Я в снегу подтаявшем,
около ствола,
гладенькую, мокрую
шишку подняла.
А теперь в кармане
я её ношу,
выну, полюбуюсь,
лесом подышу.
Выну и порадуюсь,
что тогда, в лесу,
может быть, последнюю,
может, предпоследнюю,
а может быть, просто
встретила весну.
Там в снегу лосиные
глубокие следы,
как ведёрки синие,
полные воды,
свежие проталины,
муравьи у пня, –
маленькие тайны
мартовского дня.
Даниил Андреев
из цикла «Босиком»
Вот блаженство – ранью заревою
Выходить в дорогу босиком!
Тонкое покалыванье хвои
Увлажнённым
сменится песком;
Часом позже – сушью или влагой
Будут спорить глина и листва,
Жесткий щебень, осыпи оврага,
Гладкая,
прохладная
трава.
Если поле утреннее сухо,
Что сравнится с пылью золотой?
Легче шёлка, мягче мха и пуха
В колеях
её нагретый слой.
Плотным днём, от зноя онемелым,
Бросься в яр прозрачный… и тогда
Плеском струй у пламенного тела
Запоёт
прекрасная
вода,
И когда, языческим причастьем
Просветлён, вернёшься на песок –
Твоих ног коснётся тонким счастьем
Стебелиный
каждый
голосок.
Если же вечерние долины
Изнемогут в млеющей росе,
И туман, блаженный и невинный,
Зачудит
на сжатой
полосе –
Новый дух польётся по дороге,
Кружится от неги голова,
Каждой капле радуются ноги,
Как листы,
и корни,
и трава.
Но ещё пленительней – во мраке
Пробираться узкою тропой,
Ощущая дремлющие знаки
Естества –
лишь слухом и стопой.
Если мраком выключено зренье,
Осязаньем слушать норови
Матерь-землю в медленном биенье
Её жизни
и её любви.
Не поранит бережный шиповник,
Не ужалит умная змея,
Если ты – наперсник и любовник
Первозданной силы бытия.