Периодический интернет-журнал
"КОЛЕСО"

Выпуск №6 (январь-февраль 2007 г.)

Содержание

- Публицистика. "Зимнее письмо к другу о небесном и о земном отечестве" священноинока Симеона.
- Литературная страница. Проза. Своеобразный "ТЦИНЬ" писателя Я. из города Владимира.
- Литературная страница. Стихи. Леонид Советников, г.Рыбинск.
- Живая старина. "Хозяйка огня" - селькупский фольклор.
- Семеро с ложкой. "Русское застолье ".
- Наши друзья. Краткие резюме и ссылки на интернет-ресурсы творческих коллективов и отдельных личностей. Добро пожаловать! (Добавлены новые записи).
- Гостевая книга. Полноценная гостевая книга, а также краткая анкета полностью в Вашем распоряжении.
- Архив. Здесь находится всё, что было опубликовано в журнале "Колесо" начиная с 1 марта 2006 года.

Наш адрес: koleco.boom.ru Наша почта: koleco@inbox.ru

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Колесо вращается быстрей»

– пела Янка Дягилева в 90-х годах ХХ века.
Такого эмоционального состояния можно лишь достичь одержимому. Её энергетика песен способна повести за собой хоть на тот свет. И она ушла, оставив нам своё замечательное творчество (наверно лучше прожить жизнь короткую и насыщенную, чем коптить небо своим бесполезным присутствием на земле).
Вот и наше Колесо, почти уж год как вошло в колею электронного сношения людей в мировом масштабе. Начиная с нуля (можно и его рассмотреть как прототип Солнечного светила), мы закрутились и останавливаться не намерены. Нас читают около 150 человек, и этого уже достаточно для того, чтобы мы продолжали свой путь. Нас читают, а также присылают материалы из таких городов как Москва, Санкт-Петербург, Нижний Новгород, Рыбинск, Владимир, Красноярск, Рязань, Минск и других. И уже пространство нам нипочем, ведь мы как Солнце распространяем лучи света повсюду, ничего не требуя взамен.
Повторимся, что это не коммерческий проект, а великое желание культивировать в людях хороший вкус в искусстве.
Пусть в нашем журнале и не так много страниц, но они объединяют людей, и, надеемся, что их духовный мир обогатился благодаря нашим публикациям.

В краткой тезисной форме приведём наши успехи:
- проект состоялся и просуществовал почти один год;
- нас читают и о нас хорошо отзываются;
- наши цели и задачи разделяют многие;
- наших читателей становится больше.

Наши перспективы развития:
- расширение объёма издания;
- авторам публикуемых материалов будет выплачиваться вознаграждение в размере 150 руб. (с 1 марта 2007 года);
- бесплатная рассылка полноценного журнала (или текстовая
версия) – срок исполнения не определён.

Всего Вам доброго и хорошего, дорогой наш читатель.
И в связи с наступлением Нового 2007 года хотим пожелать
прекрАсного бытиЯ!

Редакция журнала «Колесо».

Литературная страница

ПРОЗА

Я. 

ТЦИНЬ

Наш сын на небе,
он играет с луной.
(из фольклора американских индейцев)

