"Любовные странности..."

Всем привет. Здравствуйте. Написал один раз и то-то пропало. Пишу снова. Если
придёт во второй раз - прошу извинений.
Итак, лето, дела, заботы, вирус из каких неведомо краёв, всё просил раскрыться.

Сегодня событие в памятный для всех день 17 августа. День рождения у меня. да,
да.
Подарки складывайте в прихожей-))
Всем терпеливым рассказ на вечную тему:


Валерий Егоров.

                                                         “Let it Be…”
                                           (фантазии на заданную тему)

“ И какова же будет моя роль в пьесе, которая всегда находится в состоянии обновления?
– Все дороги идут из прошлого, но не все ведут в будущее…”

                                                                           
                  (Хорхе Анхель Ливрага)
Шаг за шагом…

       …Она вшагнула в отделение ИТАР, в больничном простонародье именуемой
 как "реанимашка" своими длинными стройными ногами, слегка прикрытыми лёгкой,
полупрозрачной тканью белого халатика. Фигурка ... Попка…Ангельское личико,
обрамлённое пухом светлого каштана, реснички, как-то уж очень неестественно
высоко загнутые кверху, под которыми прятались… да нет, не прятались, а наоборот,
выделялись, подчёркивались, лучились глаза серо-зелёного цвета…
        Мужики как-то все подобрались. У кого расширились плечи, уже давно безразлично
опущенные долу, нагруженные привычкой постоянного контакта с экстремалом,  кто-то
подобрал свой живот – признак авторитета среди народов Кавказа, рыхлым рюкзаком
опоясывающего место, где по всем признакам строения тела должна была быть талия,
но она где-то и когда-то затерялась, раскормленная нерегулярностью и обилием
приёма, как «на грудь», так и в желудок – всяких углеводов, рыбы вяленой и сушёной,
пива, водки… Даже зав. - ветеран анестезиологии – реаниматологии, Сергей Аркадьевич
Губанин, за глаза прозываемый «старый», обновил  изрядно потрёпанный, заплесневелый
от безвостребованности, запас презервативов, прятавшихся в его записной книжке,
по старой памяти, а может в подсознательном ожидании чуда.  И репался от времени
и бездействия силикон изделия № 1, тёр и тёрся он меж бумажных страниц той книжки,
а совсем не ТО и не ТАМ, для  чего было его, изделия, предназначенье. И вот
оно чудо, вот оно, что-то происходящее среди много предсказуемого… Та, что вошла,
та, что вшагнула…

И выбираем невпопад…

        Как-то так получалось по жизни, что Савелий всегда подсознательно выбирал
самую красивую женщину, - «ЕЁ», среди любого коллектива, где ему доводил случай
находиться.
       Память сохранила обрывки воспоминаний детства. Тогда… да, уже тогда,
ещё в детском садике, когда ему было  лет около трёх, он запомнил своё первое
такое притяжение к существу другого пола. Звали девчонку Оля. Только это имя,
да подсознательное ощущение чего-то красивого, непонятно-приятного осталось
с тех времён. Играя с ней рядом в песочнице, Савва, всегда стремился  чем-то
к ней прикоснуться, приблизиться, может быть, потрогаться пальцами за лёгкие
пушинки длинных волос цвета зрелой пшеницы, выбивающиеся из её тщательно заплетённой
косички. Но как всегда случается, та первая любовь закончилась потерей, оставив
о себе память в виде болезненной зарубки на сердце: « и перевели её в новый
детский сад…»
         После, в школе, в начальных классах, любовь к «НЕЙ», оборачивалась
в романтическую упаковку ожидания и сладостного вожделения девчонки с передней
парты. Савва, теряя нить объяснения учителя, отключался от окружающего и смотрел
на неё, девочку Лилю. Смотрел на её короткую стрижку чуть с рЫженкой, маленький,
вздёрнутый носик, нежные розовые ушки, одно из которых она, бывало, в нетерпении
теребила, видимо, подсознательно ощущая его, Саввы, влюблённый взгляд, но оглядывалась
редко. А если и оглядывалась, то не замечала, или не хотела замечать Савву.
Ну не выдался он ростом в детстве, лицо было слишком уж, для мальчика миловидным.
Его, ещё долгое время, пока черты лица не приобрели некоторую мужскую угловатость,
периодически окликали где-нибудь среди толпы общественного транспорта: «девушка,
предайте на билет».
         Изредка, среди сверстников, свою принадлежность к другому полу, ему
приходилось доказывать костяшками кулаков, разбивая их об ухмыляющиеся, доставшие
его физиономии. Это Савва просто жутко не любил: кого-то бить. Никогда не нападал
первым, всегда старался решить дело миром. Но, к сожалению, наш мир населён
тем большинством, которым он не нужен, этот самый мир. Ссоры, драки, битвы,
войны, постоянная дисгармония, среди которой и предпочитает жить большинство
жителей планеты, по крайней меры в той её части, где пришлось и приходится жить
Савве.
        А ведь большую часть разных конфликтов провоцируют всё-таки они – женщины,
он – их пол, «слабых» существ. Нет?! –  Так, оно, так! Стоит взглянуть на историю
разных стран, народов… Да что там народов, вы вспомните свою историю жизни.
Как девчонки хвастаются друг перед другом в школьных уголках, где, собравшись
в воркующий кружок, рассказывают, кто, сколько и где за них бился? Потом, повзрослев,
при встрече с подругами хвастаются своими победами над «этими лохами». Сколько
смогли «снять» денег, «зелени», для себя, чтобы навесить на разные свои телесные
части изделий из рыжего металла. Рассказывают как та, или другая: «этому дала,
этому дала, а тому, что без средств, но уж очень умному и даже желаемому – не
дала…»  Чем больше шума, мишурного блеска, драк и суеты вокруг доступа к её
телу, тем она (большинство тех, кто она, исключения – бывают…) более ценна в
глазах представительниц своего рода. И часто, тот, кто не нравится другим, её
подругам, он и перестаёт нравиться  ей. Хотя, кажется, так его хотела, так добивалась…
Но вот, гнёздышко свито, набито мишурой, не хуже чем у подруг, а то и лучше…
И что? – А то, что хочется чего-то необыкновенного… Чтобы понять или получить
представление, что же это такое: «необыкновенное» - самой надо быть необыкновенной.
Но всё потеряно, если и было, (а было ли?) в борьбе за м и ш у р у!!!
       Не зря, кто-то сказал, что курица, снёсшая яйцо, кудахчет так, как будто
снесла целую планету. Чаще весь шум, вся суета: из ничего…
«Из ничего, и выйдет: ничего…»

