В тот вечер не гудел стрельчатый лес органа.
Нам пели Шуберта – родная колыбель!
Шумела мельница, и в песнях урагана
Смеялся музыки голубоглазый хмель!
Старинной песни мир – коричневый, зелёный,
Но только вечно-молодой,
Где соловьиных лип рокочущие кроны
С безумной яростью качает царь лесной.
И сила страшная ночного возвращенья –
Та песня дикая, как чёрное вино:
Это двойник – пустое привиденье –
Бессмысленно глядит в холодное окно!
Женский голос как ветер несётся,
Чёрным кажется, влажным, ночным,
И чего на лету ни коснётся –
Всё становится сразу иным.
Заливает алмазным сияньем,
Где-то что-то на миг серебрит
И загадочным одеяньем
Небывалых шелков шелестит.
И такая могучая сила
Зачарованный голос влечёт,
Будто там впереди не могила,
А таинственный лестницы взлёт.
Ты тихо окликаешь душу
И, ускользая из оков,
Вселенской тиши не нарушив,
Она идёт на тайный зов.
О, Боже праведный, как точно
Ты видишь там, где так темно!
Я плачу, плачу оттого что
Мы, наконец, с Тобой одно…
II
Мы, наконец, слились в объятьи
И нас уже не различишь.
Какою тайной благодатью
Полна светящаяся тишь!
И ничего родней и ближе
Тишайших звуков этих нет.
Я в темноте кромешной вижу,
Я осязаю сердцем свет.
III
Найди меня во мне самой.
Я вышла вон. Закрылась дверца.
Всё, всё вокруг объято тьмой,
И только всюду бьётся сердце.
А я сама отделена
От сердца собственного… Боже!
Не знает тьма границ и дна.
Но Ты всё видишь, Ты всё можешь.
О, тот глухой, глубинный звук –
Вселенского прибоя волны –
Потерянного сердца стук.
Призыв Твой посреди безмолвья…