ИнтерЛит       НОВОСТИ САЙТА

Выпуск № 2

Новость № 1: Международный литературный клуб «ИнтерЛит» переехал! Наш новый адрес: http://www.interlit2001.com

Новость № 2 относится к изменениям в одной из важнейших рубрик — «ПОЭЗИЯ».

Во вводной части к этой рубрике мы собираемся пополнить небольшую коллекцию афоризмов о поэзии и поэтах новыми, принадлежащими нашим постоянным авторам:

Все, что слетает свыше к поэту, яростно продирается сквозь чащобу страха. Поэт вдохновлен настолько, насколько он бесстрашен.

Анатолий Сендер

Но не сочту ли творчество интригой?

Не уличу ль во лжи я ваш ответ?

Поэт, я покупаю вашу книгу

И этим угрожаю вам, Поэт.

Алла Черная

А завершим вводную часть четверостишием Ольги Коваленко:

Поэзия — это лучик

В самом начале дня.

Поэзия — это ключик

От жизни и от меня.

О. Коваленко выступает в «ИнтерЛите» в двух ипостасях — с рассказом «Праздник для трио и леса» и подборкой стихов на русском и белорусском языках.

В только что открытой рубрике «КРИТИКА И ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ» (новость № 3) «ключик» к творчеству О. Коваленко пытается подобрать Лидия Ледник:

«У каждого настоящего поэта есть свой неповторимый голос, своя нота звучания, побуждающая чувствовать в свете видения человека, с обособленным пониманием и желанием той среды, где он обитает. В поэзии Ольги Коваленко такой нотой является нота «ля», чистая, кристальная свежесть исходит от ее ритма, а звук ее способен поднять сенситивный багаж памяти, нажимая на клавиши первородности смысла, где цвет и свет задействованы в движении, где воздух насыщен запахами времени года. География действия имеет свой неповторимый портрет.

Кипят сады полесские и пенятся,

Хоть хлопья кружевные собирай.

Я в том краю лягушачьем не пленница,

Туда стремлюсь, как верующий в рай.

А чем не рай? Что в мире есть красивей,

Чем этот вот стерильный цветопад,

Где яблони, от счастья обессилев,

Чуть- чуть порозовевшие стоят?

И где на пики поднимают росы

Травинки изумрудные с утра,

Где даже в метлы связанные розги

Зазеленели в уголке двора.

Такая же трогательная, ненадуманная любовь к земле, которая взрастила и наделила исключительной силой виденья и чувствования, сквозит в другом стихотворении о Беларуси:

Ведь я твоя, взращенная борами,

Твоя всегда, от меда до полыни,

Искусана твоими комарами

И травами излечена твоими».

Поэтический сборник Ольги Коваленко называется «Двуязычная муза», а двуязычие —  сложнейший исторический фактор, повод для мучительных раздумий и — временами — причина эмоциональных взрывов.

Двуязычная муза

В мое детство неплановым грузом,

Не дающим лететь или плыть,

Ты вошла, двуязычная муза,

Не спрося разрешения быть.

Я тебя приютила. Не так ли?

Не хваля, не браня, не кляня...

Но вчера показательно, саблей,

Как лозу, разрубили меня.

Как сегодня с тобою быть мне?

Я впервые об этом, прости...

Я — лоза у дороги событий...

Сможем заново прорасти?

«Так, «непланово» и «показательно», — пишет Л. Ледник, — поэт поднимает вопрос этнической принадлежности — самим естеством своей двуязычности, не политиканствуя, выражая боль о неотвратимости судьбы в образе разрубленной лозы».

По мнению Ледник, несмотря на бедственное положение белорусского языка, «два кита, на которые опирается муза Ольги Коваленко, создают устойчивое положение в неустойчивом времени, где «язык адзiн, а мовы — дзве». И не так это просто «...спець пра Радзiму на поўную сiлу»...

А о чем «поет» сама Лидия Ледник? Об этом Вы узнаете из нашего следующего выпуска (новость № 4).

Долго метался между русским и белорусским языками другой способный лирический поэт, Леонид Голубцов.

Леонид ГОЛУБЦОВ

Из сборника «До и после»

На вольных просторах

В детстве когда-то — давно это было:

Стук вразнобой убегающих ног,

Мчалась куда-то по тропке кобыла,

Чуть поспевал вслед за ней пестунок.

Грива взметалась волною над полем,

Ветер привольный и ласковый свет,

Как тут не вспомнить, что вольному — воля,

Как тут не броситься, глупому, вслед.

Узкая тропка по спелому житу,

Облачко пыли у самой земли...

Время, как лошадь, а дни, как копыта,

Бьют по дороге и тают вдали.

Накануне весны

 Если б Вы не пришли сейчас,

Я бы подал в Верховный суд.

Опоздали всего на час —

У меня не осталось глаз —

Проглядел: так как я, не ждут.

Если б знали Вы, если б зна...

Вырисовывалась весна.

 «Леонид Голубцов родился в белорусской глубинке, — пишет о нем Анатолий Аврутин, — поэтому в его стихах нет-нет да проскальзывают типично белорусские обороты и формы слов, такие как «забыться» вместо «забыть» или «был» вместо »было» («Я метнулся был следом»)...