        Годы шли. Савва познавал жизнь через общение с ними – девчонками, девушками,
женщинами… Притяжение пола сильно, обладание – желанно, достижение – пусть краткое,
но блаженство! Тянуло к НЕЙ – самой красивой, самой стройной, самой умной, самой
сладкой, самой понимающей… Самой, самой, самой…  Всё в розницу, всё в разброс,
никогда: «всё вместе»… “Never say never” –(никогда ни говори: никогда?!) Может
быть и так?! Но когда есть всё, то не хочется ничего, а когда ничего не хочется,
то уже не можется, не делается, не живётся… Поэтому, пусть уж у них, тех, кто
она,  всегда чего-то: не хватает! Даже если и просто «зимою – лета, а осенью
– весны…»
Время играется осенью в лето…

        В жизни Анны случалось всякое. Взлёты, падения, потери,  находки, разочарования
и очарованность… Бывала не раз на грани, уже в полшага… шаг за чертой, там,
где оно – другое, может и прекрасное, но ДРУГОЕ! А чтобы зайти за ту черту,
за ту портьеру, за сцену, покинуть этот театр, именуемой жизнью, ты должна,
должен сыграть свою пьесу до конца. Может быть, не обязательно дождаться или
заслужить аплодисментов зрителей, но отыграть всё тебе предназначенное великим
Режиссёром, до последнего слова, до последнего чувства, до последнего ощущения…
Иначе ты будешь участником совсем другой пьесы, всегда наготове припасённой
для переступивших не вовремя. А выбор? – выбор он у тебя всегда есть!
       И к каждому «да», приготовится: «нет»…

       Теперь у Анны - сестринская практика. Закончила три курса меда, и лето
провела сказочно: довелось многое посмотреть, ощутить, почувствовать… Прошлась
по мостовым туманного Альбиона, послушала Биг-Бен, посмотрела на окно Шерлока
Холмса, что на Бейкер-стрит. Среди кораллов Средиземноморья плавала, облачившись
в акваланг и лёгкий резиновый полукостюм, даже смогла отломить, нарушая законы,
красивый кусочек розового коралла, и теперь его веточка стоит дома, найдя пристанище
на мониторе компьютера.
       Как смогла? – а вот, смогла. Если красивой девушке предлагают услуги
богатые дядьки, почему бы и нет? И дядьки разные… впрочем, почему дядьки? –
Просто нормальные мужчины! Умеют «жить», умеют заработать, умеют потратить своё
заработанное, пусть и непонятным, нечестным путём. В стране бывших советов,
все научились давать советы, но мало тех, кто может что-то делать, что-то уметь…
Отучили. Били по рукам, голове, другим частям и составляющим…
В «э т о й» стране никогда не работали законы, что издавались на бумаге. Основной
закон жизни – «ты мне – я тебе», «по понятиям» – всем понятный, всеми в той
или иной мере применяемый. И только соблюдая этот закон здесь можно выжить.
Нет не жить, живут не здесь, живут, где-то там, за… Где за? Как там говорил
незабвенный Бендер? – « Заграница – это миф о загробной жизни, кто туда попал,
никто не вернулся» – поэтому, как там это всё за? - Внешний лоск, прилизанность,
антураж. А проблем хватает везде. Поэтому я не про то, как оно ТАМ, я про то,
как оно здесь.


         А здесь, вот так:
         В институте, когда проходили клинические дисциплины,  посещали и отделения
и операционную, но всё это как-то наскоком, мельком, как на экскурсии.
Экскурсовод-преподаватель, сам редко посещал эти палаты, и операционные боксы
в качестве активного сотрудника, так как большую часть времени занимался преподаванием,
а тот, кто преподаёт, не обязательно должен уметь делать то, чему учит. Почему
так? – А у нас всё «вот эдак», да «не так»...
         Здесь, на практике в обычной городской больнице, Ане довелось окунуться
в повседневную жизнь тружеников в белых халатах. Впрочем, в отделении реанимации,
именуемой официально как ИТАР (интенсивная терапия, анестезиология-реанимация),
мало кто носил эти самые халаты. Большинство врачей одевало их только на официальные
планёрки к главной, что происходили ежедневно в её кабинете, который почти на
третью часть был занят большим письменным столом из полированного дсп. Она всегда
внушительно возвышалась над всеми присутствующими. Так и хотелось сказать перед
её дверью: «оставь надежды, всяк сюда входящий…» Да так и было. Надежды получить
поощрение, хотя бы словесное, за бессонные сутки, за десятки звонков, на которые
приходилось отвечать вежливо и терпеливо, за то, что работать, случается без
достаточного количества персонала и аппаратов, за то, что, несмотря на все перипетии,
что возможны, что бывают, на протяжении долгих суток работы в отделении, смог
выстоять, за то, что  поступивший больной неизвестно чем болен, и может плюнуть
тебе в глаз, облить «по-уши» в своей крови, а у персонала нет ни очков, ни достаточного
количества разовых не то, что халатов, а просто шприцов, интубационных трубок,
катетеров, шлангов…
        Надежды давно уже ни у кого не было. Все понимали, что это просто внешнее
соблюдение «порядка», антураж. Вроде как разобрались, вроде как все получили.
Влачите дальше…
- «Бесчувственные вы все! Как вы отвечаете по телефону, как вы разговариваете
с родственниками, почему не записано, в чьём присутствии опознан больной? Почему
не сообщили в милицию? Почему не все анализы приклеили в историю, а где кал
на яйца глист? Где больной работает?.. Почему, почему, почему?.. А вот, я вас!
Выгоню, лишу всех надбавок!» –  Каких «надбавок»?..
- Впрочем, о чём это я? – Это история не об этом, эта история о другом, о других.
К теме!

