замусоренный пустырь между МорГорком и Деловарами. Но покупатели шагали по нему, цепляясь за кустики бурьяна, растущего среди мусорных куч, и, внимая жарким речам продавцов, уже видели в мечтах, как строятся здесь их собственные дома, или же они объединяются и сдают свою землю внаем предпринимателям, которые воздвигают на ней гостиницы, конторские здания, торговые центры, заводы, а к ним, хозяевам земли, денежки текут сами, делая их состоятельными и уважаемыми ваанцами.
Такое вот счастливое будущее предлагалось, впоследствии, гражданам, осмелившимся подойти к гному на этом перекрестке.
За спиной у Понча серела облезлая стена, на которой среди разнообразных грубых, непристойных, и, в основном, безграмотных надписей, нацарапанных гвоздем, была такая: «Понч дурак!» Она красноречиво свидетельствовала о том, что малолетнее сообщество местных дворов уже знает его и помнит.
Но куда противнее гному было то, что помнил о нем и гоблинг по имени Трозгл.
Трозгл был известен как опасный вымогатель денег и как надежная «крыша» от различных преступных группировок Вааны. Многие предприниматели Громшага платили ему «дань»; а взамен получали хорошее прикрытие, и не только от других бандитов, но иногда даже от полиции! Контора Понча тоже привлекла внимание этого гоблинга. И ее хозяин вынужден был согласиться на добровольно-принудительные услуги Трозгла.
Тогда как другие вымогатели действовали группами по нескольку участников, Трозгл работал в одиночку. Однако это не мешало ему быть лучшим в своем деле. И не просто лучшим, гоблинг оказался самым страшным ужасом для остальных вымогателей Громшага! Никто не знал, откуда он взялся. Но, внезапно появившись три года назад, гоблинг заявил им, что вся территория удела теперь принадлежит ему. А действующие банды должны были в течение двух суток сообщить своим «налогоплательщикам», что освобождают их от всех своих сборов, и исчезнуть из удела. Как и следовало ждать, главари трех банд, деливших тогда Громшаг, лишь посмеялись над этим заявлением, а гоблинга сочли безумцем, и даже пообещали не убивать, если он исчезнет сам. Всю серьезность положения они поняли, когда, вскоре, нашли мертвыми нескольких своих «бойцов». Это было первое, и, как выяснилось позже, единственное предупреждение. Банды спешно объединились в попытке изловить дерзкого, по их мнению, беспредельщика. Все трое главарей были уверены в своей силе. Они считали, что схватят его быстро, и, разворачивая охоту, уже придумывали для своего оскорбителя самые изощренные предсмертные пытки. Но случилось все наоборот. Бандиты не знали где его искать, им не удавалось его выследить, они мыкались по Громшагу, точно слепые щенки, а гоблинг появлялся внезапно и исчезал, как тень, унося с собой, одну за другой, жизни врагов. Группировки быстро поредели, а потом были обезглавлены и рассыпались. Бандиты, оставшиеся в живых, спасали жизни, торопливо покидая Громшаг.
С тех пор в этом уделе так и не обосновалась ни одна организованная банда вымогателей. Зато уличными грабителями, квартирными ворами и тому подобной преступной мелюзгой Трозгл совершенно не интересовался. И они, лишенные надзора вышестоящего бандитского сообщества, разгулялись пуще прежнего. Правда, ненадолго. Полиция, тоже, освободившаяся от изматывающей борьбы с преступной верхушкой, особо пристрастно взялась за весь этот сброд. Работа с мелкими бандитами больше нравилась полицейским хотя бы потому, что была им под силу. Кроме того, зрелищные захваты уличных шаек придавали блюстителям порядка гораздо больше героизма в глазах честных граждан, чем невидимая, тяжелая борьба с преступниками высокого уровня, о которых простому народу зачастую даже не было известно.
На след же гоблинга вымогателя полиция выйти не могла. Да, и не очень старалась, поскольку заявлений на него почти не поступало.
Трозгл вел скрытную, но весьма деятельную жизнь. Он собирал «дань», как делали это и его предшественники. Но собирал ее не со всех. После зачистки им Громшага, большинство предпринимателей вообще были освобождены от каких-либо незаконных денежных сборов, за что они вспоминали Трозгла лишь с благодарностью. Однако те, с кого гоблинг требовал деньги, не имели никакой возможности отказаться платить, будучи пред ним беззащитны. Впрочем, они, как правило, оказывались довольны его покровительством, поскольку желающих поживиться за чужой счет в Ваане было предостаточно.
Трозгл был настоящим одиночкой. У него не было ни друзей, ни даже приятелей. Он никогда не появлялся в питейно-игровых заведениях, где остальные бандиты просаживали свои деньги, никто не знал, где он живет, где упражняется, чтобы поддерживать форму, что, в конце концов, делает с заработанными деньгами. И подобная таинственность заставляла еще больше трепетать его врагов.
Пончу все это было известно, поскольку он любил читать серьезные газеты.
Когда гном в сотый раз выкрикивал: «Уважаемые господа, приходите к нам, делайте вклады в основание нового удела, становитесь владельцами земли!..» – из-за угла вышел Трозгл. Понч даже попятился, когда его увидел. Нет, ему было нечего бояться, ведь деньги требовались не с него, а с организации, на которую он работал; неприятное чувство вызвала сама необходимость снова общаться с этой жуткой личностью.
Ростом Трозгл был около двух метров; одет (как и обычно) в мотоциклетную куртку и штаны из толстой свиной кожи. Его до крайности невозмутимое лицо, холодный давящий взгляд из-под массивных надбровных дуг, какая-то особая непоколебимая походка, подобная неотвратимому движению морского вала, все это каждый раз вызывало у гнома внутренний трепет и желание чуть ли не сжаться в комок.
Завидев Понча, гоблинг не подал вида, что знаком с ним, он просто остановился рядом, как случайный прохожий.
– Ну, что, работа идет? – безразлично спросил он, глядя то на Понча, то куда-то в сторону.
– Да, так себе… – потупился гном.
– Деньги принес?
– Нет… – втянул голову гном. – Туч просил, чтобы ты подождал до завтра. Завтра, говорил, все отдаст.
Трозгл секунду помолчал, без выражения глядя на гнома, затеем произнес:
– Короче, слушай. Прямо сейчас бежишь к своим хозяевам и говоришь им, что долг надо отдать сегодня. После восьми я к ним подъеду; деньги уже должны быть. Будут деньги – будете работать дальше.