Самолет летит на Вест,
расширяя круг тех мест
- от страны к другой стране,-
где тебя не встретить мне.
Обгоняя дни, года,
тенью крыльев "никогда"
на земле и на воде
превращается в "нигде".
Эта боль сильней, чем та:
слуху зренье не чета,
ибо время - область фраз,
а пространство - пища глаз.
На лесах, полях, жилье,
точно метка - на белье,
эта тень везде - хоть плачь
оттого, что просто зряч.
Частокол застав, границ
- что горе воззреть, что ниц,-
как он выглядит с высот,
лепрозорий для двухсот
миллионов?
А ведь старик Гомер был когда-то молодым человеком.
Он пел о могучем Ахилле, хитроумном Одиссее и Елене -
женщине мифической красоты.
- Вы знаете, в этом Гомере кое-что есть,- говорили
древние греки.- Но пусть поживет с наше - посмотрим,
что он тогда запоет.
И Гомер жил, хотя многие теперь в этом сомневаются.
И он пел - в этом теперь не сомневается никто. Но для
древних греков он был просто способный молодой поэт,
починивший пару неплохих поэм - "Илиаду" и "Одиссею".
Ему нужно было состариться, ослепнуть и даже умереть,
для того чтобы в него поверили.
Для того, чтоб сказали о нем:
- О, Гомер! Он так хорошо видит жизнь!