       Анна заходила в операционную как в храм. Сняла платье, сняла колготки,
чтоб не искрили лайкрой, осталась только в одном нижнем белье в виде кружавчатых
белых трусиков и такого же цвета бюстгальтере, что не скрывал, а наоборот, подчёркивал
ровные объёмы её упругой девичьей груди. На ноги надела белые, застиранные почти
до дыр бахилы, завязала их где-то возле маленьких круглых коленок. Сверху на
голое тело - изящный белый халатик, который был перешит из большего, купленного
в магазине рабочей одежды. Халат, ей позволили оставить. И, слава Богу! А то
в бахилах, да если бы ещё в драном, больничном, что давали практикантам, она
 чувствовала себя бы ну ооочень неуютно. А тут врачи-мужчины, творят что-то
там за операционным столом, а мужчина, занятый интересным делом, уже этим интересен,
не говоря уже о чём-то другом.
        Она тихо подошла к столу, на неё тут же прикрикнула сестра операционной.
     -      Куда?  А ну, назад за красную черту, понапускали вас тут! – Обычный
крик ревнующей женщины к симпатичному существу своего пола. А ведь она этим
ещё больше привлекает внимание не к себе, а к той, другой, молодой и красивой.
Вот ведь как. Но если сама уже не можешь привлечь естеством, привлекаешь или
колдовством, или криком, или покупаешь услугами и деньгами.
- Да пусть, Ильинишна, постоит девушка, может хирургом станет, и ты ей
будешь инструменты подавать. – Это уже Савелий, анестезиолог, он в это время
слушал фонендоскопом сердечные тоны и проводимое по лёгким на фоне искусственной
вентиляции дыхание, поэтому не расслышал всех подробностей крика старшей, но
все привыкли к её крикам, все знали, что доброго она мало кому пожелает. Почему
держали её старшей? – А потому, что тот, кто умеет вовремя и к месту настуча…
Хм, доложить, конечно, конечно доложить начальству, тот и… Тот и в первачи…
Настучи – попадешь в первачи…
        Анна благодарно посмотрела на Савелия. Тот внимательнее глянул на девушку…
        Обалдел конечно. Прелесть, ну просто прелесть! Не испортят такое создание
ни бахилы, не спрячет хирургическая маска выступающих сквозь марлю красивых
черт…
        Наркоз шёл, что называется, штатно. Аппарат ИВЛ тихо бухтел, поднимая
расслабленную миорелаксантами грудную клетку, сквозь пластик капельницы
в периферическую вену струилась жидкость декстрозы, анестезистка вышла из операционной,
старшая, немного ещё «пошипев» для порядка, тоже побежала по своим «стучатским»
делам, хирурги в размах колотили молотком и долотом, по неправильно сросшемуся
бедру пациента, щедро разбрызгивая кровь по округе. Савелий, тихо подошёл  к
Ане, слегка приобнял за талию… Сквозь тонкий халат  ощущалось упругое, тёплое
тело девушки. Первым порывом у Анны был скинуть его руку и вкатить по уху, но
нельзя, - операционная, а тот, вдруг сам приблизился губами, прикрытыми маской
к её ушку и тихо прошептал:
- Милая девушка, давайте чуть отойдём в сторонку, а то ваш белоснежный халат
превратится в некое подобие абстракции Шагала. Или вы оправдаете название романа
Стендаля – «Красное и белое»
- «Красное и черное», вы хотите сказать, - так же шёпотом произнесла Анна
- Да нет, у него есть ещё  «Красное и белое». Об этом и многом другом, мы
можем побеседовать сегодня вечером. Ведь вы останетесь у нас на дежурство? Я
вам обещаю, что кроме разговоров об искусстве, ещё смогу научить вас колоть
вены, вы будете это уметь делать даже с закрытыми глазами. А тот, кто умеет
колоть вены – в наше трудное время не пропадёт, всегда на кусочек хлеба сможет
заработать. Так как? Продолжим наш разговор позже?
- Аня хотела немного ещё побороться для вида, но только для вида, чтобы
излишним упорством не спугнуть, в общем-то, интересного мужчину, желающего с
ней познакомиться ближе.
      «А почему нет, - думала она про себя, - дома сегодня дел нет, со своим
другом-покровителем встреча только через три дня, где-то он дела делает, и что
там за дела? Да мне оно надо?! Лишь бы не забывал про свою девушку, не только
всё семье и этой его грымзе – жене, но и мне чуток подбрасывал за овладение.
Что-то он в последнее время всё суше и прохладнее ко мне относится, не пора
ли мне влюбиться? Просто влюбиться, а не ждать, кто, что и сколько подарит.
А тут, как-будто, что-то интересное намечается? И мужик, этот, анестезиолог,
 вроде крепкий, хоть и лёгкая седина проглядывает на висках… Не низок, не высок…
Да нет, голова то его, вроде как выше моей. И голова какая-то большая, не спрячет
колпак высокий лоб.  А интересно, лысина у него есть? Ладно, после посмотрим.
Талия гибкая, живота не видно, руки крепкие… Да?!  … ??? …»

-      Да, продолжим! - Это уже вслух, но шёпотом, ответила Анна.
- Я вам позвоню на пост по местному телефону. Да, а как вас звать
то, девушка, - спохватился Савелий.
- Аня…
- Аня? Можно я буду звать вас Анна? – Слегка нараспев, словно смакуя эти
звуки, бархатным баритоном, произнёс он её имя. И снова, уже громче:
- Анна…  А меня, - заканчивая этот первый обмен звуками имён, - меня: Савелий
Владимирович. Для близких - Савелий, для ещё более близких - Савва.
А теперь, извините, Анна, мне нужно потрудиться во время вывода больного из
наркоза. Уснуть, чаще всего не проблема, проблемы бывают при возвращении в наш
грешный мир, кое-кому, там, за гранями, нравится, а мне это ни к чему. Каким
взял, таким и верну. Пока, милая девушка, до вечера.

