Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Поэзия Новой Эпохи

  Все выпуски  

"Вначале было Слово..." Н.Д.Спирина о своём любимом искусстве (I)


Информационный Канал Subscribe.Ru

 

ПОЭЗИЯ НОВОЙ ЭПОХИ

Поэзия, созвучная с Учением Живой Этики (Агни Йогой).

 

4 мая - День рериховской поэзии

Живая Этика причастна ко всем высоким искусствам, и в той или иной форме её идеи отражаются и в поэзии, и в живописи, и в скульптуре, и в музыкальных произведениях, поднимающих дух.

В поэзии мы находим её мысли, её призывы, её образы. Мы радуемся этим созвучиям и собираем их для ещё большего приближения к Учению Новой Эпохи.

Н.Д.Спирина

"Вначале было Слово..."*

Н.Д.Спирина о своём любимом искусстве

Сколько я себя помню, когда я стала понимать слова, с очень, конечно, раннего возраста, с тех пор я и полюбила поэзию. Мать постоянно мне читала какие-нибудь прекрасные стихи - Пушкина, Лермонтова, сказки их, "Басни" Крылова, и я упивалась ими, может быть, не понимая ещё точно смысла, но самый звук, ритм, рифма меня восхищали, и я всегда просила: «Читай, почитай мне ещё». И вот любовь к поэзии началась даже не скажу с какого возраста, - как я слово стала понимать, и слово для меня всегда было самым высоким выражением искусства. А потом уже шла музыка, живопись; мы имели много альбомов, репродукций, всё это я любила рассматривать, но поэзия была самым любимым выражением творчества. Я много запоминала наизусть без всяких усилий со своей стороны. Те стихи, которые мне звучали, запоминались на всю жизнь, особенно Пушкин.

Но Лермонтов меня затрагивал ещё больше, чем Пушкин, каким-то своим необыкновенным драматизмом и особым чувством природы, и вообще чувствованиями очень глубокими, проникновенными. Его судьба была ещё тяжелее, чем судьба Пушкина, и оба они были обречены на раннюю гибель. Это тоже накладывало отпечаток на их творчество и придавало какое-то особое значение всему, что они писали. Их предвидение своей кончины было характерной чертой для больших поэтов. Например, Николай Гумилёв очень детально описал картину своей гибели.

Творчество Лермонтова мне больше звучит, его тематика больше затрагивает сердце.

Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.

Эта фраза — «И звезда с звездою говорит» — в своё время так восхитила Паустовского, что он в одной из своих статей признал её лучшей во всей русской поэзии. «В небесах торжественно и чудно, спит земля в сияньи голубом...» Это чувство неба и земли, природы, необычайно красиво выраженное, необычайно глубокое, конечно, не может не трогать и не впечатлять. Чувствуешь и эти звёзды, и небо, и эту дорогу в тумане горную, дорогу, по которой он шёл. О звёздах в некоторых других местах Лермонтов так говорит: «Как ночи Украйны в сиянии звёзд незакатных» — незакатные звёзды. А в другом месте, в стихотворении «Пророк», он говорит: «И звёзды слушают меня, лучами радостно играя». Звёзды принимают участие во всём, являясь частью мироздания.

«Я — вы, вы — Я — частицы Божественного Я», — сказано в Учении Живой Этики, и звёзды — тоже частицы «Божественного Я», и мы, как и они, тоже Его частицы. И это сродство чувствуется особенно у Лермонтова.

Трудно представить себе, что человек, не любящий поэзию, мог бы принять Живую Этику. Также человек, живущий Живой Этикой, не может не любить поэзию. Потому что Живая Этика — это тоже поэзия, в самом высоком смысле слова. Сколько в ней метафор, сколько в ней притч, образов чисто поэтических! И если бы мы поэзию не чувствовали, то многое в Учении Живой Этики не смогли бы воспринять, особенно в первых книгах, главным образом в «Зове». Но и в других книгах Учения встречаются такие поэтические перлы, которые можно признать и полюбить только уже имея поэтическую подготовку, зная и любя поэзию с давних пор. Всё это — грани единой Красоты.

Поэзия — это мышление образами, как сказал один из литературных критиков. Очень часто и в Евангелии, и в Живой Этике, и в священных писаниях других народов имеются притчи, то есть образная речь. Христос говорил народу притчами и только ученикам открывал тайный смысл своих поучений. Притчи могут являться частью поэзии. Они очень приближают к этому искусству.

