Фантазии о «проклятии» не вовсе на пустом месте возникли. Семейные терапевты, работающие с передачей травмы через поколения, много раз наблюдали, как трагические события или роковые выборы, имевшие место в жизни дедов и прадедов сказываются на жизни их потомков. Причем чем усерднее семья делает вид, что «ничего такого не было», чем более запретны разговоры и воспоминания о событии или о самом человеке, с которым оно связано, тем сильнее и трагичнее могут быть последствия. Никакой мистики
здесь, наверное, нет. Просто, вырастая в ситуации, когда некоторые люди и темы окружены завесой умолчания или лжи, ребенок невольно фиксирует свое внимание на том, «о чем нельзя говорить и думать». Если можно говорить обо всем, кроме Х, и так годами, невозможно не вычислить Х. Кроме того, он растет с ощущением, что есть качества или поступки, за которые тебя могут «исключить» из семьи, сделать вид, что тебя и не было вовсе, отменить. А для любого ребенка это очень страшная мысль, она поселяет
в его сердце тревогу. А что, если и со мной случится нечто подобное – меня тоже сразу разлюбят? Как узнать, пока не проверишь? И вот ребенок, от которого тщательно скрывали, что его отец – наркоман и умер вскоре после его рождения от передозировки, в свои пятнадцать вдруг начинает интересоваться темой наркотиков, ищет соответствующих друзей, словно задавая своим родным вопрос: и? Теперь вы сделаете вид, что и меня тоже никогда не существовало?
Людмила Петрановская, писхолог: Обратилась ко мне какое-то время назад мама 15-детней девочки. Девочка родилась от студенческого бурного романа мамы с однокурсником. Однако вскоре выяснилось, что парень плотно сидит на игле, и не исполнилось дочке и нескольких месяцев, как он умер от передоза. Мама и ее семья были, конечно, очень травмированы этим, они панически боялись, что девочка унаследует "гены" наркомании, что вырастет и повторит судьбу отца. Поэтому девочке никогда о нем ничего говорили, она не общалась
с родней с отцовской стороны, не видела его фотографий, ни мама, ни она не ходили на кладбище и вообще о нем не вспоминали.
Угадайте, с чем пришла ко мне мама?
Да. Девочка начала настойчиво интересоваться наркотиками. То есть об этом маме все время говорила и намекала, что мол, все надо в жизни попробовать. (Что само по себе интересно -- обычно-то все наоборот, и родители знать не знают). Вроде до самого приема веществ пока не дошло, но могло в любой момент.
Мама в ужасе, естественно. Неужели гены? Или родовое проклятие? Недостаточно хорошо скрывали?
Такой ход мысли не редкость, а еще чаще приходится работать со взрослыми уже людьми, от которых вот так в свое время из лучших побуждений скрыли одного из родственников (обычно папу, хотя встречались и мамы, и старшие братья-сестры), которые пили, кололись, или сидели в тюрьме, или покончили с собой, или имели психиатрический диагноз, или совершили нечто "недопустимое" (например, папа бросил беременную жену и ушел к другой). И последствия этого сокрытия бывают очень грустные.
Пожалуйста, не делайте так никогда.
Чтобы стало понятней, почему, и как на самом деле устроено "родовое проклятие", помещу здесь небольшой отрывок из последней книжки "Дитя двух семей". Потому что все это справедливо совсем не только для приемных детей.
"Главный страх приемных родителей, которые стоит почти за всяким нежеланием контактов с кровными родственниками такой: они на него плохо повлияют, он выберет их образ жизни, а не наш, и судьба его будет трудно и невеселой, как у них. И кажется, если оградить, если он не узнает, не увидит, не сможет «распробовать», то и риска меньше. Хотя все равно страшно: гены. А еще говорят, бывает семейное проклятие – все потомки повторяют судьбу несчастного предка, что ни делай.