Твои черты яснее с каждым днём…

        Ранний сентябрь забрался в русские субтропики. Было тепло, иногда днём,
так  просто жарко, но вечер, вечер наполнялся нежным, влажно-прохладным теплом,
которое проникало через окна, обволакивало разгорячённые за дневную работу тела
медиков, несмотря на кое-где установленные в рабочих помещениях кондиционеры.
Кондиционеры-кондиционерами, но когда «покачаешь» пару-тройку грудных клеток
с остановившимся сердцем, перенесёшь один-два, а то и больше трупов на холодную
каталку, подержишь буйного «белого и горячего»  за размахивающиеся, норовящие
тебя пинануть или поддать куда побольнее конечности, покупаешься в брызгах крови,
мочи и другого разного… Тогда… Тогда какое блаженство – глануть пару стаканов
минералки из холодильника, а если коллега подсуетится, то и осушить пару бутыльков
светлого пивка, а потом вытянуть ноги на старом распружиненном  скачками жизни
диване, и прикрыв глаза погрузиться в короткий, глубокий сон, так и называющийся
среди реаниматологов, с лёгкой руки бывшего самого молодого в отделении врача
Вадика Ефимова, «адмиральским часом», хотя этот час, только называется «часом».
Главное поймать «фазу», момент, минутку… Тогда минута заменит несколько часов.
Это профессионально, необъяснимо, но прочувствовано!

        Савелий сумел поймать сегодня эту «фазу», зацепить, что называется,
«адмирала» за «хвост». Но прежде, перед этим, он «настучал» на старом компьютере
стихотворение для новой знакомой, распечатал его на принтере, пожалёв по ходу,
что не цветной, - обычная матрица, а то картинка розы была бы кстати на развороте.
«Ну, что ж, пусть будет чёрно-белой». Он перечитал ещё раз написанное, снова
удивившись, тому, что начавши писать, не предполагал, чем закончит, а получилось,
как всегда - в тему…
       «Лишь бы ей понравилось», - подумал он, сложив листок со стихами в виде
открытки.

…деревья танцуют осенний стриптиз,
И голые ветви, как женские руки,
Всё дождь-пианист молотит карниз –
Предзимних мелодий тоскливые звуки…
Но ты распустилась цветком редкоцвета,
В глаза, как в озёра, зовёт глубина,
Я здесь… и один, ты с другими… и где-то!?
Зачем, почему, и чья в том вина?
Есть женскость в улыбке, в ней жемчуг хранится,
Плывёт за тобою, как шлейф – красота!..
Есть глупость-желанье: меж губ воплотиться.
И мает и стонет незбытка-мечта...

      …Свечерело. Месяц тоненьким серпиком новолуния подвесился к тёмному небу,
замигали, включаясь, друг за другом фонарики звёзд, образуя гирлянды бесконечности.
Но вот, свет их слегка померк, а потом и вовсе исчез. По небу распластались
тучи, по окну  застучало. Это капли, всё ускоряющего свой бег дождя, сливались
друг с другом, превращались в струйки… Вот, они потекли по стёклам больничных
окон…
       Савелий проснулся,  потянулся конечностями в кресле, а потом пружинистым
движением гибкого тела выпрыгнул из его не очень мягких хлябей. «Адмирал» поспешил
прочь, он направился искать другую  «жертву», чтобы одарить того своей фазой
быстрого, лёгкого сна.
        «Пора?» – подумал Савелий, и сам себе утвердительно повторил: «да, пора!»
Он набрал номер телефона отделения нейрохирургии, где должна была остаться на
дежурство она, - его прекрасная незнакомка, впрочем, имя он её уже знал, значит
не совсем незнакомка.
- Алло, мне, пожалуйста, пригласите практикантку Анну, это из реанимации
звонят – Савва вдруг почувствовал, как его сердце стало набирать обороты, подгоняемое
адреналином желания, желания встречи, желания продолжения приятного знакомства.
- Я слушаю, - раздался нежный, с лёгким,  низковатым обертонцем голос
девушки.
- Анна, это Савва Владимирович, анестезиолог, помните, мы договаривались с
вами о встрече на нашем «поле».
- Да, да, конечно помню, я сейчас спущусь к вам, вы мне откройте дверь,
пожалуйста, чтобы не беспокоить звонком ваших коллег, вы ведь на запорах всегда,
к вам так просто не проберёшься,  я уже днём подходила несколько раз к двери,
но она закрыта.
- Вот не знал, а то бы я встал «на часах» перед теми дверьми, только для того,
чтобы открыть их перед вами, и пасть ниц. Так я вас жду. Спускайтесь.

       Вспомнилось… Дверь… Начало…
       Да, тогда началось именно со встречи в дверях… Как это было, что потом
про это писалось?..