Метафора — это когда что-то говорится не прямо, но образно. Например, Н.Гумилёв так описывает Красное море: «Красное море, акулья уха». А если говорить обычным языком, прозаическим, то можно было бы сказать: «В Красном море водится очень много акул». Это не особенно интересно читать — просто географическое описание. Но когда он говорит «акулья уха», вы представляете, как это море просто кишит акулами. И в двух словах вырисовывается целая картина. Это — метафора. Или как он про свою любимую Африку говорит: «О тебе, моя Африка, шёпотом в небесах говорят Серафимы». Это такая невообразимая страна, что даже Серафимы не могут о ней громко говорить, они потрясены!

Оглушённая рёвом и топотом,
Облачённые в пламя и дымы,
О тебе, моя Африка, шёпотом
В небесах говорят Серафимы.

И твоё раскрывая Евангелье,
Повесть жизни ужасной и чудной,
О неопытном думают Ангеле,
Что приставлен к тебе, безрассудной. (...)

Обречённый тебе, я поведаю
О вождях в леопардовых шкурах,
Что во мраке лесов за победою
Водят полчища воинов хмурых;

О деревнях с кумирами древними,
Что смеются улыбкой недоброй,
И о львах, что стоят над деревнями
И хвостом ударяют о рёбра.

Они сердятся, но он их не боится. В другом месте он говорил:

Вечерами к нам подходили львы,
Но трусливых душ не было меж нас.
Мы стреляли в них, целясь между глаз.

Вот эти его африканские образы одновременно и метафоричны, и очень жизненны. А метафора — это совершенно неотъемлемая принадлежность поэзии.

Есть поэты, из творчества которых я знаю всего несколько стихов, но они бесконечно восхищают меня. Так, например, у зарубежного русского поэта Георгия Иванова есть дивное стихотворение о Лермонтове, которое меня очень трогает необычной формой своего отношения к великому поэту.

Мелодия становится цветком.
Он распускается и осыпается,
Он делается ветром и песком,
Летящим на огонь весенним мотыльком,
Ветвями ивы в воду опускается.

Проходит тысяча мгновенных лет,
И перевоплощается мелодия
В тяжёлый взгляд, в сиянье эполет,
В рейтузы, в ментик, в «ваше благородие»,
В корнеты гвардии. А почему бы нет?

Туман. Тамань. Пустыня внемлет Богу.
Как далеко до завтрашнего дня!
И Лермонтов выходит на дорогу,
Серебряными шпорами звеня.

Это настолько великолепный поэтический образец метафоры, когда прозвучавшая мелодия когда-то, в каких-то необозримых веках прошлого претворяется в живой образ поэта.

Два стихотворения на тему «Пророк» Пушкина и Лермонтова особенно потрясают тем, что они написаны об одном и том же — явлении пророка среди людей и что происходит в связи с этим. Я не знаю по датам, но думаю, что сначала был написан «Пророк» Пушкина и вслед за ним, буквально в том же размере, тем же четырёхстопным ямбом был написан «Пророк» Лермонтова. И Лермонтов как бы продолжает тему о том, что происходит с пророком. Сначала Пушкин рассказывает, как возникает явление пророка. И вслед за этим, как продолжение, — «Пророк» Лермонтова: что случается после того, как человек становится пророком.

А.С.Пушкин

ПРОРОК

Духовной жаждою томим,
В пустыне мрачной я влачился,
И шестикрылый серафим
На перепутье мне явился;
Перстами лёгкими как сон
Моих зениц коснулся он:
Отверзлись вещие зеницы,
Как у испуганной орлицы.
Моих ушей коснулся он,
И их наполнил шум и звон:
И внял я неба содроганье,
И горний Ангелов полёт,
И гад морских подводный ход,
И дольней лозы прозябанье.
И он к устам моим приник,
И вырвал грешный мой язык,
И празднословный и лукавый,
И жало мудрыя змеи
В уста замершие мои
Вложил десницею кровавой.
И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнём,
Во грудь отверстую водвинул.
Как труп в пустыне я лежал,
И Бога глас ко мне воззвал:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею Моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».

М.Ю.Лермонтов

ПРОРОК

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока.

Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.

Посыпал пеплом я главу,
Из городов бежал я нищий,
И вот в пустыне я живу,
Как птицы, даром божьей пищи;

Завет предвечного храня,
Мне тварь покорна там земная;
И звёзды слушают меня,
Лучами радостно играя.

Когда же через шумный град
Я пробираюсь торопливо,
То старцы детям говорят
С улыбкою самолюбивой:

«Смотрите: вот пример для вас!
Он горд был, не ужился с нами:
Глупец, хотел уверить нас,
Что Бог гласит его устами!

Смотрите ж, дети, на него:
Как он угрюм, и худ, и бледен!
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!»