7,5 из 10. Маленький запаянный сосуд внутри большого, в то же время этот самый, что побольше, бытует в еще большем. Так до бесконечности. Они ненавидят друг друга.
Гипнотизирующая тишина, изредка разламывающаяся пополам от довольно мягко тихих шагов по широкой винтовой лестнице. Она черна, вокруг серо-белое окружение. Ступая по лестнице, то ли закручиваешься, то ли наоборот – стремишься выбраться из завуалированной действительности – возвышаешься над собой. Чувство полной пустоты, которая не отталкивает и не наводит тоску, она не лишняя сейчас. Нет тех нагромождений вещей, звуков, родственных особ, ничего нет – лишь вакуум, разряженный настолько, насколько это возможно в стеклянной колбе. Тонкое и прозрачное, как слеза, стекло, кое-где в закруглениях ее мерцают цветные разводы, и эти стуки – тцинь – издалека.
Музыка играет. Плохая громкая музыка без души, без чувств, никакая, раздражающая, цепляется за волоски перегружаемой памяти. Эта память помнит миллионы тембров голосов, распределяя их по полочкам в соответствии с их воздействием на изменение настроения – в ту или иную сторону, показывая пальцами на кнопках с цифрами от 0 до 9 комбинации чисел, громкости звуков, четкости изображения. Одно и то же в разной последовательности – жестокость вместе с любвеобильностью. И еще эта гадкая музыка. Очень дрянная музыка. Живые голоса, обсуждающие поверхностные нужды.
- Ты сходил в уборную?
-Как, ты уже там был?
-Что ты одел на утренник?
Как всегда в повседневной одежде, испачканной кашей, вареньем, чаем.
- Испачкал новую рубашку.
Разве можно прожить жизнь и ни разу не заглянуть в уборную?

И все-таки неплохо, что эта сфера с ограниченным пространством. А я сижу в мягком кресле, и на меня из-за стекла посматривают взгляды.
Восковая фигура более живая. Застывший навеки взгляд. А здесь? Здесь вообще ничего нет. Нет сношения с морем.
Вот здесь, где очень дурацкая музыка, тупое зрелище, важнейшие дела, кружатся, закручиваемые ураганом, семейные голоса. Они счастливы и делают вид счастливых и обеспеченных.
Выйдя из собственной комнаты, мгновенно превращаешься в миллиардного муравья, на спине которого груз, весом намного превышающий его собственный. Ходят, что-то делают.

Серо-белая стена. Знаете, когда около нее останавливаешься, то кажется, что кружится голова, она словно вертится по сторонам, делая сумасшедшие глаза. Хочу казаться дураком среди вас, полным идиотом, уродом, чтобы шарахались от меня, пугала, вызывая отвращение и ни капли сострадания, чтобы поменьше было этих раздражающих тцинь,
Двоятся глаза, они стали прозрачными и уже могут смотреть сквозь натыканные за стеной тела. Ко мне обращаются, заставляя произносить нелепые слова. И они произносятся, не понимаю как, но они, без моего участия, вылетают изо рта. А потом не могу припомнить, что сказал.
Делая довольно мягкие шаги, вхожу в транс.

Отращивают волосы или стригут их, делают модные прически, скрывая изъяны формы черепа, в котором, может быть, плескаются мысли. Жуткие одежды, одинаковые жесты. Каждый хочет быть похожим на самого себя, делает все, чтобы быть как все. Умное выражение лица, озабоченные глаза. Когда хочешь что-то сказать, челюсть сводит, будто заикаешься, будто в ней что-то застряло, выплевывает заплесневевшие слова (изрыгаются), что-то жуя, скулы выпирают, выпучиваются глаза. Этот взгляд – обух топора.
- Э...
-Э-э-э...
-Э-э...э...
-Как. Что...Ты...б...дь...
Прячемся от себя.

Броня крепка. От радиации спасает свинец, алкогольная вода. Свинцовая голова.
Встал и пошел, взгляд исподлобья. Куда?
Мимо высоких сосен, мимо стоящих в ряд пушистых стройных берез. Мягкая зелень ласкает ладони, старый бревенчатый мост через овраг. Выше, по деревянному мосту босыми ногами ступаю. Тепло. Глаза закрываю, свежий воздух вдыхаю. Дышу... Запах древесной коры, облитой смолой, свежесть близкой реки, и крики чаек возносятся к небу, что над водой. Гладь воды отражает лучи солнца, и они пронзают закрытые веки. Иду, ведомый.
Далекий горизонт, оброненная палка, обозначившая границу бытия, там, около самого неба, эти крошечные дома. Кажется, будто из них выплывают на волю взбесившиеся облака. Кто-то затопил в доме печь, и теперь, очищенные священным огнем, плывут по синему небу.
По спине пробежали мурашки, испуганные, созданные второпях неописуемой красотой простора. Пробежавшись по спине, тотчас обвили шею, и по рукам спрыгнули на землю. Стало больно оттого, что нет сил вместить это все в себе и оставить нетронутым, в неизменном виде.
Чтобы любоваться, чтобы наслаждаться, чтобы стать всем этим.