       Вот такое:

Гимн птице, по имени: ЛЮБОВЬ! /осенние фантазии/


         «…Перевёрнута ещё одна страница, поставлена точка. Сам написал, сам
прочитал, и сам закрыл её, эту последнюю страницу, очередной или внеочередной
книги -  под названием «Неожиданная любовь».
Любви подаренной, наверное, Богом? Богом-случаем, Богом-провидением, Богом-испытанием...
        И, несмотря на то, что не всё случалось (писалось), как желалось, но
случилось, всё-таки случилось! Потому, что нет этого привычного чувства опустошения
после расставания с пережитым, написанным и прочитанным, а есть ощущение приобретения.
Но пока оно ещё не оформилось в окончательно обозначенное, имеющее своё название,
своё СЛОВО, имя, но существующее и занявшее своё место в этой бескрайности человеческой
ограниченности, именуемой: ДУША! И просится всё пережитое, передуманное, (придуманное?!)
на лист бумаги, вытекает и формируется в слова, строчки, страницы...

        Начну сначала, с самого того, с чего же всё началось, или было всегда,
или вообще никогда ничего не было?! И вообще нет ничего. А есть только это:

                                                  Всё было просто:
ЕМУ хотелось новизны, хотелось любви, хотелось заполнения возникшей вдруг пустоты
в душе, случившейся прошлой осенью.
Любви никогда не бывает много, а тут её не было совсем.
Хоть глаз автоматически и задерживался на красивом женском силуэте, но всё как-то
не брало... Не хотелось двигаться за этими силуэтами, как- то пытаться привлечь
их внимание к себе. Было лень трудиться, да и вообще шевелиться для этого и
вообще лень что - либо делать, короче говоря - был потерян интерес, просто интерес!
Зачем что-то начинать, если знаешь, что результат один – достижение, обладание,
а затем – опустошение... Вот эта пустота и держала - от всего! Но, как известно:
природа не терпит пустоты, она (пустота) должна заполняться, хоть чем-то, но
заполняться рано или поздно.
                                         Вот  и появилась...
ОНА!  («на ловца и...») Не будь ЕЁ, возможно, была бы другая?
Но было бы всё не так, плохо или хорошо, но не ТАК!   А из песни, как известно,
слово не выкинешь!
ОНА случилась, появилась, нагрянула, вошла в  ЕГО жизнь. Вначале, этого не зная,
не замечая... У НЕЁ была своя жизнь, своё мироизмерение, своё мироощущение,
своё миропонимание – свой мир!
Как  долго, медленно, капля за каплей, ОН  вливался в этот  «ЕЁ мир»... Микронами,
сантиметрами... всё ближе и ближе к НЕЙ. С той самой минуты, когда ОНИ случайно-закономерно
встретились, ОН уже думал о НЕЙ, ОН чувствовал, возможно? Предчувствовал ЕЁ.
Так бывает, когда? Ну, например: идёшь по улице... Мысленно вглядываясь в случайных
прохожих, и про себя говоришь: «Этому, этой - «ДА», этим- «НЕТ»...
Просто так, подсознательная оценка, настройка на определённую волну другого.
Ведь весь мир – волна, вибрация...
ОНА считала, что всё происходило само - собой. По ЕЁ воле и желанию?!
Нет, здесь силы более высокого порядка.
                          Но и ЕГО заслуга  во всём была немалая...
ИХ вело провидение навстречу друг - другу, ОН это чувствовал, понимал, помогал
ему (провидению) в этом, а ОНА?..
А ОНА просто жила, привыкала к человеческому «зоопарку», будням, неповторимой
индивидуальности каждого в коллективе разномышленников, коллег по принуждению,
волею случая и судьбы, оказавшихся рядом, и вынужденных влачить свою лямку трудо-
и «повсе - жизни». Живя, чтобы работать, и работая, чтобы жить, соединяя несоединимое,
разделяя неделящееся... Постоянный контакт с экстремальным, горестями-радостями,
редкими праздниками, большей частью создаваемыми или организуемыми самими же
и для себя. Со стороны никто веселья не подарит, может внести повод, может быть,
материально его поддержать, но праздник- это всё-таки внутренне состояние. На
то он и праздник, чтобы быть редким и ожидаемым.
                                          ОН  же врастал в НЕЁ...
Как старый дуб своими молодыми порослями, случайно оказавшийся рядом со стройной
молодой берёзкой. Корни переплелись, ветви - как рука в руке... Безумное влечение,
безудержное притяжение.
И вот... первый случайный, но только для НЕЁ! Так вот: первый поцелуй при встрече
в дверях, как будто мимоходом... ОНИ даже наступили друг-другу на ногу тогда,
чтоб не поссориться, (обмен ногопожатием) - наивные!
Как это неважно: ссориться, мириться... Глупости всё это! Поверхностное, маска,
ритуал отношений... Но без этого нельзя, и не бывает никаких отношений. Нужно
ругаться, встречаться, мириться, пусть иногда даже и подраться друг с другом,
но не потерять интереса, интереса взаимооткрытия, взаимопознания, взаимоудовлетворения...
                                Всё дальнейшее – как дивный сон:
ЭТО случилось! ОН осыпал ЕЁ словами, как лепестками роз. Может быть, иногда
слишком сложными в понимании для НЕЁ, для ЕЁ молодости, но ОНА их чувствовала,
пусть и интуитивно, не объяснимо. Чувства, заложенные в слова, стали доходить
 до НЕЁ. Начала увлекаться и ОНА. Хотелось быть почаще рядом, просто было радостно-приятно
прикоснуться друг к другу. Упоение запахом другого, ЕЁ неповторимый вкус у НЕГО
на губах, сны, наполненные ЕЙ, ЕЁ образом от края и до края... Звонки, бесконечные
разговоры, обоюдный интерес, встречи...
Редкие, урывками, может быть, поэтому безумно притягательные и желанные обоими.
Почему-то все ИХ свидания случались в дождик?! Ну, тропическая осень и зима-
это сплошной дождик, но ИМ бывало тепло и радостно, несмотря на эту, мокрую
гнусность за окном.
Бесконечные скачки любви, всегда полностью не довершённые, не законченные… Всегда
хотелось ещё и ещё, может быть только ЕМУ?! Теперь ОН это понимает, а тогда...
                                            А тогда:
Для НЕЁ это было ново, необычно, интересно. Нужно было как - то самоутверждаться
в этом открываемом ЕЙ мире – «Окружающей действительности». А тут подвернулся
удобный случай.
Бог ЕЙ судья! И нет обид. Играла ОНА, а ОН? А ОН - не играл! Что чувствовал,
о том и писал, то и говорил, то и делал...
Какое это было счастье - просто прикоснуться к НЕЙ, увидеть ЕЁ, услышать ЕЁ
голос!
                               Это было... было... было???
А ОНА искала. Да и продолжает искать удовольствий, удовольствий для себя, не
любя, не желая ничего отдавать взамен, а только брать, получать, идти к своей
намеченной цели любыми путями, любыми средствами...
                                         Можно споткнуться!
Это ОН поставил ЕЁ  на воздвигнутый  ИМ  пьедестал. С его высоты ОНА и взирала
на всех, на НЕГО... А он (пьедестал) уже рушится.
Нового - некому больше строить. ОНА была необычной только с ЕГО помощью, это
ОН создал ЕЁ. Как когда-то его «коллега» – Пигмалион. Всё, что могло быть –
уже в прошлом, в несвершившемся,  в несвершённом!
Возможно, когда-нибудь, ОНА поймёт, что было только одно НАСТОЯШЕЕ в этой ЕЁ
 теперешней жизни!
                                                        А ОНА?
А ОНА  этого не заметила: «...большое, видится на расстояньи...».  ОН уходит,
ушёл на это самое расстояние, но не в пустоту, а в размышления, в творчество,
в созидание,  в глубину своего пространства  бесконечности – в пространство
души!..
                                               И всё-таки: спасибо!
Спасибо за радость и боль, приобретения и потери, надежды и разочарования...
Благодаря ЕЙ, смогла присесть на ЕГО плечо, пусть ненадолго, мимолётом...
Но всё-таки успевшая осенить, немного обогреть под своим крылом среди мрака
и холода всеобщей нелюбви, эта неуловимая, желанная всеми, но не на всех обращающая
своё внимание птица, по имени: ЛЮБОВЬ!»
…

