Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Литература

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 58 RSS
←   Октябрь 2013   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://shtirov.narod.ru/index.html
Открыта: 06-04-2010

Автор
sh

Статистика

58 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Литература рассказ 'Страх'


0268.585 Страх

    Я вспомнил об одном случае, и захотелось о нём рассказать. И поневоле припомнилось и то немногое, что ему предшествовало и отравило мне  войну, поскольку с этим ощущением я прожил в ней. Но хуже всего неожиданно наступившее прозрение и вместе с ним мысль, что ничего с этим нельзя сделать, ничего, когда услышал рядом со своим ухом привычное сюсюканье жены: "А что сегодня мы будем писать?"
    Это женское сюсюканье всю мою жизнь имело надо мной власть волшебной палочки, столько удовольствия, наслаждения оно мне  доставляет само по себе, безотносительно к тому, что при этом говорится, но при этом то, что говорится, это сюсюканье заставляет меня его выполнять, не задумываясь над его содержанием. Это неожиданное прозрение настолько ошеломило меня, что я повернулся к Алисе и с выражением бескрайнего обалдения смотрел на неё. И - и тоже неожиданно для меня - я увидел, как у меня на глазах, и что я воспринял не только как то, что видят только мои глаза, меняется её лицо, подобно тому, как изменилось лицо Дориана Грея, когда он изрезал свою картину.
    ...Я тогда только-только окончил мединститут, и  наш курс отправили на фронт. Меня направили в воинскую часть номер такой-то, которая представляла собой поезд - госпиталь, который курсировал между ближайшей передовой и не слишком удаленным тылом.
    И вот наступил последний вечер перед отправлением. Разумеется, была у меня девушка, и она готовила прощальный ужин, а я крутился возле неё, очевидно, больше мешая, чем помогая ей, а она одаривала меня своим сюсюканьем. Наконец, после очередной моей просьбы, что еще нужно сделать, она, не выдержав,  отправила меня из кухни в комнату.
    В комнате сидела мать, и меня пронзило ощущение, что вид у неё как у бедной родственницы. Вместе с тем я чувствовал, как её буквально трясет, но она из последних сил держится:  её сына отправляют на фронт, и увидит ли она его еще когда-нибудь. И я понимал, что в этом заключается вся её правда.
    Через минуту в комнату влетела Алиса и встала между мной и матерью. Затем, сориентировавшись, тут же приняла предельно несчастный вид, настолько, что склонилась на колени матери, всеми силами демонстрируя собственную несчастность, настолько большую, что она требует для себя жалости к её состоянию от моей матери. От отвращения к лицедейству  Алисы я отошел к окну и стал смотреть на улицу. 
    Это соперничество Алисы с матерью за их мужчину, однако, не привело меня ни тогда, ни после ни к каким мыслям, но породило тяжелое ощущение, причины которого я не понимал или не хотел понимать и которое сидело во мне, превратившись в постоянный факт моего существования.
    Мать в войну умерла, а Алиса, как видите, и по сегодняшний день со мной. Почему? - по моей слабости к женскому сюсюканью, заменяющему мне её  реальность?
    Воинский эшелон, последнее прости и я оказался в одиночестве среди множества таких же одиночеств, пытающихся спастись от заброшенности, цепляясь друг за друга посредством разыгрывания всевозможных ролей. Впрочем, я отношусь к тем людям, к которым ощущение одиночества приходит как раз в толпе.
    Время перемещения из точки А - места моего проживания, в точку В - месту моей воинской части было отмечено одним единственным ощущением - ощущением смерти, поселившимся у меня между лопаток, но которое, как мне представлялось,   постепенно, медленно или быстро, овладеет всем этим моим телом, и тогда я исчезну. Это ощущение было настолько реальным, а не представляемым, что оно даже не вызывало страха именно от того, что в нём не было ничего от представления, ничего от чувства. Оно существовало во мне как необходимая объективная реальность, поселившаяся во мне, с которой ничего нельзя сделать, так что и мысли об этом не имеют смысла, и просто остается жить той своей частью, которая  жива, еще не умерла.
    Правда, как только я оказался в части, это ощущение не то, чтобы исчезло, но я забыл о нём и больше оно мне о себе не напоминало. Окружающая реальность требовала для себя не смерти, а жизни. Нужно было постоянно крутится, действовать, и тут было уже не до себя и не до размышлений о себе.
    И вот тут, в самое первое время, чуть ли не в первый день,  со мной произошел случай, который, наверное, и должен был произойти, когда что-то происходит в первый раз, против чего восстает твоя природа и через что ты так и не смог перейти, думая об этом, а перешел впоследствии, об этом не думая.
    Из прифронтового госпиталя загрузили очередную партию раненых. Это была моя первая ездка и я был в буквальном смысле обалдевший, плохо ориентировавшийся в том, что происходило.  Среди множества раненых оказалась девушка, почти девочка. Она была ранена в ногу, и главный врач, вручая её, среди других,  на моё краткое  попечение, сказал, что у неё высокая вероятность тромбоза, и скорее всего мы её не довезем.  И вот я должен было смотреть в глаза человеку, о котором  думаешь, что он умрет, и при этом делать вид, что ничего особенного не происходит, что всё нормально.  Это после, даже уже во второй раз, отключаешься от эмоций и начинаешь всё делать автоматически. Но в первый раз это невозможно. Я сделал ей предписанные уколы и занялся другими ранеными. 
    По ходу в поезд загружали всё новых раненых. Как мне представлялось в ту первую поездку,  творилась полная неразбериха. После бессонной ночи, проспав к утру всего часа три, я вдруг проснулся и мне неодолимо захотелось узнать, что с девушкой. Захотелось узнать и в то же самое время я не мог заставить себя пойти в вагон, в котором она лежала, и узнать, что она умерла. Всё во мне восставало против того, чтобы увидеть своими глазами смерть, что вот был живой человек и его нет. И, однако, я поднялся, и прошел в вагон и всё не мог из-за страха посмотреть на место, где она лежала. Так я прошел до её места. Оно было пусто. Я повернул назад , сделал несколько шагов, и увидел девушку с больной ногой, лицо которой мне показалось лицом той девушки; может быть, это так и было. Я подумал,  что  у неё  прошел кризис и ей стало гораздо лучше. Мне захотелось подойти к ней и сказать: "Ну, что, оклемалась?". Но чем больше я смотрел на девушку, тем больше меня останавливало сомнение. Лицо как будто было то же. Но ведь я не настолько хорошо, в той суматохе, запомнил лицо девушки. Я потоптался и ушел  из вагона.
    Так я ничего и не узнал. А, может быть, и мне и не следовало знать.

    09.10.13 г.  

В избранное