На меня смотрят, меня задевают, сильно толкают общающиеся со мной люди. Они, вне зависимости от моей воли, изменяют меня, вырывают из моей свободы и сажают в свою тюрьму. Я сопротивляюсь, как могу.
Одновременно шагаю.
Эти сферы, что одна в другой, неужели они могут треснуть? И пусть моя жизнь вытечет в молочную речку.

Ушел в неизвестность.
Царапая мое внимание своим видением, хотят вывести меня наружу. Ставят в своих просьбах вопросительные знаки. Повышают голос, повторяя фразы. А они летят мимо, а они повторимы.
Рассудок кристально чист, как морозный воздух, с помощью натянутого жгута медленно, неохотно выползаю к вам, становлюсь прохожим, вновь замечая знаменательные места скопления народа.
-Что?
Повторяя слова в монологе, принимают за глуховатого субъекта.

ТЦИНЬ.

СТИХИ

Леонид Советников  

* * *

Заячьим горошком, черным лютиком
Заросли могилки вдоль реки.
Алалыкой, одичалым хлюпиком
Там бродил я в детстве, и близки

Стали сердцу знаки запустения,
Тайны века, вросшего в покой:
Будто все ушли – одни растения
Своеручничают под рукой.

Луч касается, как тел покойников,
Синеватых шпатов полевых...
Помню: сердце бабочкою с донников
К ним слетит из царствия живых.

В ОСЕННЕМ ЛЕСУ

Блуждать, сырому предаваясь дню,
И вдруг найтись в нерукотворном храме:
Уверовать в сиянье меж стволами
Средь истин, обреченных на корню.

Пусть сеть ветвей — что трещин мертвый лес,
Пусть облетает золото окладов...
Легко вдыхать сей ладан древних ядов
И не винить за тяжесть свод небес.

Как мало надо! Проблеска в ответ,
Молитвы ветра над обмытым прахом,
Чтоб ощутить с признанием и страхом,
Что нет ветвей и увяданья нет.

ПАДЕНИЕ ЗВЕЗДЫ

Деревья намертво наклеены
На стену с блестками слюды,
И фонарями зааллеены
Их нелюдимые ряды.

Не угадаешь входа-выхода,
Лишь затоскуешь в никуда
О той, что с тусклостью неслыханной
Сольется - больше не звезда.

И нет ни имени, ни отчества
Припавшей к изголовью дня,
Рванувшейся из одиночества
К теплу домашнего огня.

* * *

Мы все не обретем никак земли своей,
А небеса темны, как на порядок ниже,
И сколько ни кружи, ни бодрствуй, ни совей,
Но падаешь с небес, чтоб возвратиться к ним же.

А на земле зима, дороги замело,
И Пенелопа ткет - и все бела основа.
Пространство велико иль время так мало,
Но распускать с канвы - как бредить, слово в слово.

* * *
«Мы, оглядываясь, видим лишь руины».
И.Б.
Когда и в будущем одна печаль руин,
О, как во сне шепчу я жизни имя!
И губы тянутся к трилистникам терцин,

Воркуют голуби, как на карнизах Рима.
На форум дня стремятся лепестки,
Воркуют голуби, и помогаю им я.

В календы крошками кормила их с руки,
Смеясь, календул городских подруга.
И на колени опускались голубки,

На платье желтое, не ведая испуга.
Что миг? Что вечность? Дымная вражда.
О, если б выпасть из ее пустого круга!