        …То – в прошедшем… То – где-то… Где-то???
        Теперь – другое… Другое?
        Он не пошёл к двери, остался ждать звонка. Почему?  - Он и сам не знал.
Может быть, не хотелось повторения?  Того повторения… Если другая, то и всё
по- другому! Может быть?! Может быть… Может… быть… или: не… быть… ??? !!! …

        Настойчивый звонок в двери, ещё один… Пора!

- Добрый вечер, доктор. – В проёме двери стояла мадонна…  У Саввы застучало
где-то в горле, вибрации побежали  к сердцу, и оно погнало волны непонятного
волнения по телу. Хотя Савве  было чуть за сорок, никто не давал ему его возраста.
Ровесники и более младшие коллеги, уже обрюзгши, плешивы, ленивы… Большинство
перешагнувших эту черту: сорок лет, занимаются карьерой, интригами, другими
всякими, привычными заботами о своей, извините, заднице.
Савву интересовало многое, совсем не связанное с его основной работой, как он
часто называл нелёгкий труд анестезиолога – «повседневной обязаловки». Кроме
неё – обязаловки, было у него другое занятие, которое привлекало, заставляло
интересоваться окружающим, тянуло к себе, просило найти для него время среди
забот и дел. Дело то – страсть к литературе, чтению, но не только. Хотелось
что-то написать самому, и он делал эти попытки. Кое-что получалось…
Где-то печаталось… Читалось… Поклонники литературных потуг были, немногочисленные,
но преданные. Для каждого написанного – свой читатель, для каждого читателя
– своя книга.
       Вспомнилось, как  встретил Савву завуч европейской школы, где учился
его взрослый сын. Удивлённо округлив глаза, швед всё время повторял: «very young
father, very young father…» Никак не веря, что Савва действительно может быть
отцом взрослого парня.

- … Здравствуйте, ещё раз, Анна, проходите в нашу прохладу, мы тут под
кондиционерами, поэтому несколько подморожены и  вечно молоды, но
настоящая молодость, что вы представляете на нашей старой сцене, не требует
искусственного сохранения. Вы извините. Я несу какую-то околесицу, но это от
смущения. А смущение – от вашей прелестности.
- Ну, вы скажете, доктор. – С не очень скрываемым удовольствием Анна
перешагнула порог отделения...

        Итак, она вшагнула… Лёгкими шагами стройного тела, окружённая ореолом
сияющей красоты молодой девушки. Ей нравился этот доктор. Нравилась его не очень
навязчивая манера ухаживания, слегка даже пренебрежительно-покровительственная,
и это хотелось как-то преодолеть, взять под контроль…


«I’ts not my opinion, it’s the popular cry …”(это не моё мнение – это глас народа.)

        Женщина  любит быть сверху. Не только в вульгарно-физиологическом смысле,
но и вообще в любом смысле. Изображая слабость, ранимость, уступчивость, она
всегда ждёт удобного момента, чтобы повернуть всё на свой лад, сделать, то,
что желает она, но при этом, прежде, сыграть на чувстве мужчины – страсти к
власти.
        «Я сказал, я сказал…» - «Да говори! Но ты, милый, будешь говорить, то,
что жду от тебя я, то, что я заложу в твой простоватый разум в виде программы
действий для моего женского блага. Я – женщина, поэтому мне можно, а тебе –
не красиво, не пристало…  Ты, милый, думаешь, что идёшь туда, куда хочешь? –
Ну, думай, думай… Ты пойдешь и сделаешь так, как хочу я. Что хочет женщина –
того хочет Бог!?»