Как сочетается поэзия с Живой Этикой? Благодаря поэзии мы научаемся любить Прекрасное: природу, высокие чувства, звёзды, всё мироздание... И поэзия, и Живая Этика совершенно неотделимы, потому что и Живая Этика — это высочайшая философская поэзия. Философия тоже может быть поэтична, когда она выражает высокие идеи мироздания. Ведь очень важно то, как выразить эти идеи, чтобы они вдохновляли и устремляли ввысь. И в Живой Этике много примеров вдохновенной поэзии.

Предназначение поэзии будущего — воспевать всё самое высокое, самое нужное, самое прекрасное! Она не будет служить выражению вульгарных, обывательских, скоропреходящих чувств, хотя это тоже людям импонирует, им хочется и свою земную любовь воспеть, но это уже будет поэзия иного уровня. А самый высокий вид поэзии, конечно, будет духовная поэзия, и образцы её мы уже имеем в древних писаниях; и сейчас тоже пытаемся писать на духовные темы.

Созерцание картин Николая Рериха вдохновляет на написание стихов духовного порядка. Бывает, что невозможно выразить свой восторг, своё восприятие его картин простой прозой. Они, конечно, очень вдохновляют на высокий лад. А самое главное — это мысли, находящиеся в Учении, которые просятся быть выраженными в торжественной стихотворной форме.

Многие люди, прикоснувшиеся к Учению Живой Этики, пытаются писать на темы Учения, не соблюдая должной формы, присущей стихам. Содержание у многих этих стихов прекрасное, оно как бы пересказывает мысли Живой Этики, но форма этих пересказов не отшлифована, не отработана, и это препятствует достойному восприятию их содержания. Мне категорически строго сказал мой руководитель Борис Николаевич Абрамов, что если я взялась писать стихи на темы Учения, то я обязана стараться, чтобы их форма соответствовала содержанию и чтобы не было изъянов в ритме и форме данных стихов. Елена Ивановна Рерих писала о моих «Каплях»: «Чую Источник их», но я понимала, что необходимо, чтобы этот Источник был выражен максимально достойным образом. И с меня очень строго это спрашивалось Б.Н.Абрамовым. Поэтому каждую «каплю» я пишу очень долго, шлифую, подыскиваю нужные, самые оптимально подходящие размеры, рифмы. Если бы кто-то видел мои черновики, работу над каждым стихом! Это не делается так просто — вдохновилась и написала. Это было бы слишком примитивно.

Я читала и продолжаю читать литературу по теории стихосложения, обогащаюсь новыми идеями касательно разнообразия формы. Это до сих пор даёт мне нечто новое в сфере работы над стихом, какие-то интересные примеры различных поэтических приёмов. Как и в каждом искусстве, в поэзии имеются свои приёмы, их надо изучать, чтобы избежать дилетантства и безграмотности в этом деле.

В своём «Слове о стихах» я говорю о том, что поэзия является высшим из видов искусств, потому что она объединяет в себе разные виды искусств, то есть является как бы синтезом их. Музыка в поэзии выражается в ассонансах, аллитерациях, звуковых повторах, рифме и ритме. Это всё — музыкальные понятия. Даже рифма проявляется в музыке в очень своеобразной форме. А главное — само звучание, подбор гласных и согласных букв. «О рае Пе'ру орут перуанцы», — пишет Маяковский, и вы слышите, что они действительно орут — «о рае Перу». Анна Ахматова пишет: «На маленьком столе стаканы ледяные» — и мы чувствуем холод содержимого этих стеклянных стаканов. «...В тиши неслышно, бесшумно шуршат камыши» (К.Бальмонт); «Шелест шёлка, шум и шорох в мягких пу'рпуровых шторах» (Э.По) — в последнем отрывке мы чувствуем нечто таинственное, ночное. Подобные примеры относятся к приёмам звукописи и в чём-то сближают музыку с поэзией. Вспомним «Лунную сонату» Бетховена. Первая её часть лирическая, задумчивая, философская, очень глубинная. Вторая скорее танцевальная, а третья — бурная, страстная, стремительная, как поток, «смывающий всю пыль и плесень... О, этот неземной глоток — как он целителен, чудесен!» Так что все эти виды искусства, безусловно, смыкаются и имеют одну общую родину — Красоту. Но поэзия в наибольшей степени вмещает все остальные виды искусства.

Продолжение в следуещем выпуске

ПОЭЗИЯ - новый раздел на сайте Сибирского Рериховского Общества.


Сибирское Рериховское Общество.
Новосибирск. Тел. (383-2) 180-671, 10-34-55
www.sibro.ru   E-mail: sibro@ngs.ru



http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Отписаться
Убрать рекламу

В избранное