Но дарование — это далеко не всегда умение гладко выражаться. Голубцов умеет видеть мир по-своему — и по-своему, пусть даже чуточку косноязычно, об этом сказать. И косноязычие это в стихах Голубцова не кажется серьезным минусом, настолько они гармоничны и цельны и по содержанию, и по смыслу».

Интересно отметить: в свое время русский поэт Анатолий Аврутин тоже отдал дань белорусскому языку:

...Трудно? Трудно! Но я держусь,

Хоть круты и неверны спуски.

Ты прабач мяне, Беларусь,

Але я гавару па-руску.

О себе говорю... Иных

Занимают свои печали.

Я не бачу сваей вiны

Ў тым, што мову не захавалi...

(Отрывок из стихотворения без названия, вошедшего в книгу «От мира сего»,

Минск, «Мастацкая лiтаратура», 1991.

Мы продолжаем знакомить читателей с новым сборником стихов Анатолия Аврутина «Суд богов» (Минск, 2001).  Новость № 5: подборка поэта пополнилась еще несколькими произведениями философской лирики.

* * *

Были ветры тугие надменны и глухи,

Неразменные птицы на ветках дрожали,

Когда в сизую даль голубые старухи

Молчаливым трехперстьем меня провожали.

Колыхалось бесплотно беспалое небо,

В проводах задыхался бессмертник горячий,

И струилась листвою вчерашняя небыль

Над кривой и заплеванной будкой собачьей.

Голоса были сумрачны... Над голосами,

Прорезая простор непроглядного мрака,

Проплывали богини, светясь телесами.

И на небо затравленно выла собака.

А над всем этим ужасом полунебесным.

Непонятной отваге своей сокрушаясь,

Загорались прозренья и падали в бездну,

Оставляя на яблонях позднюю завязь.

Вы уже имели возможность прочесть в «ИнтерЛите» отрывок из поэмы А. Аврутина «Осколки разбитого века», заканчивающийся словами «Внутреннего голоса»:

Запретный плод опять надкусит Ева,

Вновь согрешит... Вновь их с Адамом — в ад.

Но это тема старого напева.

А ребра?.. Ребра все-таки болят...

А теперь Вы узнаете, что сказала

Ева — Внутреннему голосу:

После э т о г о даль фиолетова,

После э т о г о звонче трава,

После э т о г о... Мне после э т о г о

Жутко хочется на острова.

Чтобы смело бродить без исподнего,

Чтоб роса омывала лобок,

Чтобы искорки гнева Господнего

Ощущала я пальцами ног.

Чтобы встретить его, неодетого,

С дерзким взглядом, подобным лучу.

После э т о г о... Все после э т о г о...

Фиолетовой дали хочу...

Кстати, у Евы есть «прототип». Или скажем так: есть вполне конкретная «муза» — поэтесса, сочинившая на редкость красивую и выразительную строку, которая и послужила А. Аврутину толчком для написания этого отрывка. И если внимательно читать наши выпуски, имя «музы» нетрудно установить.

А чтобы совсем исчерпать тему Евы, — новость № 6: мы включили в «Копилку» отрывок из романа американской писательницы Тэйлор Колдуэлл «По эту сторону невинности»:

«...Сюжет картины был стереотипным, зато исполнение -- оригинальным, чтобы не сказать больше. Это было «Изгнание из рая»; все детали были тщательно прописаны, и в то же время персонажам был придан карикатурный характер. На заднем фоне виднелся райский сад с несколько условными деревьями. Белые и необычайно изящные, словно сделанные из фарфора, фигуры Адама и Евы выступали из окружающей тьмы. Адам, с испуганным, но любопытным лицом, быстро шагал вперед, таща за руку супругу. Все его облачение состояло из нескольких фиговых листков. Казалось, он говорил: «Хватит заниматься ерундой, спустимся на землю». Чувствовалось, что он одержим стремлением отыскать жилье и как можно скорее начать свое дело.

Однако Ева нехотя плелась позади, несмотря на мертвую хватку супруга. Она была изображена очень хрупкой и юной. Но это была лукавая, ушлая юность, не чуждая сладострастия и кокетства. Золотые волосы струились водопадом, искусно открывая одну пухлую грудь, выпуклый бок и соблазнительный изгиб бедра. Повернув к зрителям смеющийся профиль с обольстительно оттопыренной алой губкой, она поглядывала на очень красивого, мужественного и явно заинтересованного ангела, охраняющего небесные врата. На ней не было никаких листьев — ни фиговых, ни иных. То место, где полагалось находиться фиговым листкам, она прикрыла ладошкой.

Вместо того, чтобы грозно и неподкупно стоять навытяжку, высоко держа меч огненный, ангел пялился на Еву. Он воткнул меч острием в землю и с самым непринужденным видом облокотился на эфес — того и гляди подмигнет. Он был куда симпатичнее Адама: выше ростом, смуглее и мускулистее. Черные кудри обрамляли мужественное лицо воина с чувственным ртом любовника.

Картина наводила на мысль: уж не ангел ли — а вовсе не змей — вел с Евой увлекательную беседу под яблоневым деревом? Потому что у ангела был такой вид, словно он хотел сказать: «Мы еще свидимся, детка, как только я сменюсь на посту, а ты отделаешься от простофили-мужа...»

Как по-Вашему, он стоит того, чтобы на правах литературной иллюстрации войти в статью «Адам и Ева» из «Путеводителя по Библии»?

Ждем Вас на сайте:  http://www.interlit2001.com