-       Начнём с локтевой вены. – Это Савва начал обучение инъекциям, уже
успевшую оглядеться и освоиться в отделении Анну. Смущения  не было, она вела
себя естественно, словно бывала здесь не раз, как-то сразу вписавшись в окружающий
интерьер из жужжащих, пикающих аппаратов, из безмолвных пациентов, в большинстве
своём лежащих с закрытыми глазами, без сознания, даже без своего дыхания, которое
заменяли им эти бухающие в разном ритме меха аппаратов искусственного дыхания.
- Жгут на середину плеча, вот так, не очень сильно, а то вы передавите не вену
а
артерию, так, правильно, слегка пошлёпаем по предплечью, не бойтесь, больной
ничего не чувствует, он в коме, да ещё идут седативные для синхронизации с ивл.
- С ивл? – а что это? – Анна, смахнула с глаз своим локотком выпавшую из-под
колпака  каштановую прядку.
- Ивл – это искусственная вентилляция лёгких, пациенты наши, бывает, месяцы
находятся на этой самой ивл.
- И что, выживают?
- Выживают. Правда, на годы потом они превращаются в живые куклы, которые
сами ничего не могут, а только с помощью родных и близких: едят, пьют, выделяют…
Не очень, наверно, добрым словом поминают нас после, за то, что спасли, но не
вернули такими, какими они были раньше. И что лучше? Чтобы погиб сразу или был
вот таким «растением»?  - Не нам судить. Делай как должно, а получится?.. -
А там уж как получится!  Вену нужно колоть чуть ниже и сбоку. Так, прокололи
кожу, маленький тоннель под ней, чтобы игла в нём закрепилась и не вышла, если
пациент двинет рукой, так,  молодец, Анна, теперь вкалывайтесь в вену, будет
ощущение провала, это не сразу, это ощущение придёт позже. Ну, вот в вену попали…
Нет, Аня, можно я на ты, как то хочется быть с вами ближе.
- Да, конечно, доктор. – Анна была увлечена процедурой, её щечки
раскраснелись, румянец украсил их естественную бархатистость. Савва не удержавшись,
вдруг неожиданно для себя прикоснулся  губами к её щеке, девушка не отстранилась,
только слегка повела плечом, ей похоже, тоже было приятно это спонтанное проявление
чувств.
- Теперь по вене иголкой, старайся не выйти из её границ, игла острая, и
проколоть её стенку легко. Ну что же, всё правильно, молодец, Анна. Хватка есть,
есть ощущение, есть кураж. Толк будет! Следующему пациенту будешь делать инъекцию
сама. Я пока посижу, полюбуюсь твоей прелестью со стороны. А ты, украшай, пожалуйста.
Не часто стены эти видят такую красоту. – Савва отошёл в сторону, присел за
столик наблюдения, где лежала кипа бумаг с листами назначений, сделал в них
несколько пометок, и стал с нескрываемым восхищением смотреть на хлопочущую
возле другого пациента Анну. Та занималась инъекциями, брала шприцем кровь из
катетеров, переливала её в приготовленные пробирки, то есть занималась обычной
суетой, что происходит в палате круглосуточно, несмотря на время года, погоду,
обстановку в стране и в мире…
       Болеют всегда, болеют все, только многие думают, что минует их чаша сия.
Медицина в стране умершего социализма, не стала передовой медициной непонятно
какого «изма». А может, это целенаправленный изощрённый геноцид? Вначале истребить,
как вид, «медика настоящего» и оставить только «медика берущего»? А он, берущий,
добьёт население? Только на энтузиазме пахарей всё ещё и держится, но сколько
хватит терпения и сил у этих пахарей. Терпение и здоровье их тоже не безгранично.

- Анна, я на пару минут исчезну, ты занимайся, если что, - спросишь у
медсестры. Я мигом.

        Савва оставил девушку за освоением навыков работы в отделении реанимации,
а сам отправил лифтёра за несколькими баночками пивка. Заказал «Навигатор» -
пиво голландское, приятное, но коварное,  прячущее своё дальнейшее действие
за привычный вкус. Совсем не хотелось спаивать, не хотелось и напиваться самому,
не любил он это дело, но нравилось ощущение расслабленности, которое давал лёгкий
алкоголь среди окружающего бардака действительности. В такой напряжённой работе
- как работа в отделении реаниматологии, необходимы минуты разрядки. А если
это не предусмотрено ни какими КЗОТами и администраторами, (где она, обещанная
министром труда – клоун да и только, та сорокочасовая рабочая неделя?) то приходится
делать эти разгрузки самому.  То, что сможешь сделать сам или помогут коллеги,
что реже, - то и получишь. Джунгли - и жить приходится по законам этих джунглей.
«Каждый - сам за себя. И прав тот, у кого больше прав…» («закон страна»)
         Коллега - реаниматолог завалился на диван и мирно посапывал в своей
ординаторской. “Ну и пусть спит” - удовлетворённо подумал Савва,  забросил в
морозилку приобретённые в ларьке банки с “Навигатором”, распечатал пакетики
с лёгкими закусками к пиву -  солёные сухарики, арахис,  сушёные кальмары и
пошёл глянуть на Анну. Та закончила необходимые процедуры, и была без дела,
дежурная медсестра заполняла листы наблюдения, и недобро поглядывая на красивую
девушку, с видимым раздражением что-то черкала  в тех листах.
-       Лена, что там за проблемы с бумагой? - Спросил Савва, наблюдая за происходящим.
- Не протри листы до дыр, не залатаешь.
         Медсестра, была молодой девушкой, проработавшей в отделении года
два, и уже считала себя старожилкой, и полноправной хозяйкой в вечернем отделении.
Сама симпатизировавшая Савве когда-то, теперь переключила своё женское внимание
на врача отделения травматологии, у которого тесть был небольшой «шишкой», и
зятю кое-что отваливалось из рук отца жены. Он ездил на крепеньком “фордке”,
помогал строить тестю дачу и там, бывало, заночёвывал с некоторыми молоденькими
дурочками, гнавшимися за внешним антуражем обеспеченности. Но проходило время,
и дурочки бросались, легко, просто, быстро. Находилась другая, другие... И всё
повторялось: сопли,  слёзы, угрозы самоубийства... Но ничего не было. Всё заканчивалось
обычно, буднично, без последствий.
- Почему женщинам нравятся такие отношения? Почему они легко отдаются
посредственностям, и упираются перед чем-то более достойным их внимания? Может
потому, что те, кто более достоин, слишком уж обожествляют ту, что никогда не
была и не будет богиней. Она обычная самка, которая хочет хозяина, повелителя,
 хочет иметь своё гнездо и детёнышей.  А тот, кто более агрессивен, по её представлению
- более достоин. Ему - всё. Это потом, прозревши, познав разочарование, она
говорит: «дура я, дура, как могла ему?.. Ему? - Отдать лучшие годы жизни...»
       Все невесты волшебны, воздушны, прекрасны, нежны... Как же из них получаются
в большинстве своём жёны - “сварливые невинности с когтями, чертовки в мученическом
венце…” - ???

