0268.440 На перроне вчерашнего дня

    Но на этот раз, в  эту вторую нашу встречу я, кажется, был вооружен. Во всяком случае, не было того всеохватывающего страха, который я испытал во время нашего тогдашнего  разговора. Во всяком случае, на этот раз я не испугался. Конечно, если бы не предшествующие мои мысли, я бы, пожалуй, всё равно не испытал бы страха, но я не знал бы, как себя вести. Чувство вины, неизвестно за что следующее за мной по пятам, вполне уравновешивалось ощущением её вины передо мной. И поэтому разговор был бы  с моей стороны  натянутым, как и во время нашего последнего  разговора с ней, и различие заключалось бы только в том, что я больше не боялся бы её, потому что в моём нынешнем состоянии она уже не была опасна для меня.
    Но перед нашей теперешней встречей меня начали посещать кое-какие мысли, кое-что недодуманное, не понятое из моего прошлого. Несколько раз в наши последние встречи она повторяла одну и ту же фразу: "Я хочу, чтобы у тебя в жизни было всё хорошо", - на что я стереотипно отвечал: "Не стоит желать хорошего человеку, в которого ничего не вложил". И эти слова были правдой. Однако они были только формальной правдой и представляли собой защиту от ощущения смысла её слов. А ощущение это заключалось в том, что она своими словами хочет  отодвинуть  меня от себя, а я этого слышать не хотел.
    А тут что-то в последнее время я раздумался относительно того, что такое была моя любовь к ней. Моя любовь к ней это был её голос. Моя любовь к ней была... чем западает мужчина на женщину? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно обратиться к женщинам, которые относятся к любви серьёзно, которые ставят её в центр своей жизни. Кто эти женщины? Анна Каренина. Госпожа Бовари. Но, как ни говори, а и Анна Каренина, и госпожа Бовари были жертвами идеи любви. Н. такой жертвой не была. Любовь не была для неё целью. Любовь была средством. Любила-то она по-настоящему, пожалуй, одного единственного человека - себя.
    У Достоевского есть замечание по поводу того, во что в мужчине влюбляется женщина. В по-особенному повязанный галстук, в необыкновенно закрученный ус, то есть как бы в фу фу, однако это фу фу вызывает такое наслаждение, от которого оторваться невозможно. Словом, должна быть у человека как-то изюминка, на которую западают. И вот Н. вполне сознательно пользовалась своими   изюминками. Как бы это сказать: вторичными половыми признаками. Впрочем, это всюду в животном мире, а человек ведь животное. Да  и невозможно без вторичных половых признаков, привлекающих партнера, потому что в противном случае как бы могло произойти соитие. Так что вполне естественно, что и я попался на крючок, то есть вот на это самое фу фу, и настолько, что заглотнул крючок полностью, настолько, что больше ничего, кроме Н., не видел. 
    И вот еще на что стоит обратить внимание: люди не слышат друг друга. Люди слышат только себя. Кончено, НЛПэшники в лице их отцов Бендлера и Гриндера говорят о том, что люди обладают различными картами мира, и это определяется их опытом. Также люди различаются различными доминирующими сенсорными системами, чем обусловлена их способность к взаимо- иди непониманию; и говорят отцы НЛП о раппорте как способе приспособления к человеку.  Другими словами, они, подобно Фрейду, строют учение, применимое ко всякому человеку. И только Милтон Эриксон говорил о том, что к человеку нужно относиться как к личности. Люди - это как бы живые реализующие себя программы, и отличие людей друг от друга заключается в том, что они представляют собой различные программы и каждый из них реализует свою собственную программу. И когда между двумя людьми устанавливаются какие-то отношения, то это не "мы", хотя нам свойственно полагать, что другой человек думает так же, как мы и преследует те же цели. Каждый человек остается один на один со своей программой, является её представителем, и программа в процессе своей реализации знает только свои собственные цели. И поэтому когда Н. говорила мне: "Я желаю тебе в жизни всего хорошего", это означало "Ему сказала я, всего хорошего", но я истины её слов слышать не хотел. То признание, которое она мне хотела "со всей возможной мягкостью" сделать, заключалась в том,  что у неё теперь своя личная жизнь, и всё то, что было, это теперь не нужно, и мы теперь "только друзья", поскольку в качестве старинного друга я её вполне устраивал, и поэтому это можно было оставить. Но я-то видел в качестве своей цели ощущения любви, которыми она меня во всё время наших отношений кормила.  