Осинники да черные стога.
Забор нависшей над обрывом дачи.
Да синим льдом обмерзли берега.
И белый луг ветлою обозначен.
И с высоты — туманным молоком
Подернуты леса, овраги, реки...
А здесь, в церквушке,— выставка икон,
Написанных в каком-то дальнем веке.
Какое буйство красок и любви,
Какие удивительные блики!
Не верится, что созданы людьми
Бессмертные возвышенные лики.
Каким путем сюда они пришли
И почему их власть с веками крепла?
Их на кострах совсем недавно жгли.
Но вот они — восставшие из пепла.
И снова нынче, семь веков спустя,
В сиянии из золотистых пятен
С какой тревогой за свое дитя
Владимирская смотрит Богоматерь!
Что вдохновляло древних мастеров,
Что виделось им в окна слюдяные?
Конечно, бог — задумчив и суров.
Но и простые радости земные.
Далекое предчувствие весны.
Любовь, что так кротка и терпелива.
Тревожный ветер.
Мокрый ствол сосны.
И эта даль холодная — с обрыва.
За мельканьем волшебных узоров
Я слежу в заколдованной мгле,
И моих очарованных взоров
Не прельщает ничто на земле.
Обаянья мои как вериги,
Я страданий моих не боюсь.
Мудрецам, изучающим книги,
Я безумцем порочным кажусь.
Но моя недоступна ограда,
Стережет меня крепко печаль.
И в печали, и в тайне - отрада,
И надежд простодушных не жаль.