Брать хлеб доверия, ценить тепло гнезда...

* * *

А холод осенний бывает - что клад
Для бедного сердца, в котором горят

Полоски надежды, обрывки игры
И прочие блестки земной мишуры.

На пепле желаний, на шелесте чувств
Ты озимь сомнений посеял, ты пуст

И ведаешь то, что дано старикам:
Мечтая о жатве, готовься к снегам;

Надеясь на радость, тоску пожалей –
Ведь скоро не будет и пасмурных дней.

* * *

Со свежего листа... Душисто веет снегом,
Декабрьский день цветет нежнее миндаля.
Соприкоснулась вновь со слишком близким небом
Такая ж как оно, прохожая, земля.

Но зябко снег пушит, теряя санный волок,
Уж прорубь в облаках синеет через край.
И знаешь, если мрак и оголтелый холод
Я не переживу, - ты не переживай.

Не простирай тоски и горестней, и выше
Посеребренных звезд и выдохнутых роз.
Считай; в цветущий сад я ненароком вышел —
На мало и шутя. Надолго и всерьез.

* * *

Снег, И веет холодом от окон.
Одиноко в мире одиноком,
Но едины лира и душа.
Можно быть провидцем и пророком,
Тишиной и нежностью дыша.

И пустынно. И совсем не пусто.
Постоянство снега - только чувство
Всех тропинок на своих местах.
Можно душу вывернуть до хруста,
Погружаясь в этот светлый прах.

Ничего в пространстве, кроме вьюги,
Чтоб молиться об ушедшем друге,
Может, самом близком на земле.
Он молчал о маленькой услуге –
О едином слове, о тепле.

* * *

А век иной. Не кинется на плечи,
Хоть многих в волки выведет кривая
Его путей. Гудят котлы и печи,
Людских сердец совсем не согревая.

Январские морозы крепче водки!
Уже в крови, по чуткости - звериной,
Вино растворено. И люди? волки?
Под вой метели воют над равниной.

Что чуется в колючей круговерти?
Грызня потомков, слова одичанье...
Убьет не равный - не равны и в смерти,
А лишь в прощенье. И еще - в молчанье.

* * *

С утра шел снег, и в четырех стенах
Лепился сумрак, подвизался страх,
Как окруженье жизни одинокой.
Но вот внезапно, свой среди своих,
Страх растворился, долгий снег утих –
Явилось поле ясности широкой.

Сияли ослепительно снега.
Так ищешь друга, а найдешь врага.
Сливались близи, застилались дали.
Как застил свет, как мыслями играл
Иллюзии божественный кристалл,
Какой застой лучи его скрывали!

О, спящий куст, что видишь ты окрест:
Теченье дней иль перемену мест?
Приучен ждать, копить умеешь силы.
Ты можешь все: корнями землю рыть,
И красоту и зрелый плод дарить,
И верить — даже на краю могилы!

Но подтверждает снег, что нет пути,
И ты не в силах поле перейти.

* * *

Лирика становится цинична,
Если все в ней лишь предмет всего,
Если звук души и нота птичья –
Только знак бессилья твоего.

Где цари, что цензорами слыли,
Где пророки, что глаголом жгли?
Не достать одних из-под земли,
До смерти других позалюбили.

И в душе, блуждающей в дыму,
И в стране, где пошлое в почете,
Лирика бывает на излете
И почти не слышной никому.

Но бывает!.. Птица в светлой роще
Так звенит иль речка меж камней –
Чем безвестней, тем родней и проще;
Чем родней, тем тише и грустней.

* * *

На огонь мы открыто глядим.
Так ли будем на вечности дым?

Тлеет долго в потемках зола,
Будто света порог перешла,

И мерцает не свет, а тепло.
Наконец, и до сердца дошло.

Дальний берег похож на провал.
Я ведь жизнью тебя называл.