Нет, конечно, если бы она прямо послала меня, я бы с этим согласился, слова прямые я вполне понимаю, но всю эту высокую культуру, когда говорится одно, а имеется ввиду другое, этого я не понимаю. Я хочу сказать, что я - человек "всё" или "ничего". Мне нужен весь человек или не нужен вовсе. Но все эти деления на друзей, любовников, мужей и т.д., вся эта жизнь во многих лицах - это не для меня. У Евтушенко есть мысль о том, что де "мы живем во множестве лиц" - одно наше лицо - это круг ближайших друзей, второе наше лицо - это отношения с властью, третье наше лицо - это отношения с коллегами по поэтическому цеху и т.д.. Лица, лица, лица - для каждой ситуации.
    Конечно, моя тупость, моё не восприятие экивоков её раздражало, и даже настолько, что она не выдерживала и у неё прорывалась правда: "у меня есть знакомый, который интересуется мной как женщиной" - я пропускал эту правду мимо ушей. Когда же я начинал выказывать раздражение половинчатым характером наших отношений, она раздражалась в свою очередь: "Если я не ошибаюсь, ты хочешь войти в нашу семью". Мол, как ты смеешь голос повышать.  Но, увы, она ошибалась, а ошибалась она потому, что человек вообще может рассуждать только категориями своей программы. Война у меня шла не между мной и Н, а между мной и ощущением любви, которое я испытывал при виде её. Но так как я - человек, который "не поступается принципами", то я и оказался где-то посередине, и теперь война, которая у меня шла, это была война между принципами и ощущением любви, и задача, которая передо мной стояла, это победить действие на меня "вторичных половых признаков" Н, то есть затормозить их действие. А сделать это можно было только одним способом - лишив инстинкт активизировавшего его предмета потребления. Необходимо было прервать любую связь с Н, что  Н не нужно было.
    Но самое сложное - принять решение. Когда решение принято, думать больше не о чем, нужно решение просто выполнять. 
    И вот я понял, наконец, в чем заключались наши отношения. У каждого из нас была своя жизнь, и мы пересеклись всего лишь в маленькой точке. Для меня это была точка "её вторичных половых признаков", для неё это была точка извлечения из того, что я на неё подсел,  тех или иных удобств, и не более того. То есть если у меня к ней было инстинктивное отношение, то у неё ко мне - умственное, впрочем, тоже сидящее на инстинкте. 
    Всё держалось на этой маленькой точке, а в остальном у каждого была своя жизнь, и эти две жизни ни в чем больше не пересекались.
    И вот неожиданно встречаю Н. на Большой Садовой. Лицо её расплылось в привычной радостной улыбке. В общем, мы теперь были вполне посторонние друг другу люди, и то единственное, что нас связывало, было наше общее прошлое. И по её лицу видно было, что это прошлое вызывало в ней приятные воспоминания. "Ты хотел бы позвонить к ней, к Н., в прошлое?" И во мне всплыло отчетливое, очищенное от наслоений ощущение любви. Но это ощущение любви существовало теперь само по себе, без своего объекта. Я покачал головой. "Почему?"-спросила она. "Потому что мне было бы очень стыдно перед нею за себя.  За свою глупость." Она  внимательно взглянула на меня: "Поумнел, что ли? Да не может быть. Люди не меняются"-"А вдруг?"- сказал я. Она откровенно и с удовольствием расхохоталась: "Если бы ты только знал, какой ты был дурак!" Подумала, и, словно рассуждая с самой собой, раздумчиво повторила: "Да нет, люди не меняются." Я почувствовал, что она уже где-то далеко от меня, в другом своём мире. Мы попрощались. Я смотрел ей вслед. От меня уходило моё прошлое, и вместе с ней уходила от меня моя такая прекрасная глупость.