        Савва подошёл к Анне, она стояла возле окна, опёршись руками на подоконник,
сквозь полы халатика на свободу проглядывали стройные ножки, обтянутые прозрачной
упругостью колготок, было видно, что Лена сказала ей что-то не очень приятное,
и на лице Анны остались следы лёгкого недоумения. Увидев вошедшего доктора,
медсестра обрела официальный вид добросовестной работницы, резко встала, отошла
 от стола, и принялась слишком уж нарочито позвякивать шприцами, ампулы вскрывались
с резким хлопающим вздохом, каблучки босоножек громко стучали по кафелю пола,
даже аппараты, казалось, задышали с повышенной самоотдачей. “Мол, мы ничего,
у нас всё как должно быть, всё в порядке...”
       Савва не стал вступать в лишние дискуссии, в наше непростое время в медсёстрах
бюджетных больниц остаются не лучшие представители этой профессии. Нет оценки
труда - нет тех, кто должен быть на таком месте. “ Как нам платят  - так мы
и работаем” - И что можно возразить на такой резон? Развелось посредников в
виде страховых компаний, которые “сели” на тот же бедный бюджет остаточного
принципа, и что? - Да то, что распределяя прибыль между особо приближёнными,
до конкретного работника той самой медицины доходит голый оклад почасовой оплаты.
А тот принцип, что, работая больше ставки, на часы, что больше этой самой ставки,
не распространяются надбавки за стаж и вредность - Это как?.. А вот так! И всё
не так… Работай за двоих, всё равно получишь за одного!

“Вы привлекательны, я чертовски привлекателен… Так, зачем же, время терять?”

        Анна, пойдёмте со  мной, - Савва взял девушку за руку, она не отдёрнула
её,
даже показалось, что пальчики с лёгким  отзывом прижались к пальцам Саввы, чуть
царапнув его ладонь лакированным ноготком.
- Присаживайся, Аня, чем богаты, угощайся. – Савва открыл банку
«Навигатора», поставил её перед присевшей на видавший виды диван в ординаторской
анестезиолога девушкой. Та слегка скрестила руки на коленях, её длинные, тонкие
пальцы  чуть подрагивали от возможного смущения. Остаться наедине с доктором,
который смотрит на неё такими желающими глазами? – Есть какой-никакой повод
смутиться. Но Анна быстро освоилась в окружающей обстановке, Савва включил телевизор
на канал с музыкой. Пели известную песню про поворот.
- Не стесняйся, Ань, прими прохладительного, вот сухарики, чипсы. А вот… -
Савва подал девушке сложенный в виде открытки листок со стихами, и отошёл к
окну, открыл свою банку с пивом, чуть прихлебнул из неё, и стал внимательно
смотреть на углубившуюся в чтение девушку.

«…деревья танцуют осенний стриптиз…»

       Она читала, глаза прикрытые длинными пушистыми ресницами, чуть подрагивали
от движения по строчкам, было видно что слова оказывают желаемое, должное действие:
девушка расслаблялась, таяла, увлекалась… Вот дошла до последней строки: «…есть
глупость-желанье: меж губ воплотиться…»
- Ну почему же глупость? – Глаза широко открыты, взгляд прямой,
понимающий, заинтересованный…

       Нельзя упускать такого момента! Потом? – Потом будет поздно, пролетит
мгновение понимания, накрутятся ненужные сложности, всё может и будет, но не
будет так, как должно бы было быть…

       Молчаливое понимание пробежало между ними…

       Савва поставил банку с «Навигатором» на подоконник, подошёл к поднявшейся
с дивана девушке, руки на плечи, губы – к губам, грудь – к округлым упругостям
девичьей груди с напрягающимися под тонкой тканью халатика сосками…
       Прочь одежды, прочь стесняющие движения ткани, вот и ниточка трусиков
с бедра прочь, прочь всё…
       Только тела, только их губы, руки, пальцы, языки...

          Мы вместе!
          Мы – одно!
          Мы – всё!
…
         Чтоб уменьшить желания пыл, он дыханье её испил…

         Прошло время, и они успокоились во взаимных объятиях усталости…
…
- Что же дальше, доктор?
- Дальше? – Будем позволять случатся тому, что должно случаться и стараться
не позволять того, что не должно.
- А как узнать, то, что должно быть и то, что не должно?
- ??? …Нужно войти в отражения луны, звёзд, глаз… И там… Там искать ответ.
- И он будет, ответ?
- Будет. Будет всё.
- Пусть будет!
      С экрана телевизора лилась, обволакивая приглушённым, мягким звуком, песня:
нетленных битлов: «Let it be”:
      “…whisper words of wisdom let it be… ( шёпот мудрости позволит быть ЭТОМУ…)
     …there will be answer, let it be, let it be, let it be… (ответ: будет так,
будет так… будет так…)

 июль-август 2001
(С) Валерий Егоров.

Всем добра.
Валерий.
Написать можно сюда: e_gorov@rambler.ru