Фантазии о «проклятии» не вовсе на пустом месте возникли. Семейные терапевты, работающие с передачей травмы через поколения, много раз наблюдали, как трагические события или роковые выборы, имевшие место в жизни дедов и прадедов сказываются на жизни их потомков. Причем чем усерднее семья делает вид, что «ничего такого не было», чем более запретны разговоры и воспоминания о событии или о самом человеке, с которым оно связано, тем сильнее и трагичнее могут быть последствия. Никакой мистики
здесь, наверное, нет. Просто, вырастая в ситуации, когда некоторые люди и темы окружены завесой умолчания или лжи, ребенок невольно фиксирует свое внимание на том, «о чем нельзя говорить и думать». Если можно говорить обо всем, кроме Х, и так годами, невозможно не вычислить Х.
Кроме того, он растет с ощущением, что есть качества или поступки, за которые тебя могут «исключить» из семьи, сделать вид, что тебя и не было вовсе, отменить. А для любого ребенка это очень страшная мысль, она поселяет в его сердце тревогу. А что, если и со мной случится нечто подобное – меня тоже сразу разлюбят? Как узнать, пока не проверишь? И вот ребенок, от которого тщательно скрывали, что его отец – наркоман и умер вскоре после его рождения от передозировки, в свои пятнадцать вдруг
начинает интересоваться темой наркотиков, ищет соответствующих друзей, словно задавая своим родным вопрос: и? Теперь вы сделаете вид, что и меня тоже никогда не существовало?
На самом деле судьба родителей, их выборы, их ошибки и достижения – это как наследство. Нам достается большой сундук, полный всего и разного, и это уж наша задача: все там рассмотреть и разложить по кучкам: это мне очень нужно, это я брать не хочу, а про это пока не знаю, может, и пригодится потом. Никто не может всучить ребенку наследство насильно, ему решать.
Но представьте себе, что ему достался не сундук, а всего-навсего одна какая-то вещь. Плохонькая, грязноватая или даже опасная. Да и ту все время пытаются отобрать у него – чтобы не навредил себе. Внушают, что лучше ее выбросить, она и не нужна вовсе. Что он станет делать? Да конечно, вцепится в эту вещь мертвой хваткой. Потому что это все, что у него осталось от глубокой, жизненно важной связи с родителями. И потому, что это хотят у него забрать.
Так и с судьбой родителей. Если все, что ребенок знает (или как бы не знает) о папе – что тот наркоман, эта мысль начинает обретать над ним огромную власть. Он уже не Петя и не Коля, живой и разный человек с набором всяких качеств. Он сын наркомана. Это, если хотите, миссия. Заклятие. Судьба. От нее можно бежать изо всех сил, к ней можно стремиться, но так или иначе его жизнь будет проходить под дамокловым мечом этого постоянного выбора, очень узко ограниченного, и потому кажущегося ненормально значимым:
стать наркоманом, как отец, или нет? Чем больше будет давления, угроз, опасений у остальной семьи, тем большей значимостью и силой накачивается «роковой» выбор. Тем жестче выбор: кого предать и кому хранить верность? Отца? Остальную семью? Тем выше шанс, что человек сорвется, потому что выдерживать такое напряжение всю жизнь очень трудно.
А теперь представим себе, что факт отцовской наркомании – лишь один из многих в огромном сундуке. И еще там есть про то, что отец любил играть на гитаре, а еще – что на лыжах хорошо катался, и что терпеть не мог дождь, и в детстве у него была кличка «Рыжий», и учился он на механика и все умел чинить, а писал всегда с ошибками, и еще был сладкоежкой, и много, много, много всего разного, веселого, грустного, хорошего, плохого, удачного и не очень. Все перед тобой: разбирай, выбирай, примеряй
на себя. В семье об отце говорят не только с ужасом и стыдом, но с разными чувствами: с грустью, с улыбкой, с тоской, с любовью. Никто не дает понять, что тебе придется выбрать: ты его ребенок или наш? Твое сходство с ним в мелочах не пугает маму и бабушку, а трогает, и ты не сын наркомана, ты сын своего отца, человека, чья жизнь трагически закончилась, но не была вся от начала до конца сплошной трагедией и ошибкой. Заклятия нет, есть жизненная драма, которая часть твоей судьбы, но не сама судьба."