Бессмертие

   Люди стремятся к бессмертию. И мне всегда казалось, что это высшее стремление людей, их высшая идея - стать бессмертными. И мне казалось, что я разделяю эту идею. И вдруг мне открылось, хотя, разумеется, я знал это и раньше, как знаете это и вы: да ведь человек и без того бессмертен, и он бессмертен гораздо более мудро, чем этого хочется людям. Бессмертие человека заключается в том, что человек рождается и рождает других людей. Каждый человеческий экземпляр - это сгусток энергии, который человек расходует в процессе жизни, и когда он израсходовал  свою жизненную энергию, он умирает.
    Человек родился. Как-то распорядился своей жизнью и умер, и  его место заняли другие экземпляры людей, которые точно также породят новые экземпляры и которые точно также как-то распорядятся отпущенным им количеством жизненной энергии, и когда она закончится, умрут.
    Отработавшие свой срок машины идут в утиль, а произведенные ими  новые машины колесят по дорогам жизни. И так будет всегда.
    В этом и состоит бессмертие человека

Обида

   Экзамен по логике. Явился первым. Чувствую себя вполне уверенно. Постепенно выстраивается за мной очередь. Наконец, пришел Ефим Яковлевич, смотрит на меня, и я вижу, как лицо его краснеет, покрывается белыми пятнами, и он приглашает стоящего за мной студента. Когда студент выходит и я пытаюсь зайти, Ефим Яковлевич делает отстраняющее движение рукой, и лицо его при моём виде  снова покрывается пятнами  отвращения, и он  приглашает следующего студента. Так повторяется раз за разом, и я пребываю в полном недоумении, поскольку никаких своих грехов по отношению к Ефиму Яковлевичу обнаружить мне не удается.
    Когда за мной почти никого не остаётся, я созреваю для поступка, и когда выходит от Ефима Яковлевича очередной студент, я, не обращая внимания на ставшее синим лицо преподавателя и его протестующее движение, решительно вхожу в аудиторию и сажусь напротив. "Вы проштудировали оба тома Гильберта и Бернайса?" - " Просмотрел". Неожиданно Ефим Яковлевич встал взял меня под руку и начал ходить: "Вот видите, выдающееся произведение, а вы всего лишь просмотрели. И, конечно, Генцена в подлиннике не читали. О, Генцен, о, выдающийся логик! Да, я слышу, что вы читали кое-что в переводе. Но что такое перевод? Сколько перевод теряет! И, конечно, "Введение в метаматематику" Клини вы тоже "просмотрели", и, разумеется, в русском переводе. А читать литературу нужно на языке оригинала".  Ефим Яковлевич продолжал ходить, закатывая глаза и задыхаясь от восклицаний. Перебрав  Тарского, Геделя и еще с десяток логиков и сопроводив их имена охами и ахами, он, наконец, возвратился к столу с неестественным лицом, выражающим очевидно божественное состояние, предполагающее сияющий нимб вокруг головы, и разрешил взять билет. Я ответил на вопросы билета. "Вот видите,- тяжко вздыхая, заговорил Ефим Яковлевич.- только учебной программой вы себя и ограничиваете. А так нельзя". Я подумал, что Ефим Яковлевич сейчас снова ударится в фамилии, может быть, что-то такое отразилось в моём лице. "Ну, так и быть, - я хитро смотрел в глаза Ефиму Яковлевичу, уже решив про себя, что я сделаю, если он поставит тройку. Ефим Яковлевич, озабоченно взглянув на меня, написал  "хорошо"
    Я вышел из аудитории. "За что он к тебе прицепился?"-спросила Скрипкина. Вместо меня ответил Иван: "За что, за что. Нечего было поправлять Ефимку во время лекции." Я недоуменно смотрел на Ивана. Иван пояснил: "Ну, ты и пень.  Пора бы догадаться,  что Ефим  и  Фома Опискин - одно и то же".  Я сказал: "А Фома Опискин - это кто?" Иван безнадежно вздохнул, и вместо ответа  заметил: "Внимательнее нужно быть к людям, уважать их самолюбие".

   10.05.12 г.