Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Блики Тишины (стихи)

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 1.891 RSS
←   Декабрь 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://kornetka.ru/bliki/
Открыта: 06-02-2001

Автор
Корнетка

Статистика

1.891 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Блики Тишины (стихи)



22 декабря 2007
Блики Tишины

С наступающими ;)
А помните это ощущение детства... Какой запах у Нового года? Запах мандаринов, ведь так... Это сейчас я почти круглый год детям могу покупать мандарины... А тогда в детстве... это был однозначно запах Нового года. Запах надвигающего праздника и отличного настроения... Потому что будут подарки, потому что будет праздник, потому что тебя нарядят в белочку или елочку или не важно кого еще... И ты будешь неделю ложиться попозже потому что будешь радостный с родителями клеить какуюнить шляпу мухомора. И вот это ощущение счастья оно просто выплескивалось к началу 20-ых чисел декабря... Давайте сделаем все, чтоб вот такое же ощущение чуда, праздника и счастья было и у наших детей, а там к ним и мы подтянемся... Потому что когда смотришь на счастливую мордашку ребенка, сразу понимаешь какие мелкие те заботы что забивают наши головы ежедневно... Давайте чаще улыбаться друг другу...
А еще очень люблю Новый год, за то что ты 2-3 дня можешь ходить и поздравлять каждого встречного и желать им всего самого приятного и хорошего и на тебя не посмотрят как на идиота, а скорее всего ответят что-то приятное... Давайте начинать готовиться к новому году... А готовиться к нему нужно каждый день увеличивая дозу радости внутри ;) Вот прям сейчас позвоните кому-нибудь близкому и скажите что Вы его очень любите и что он для Вас очень дорог. И хорошего в этом мире резко прибавится...

С наступающим нас! И пусть на нас наступает, только хорошее настроение ;)


====================
Алька Кудряшева (Изюбрь)
====================

И когда ты будешь плакать, что скоро двадцать, то есть четверть жизни вылетела в трубу, не умеешь ни общаться, ни одеваться, и не знаешь - а куда тебе вдруг деваться, только богу плакаться на судьбу.

И когда тебя не возьмут ни в друзья, ни в жены, а оставят сувенирчиком на лотке, ускользнут, уйдут из жизни твоей лажовой - а тебя из печки вытащат обоженной и оставят остужаться на холодке.

И когда тебе скажут - хочется, так рискни же, докажи, что тоже тот еще человек, ты решишь, что вроде некуда падать ниже, и вдохнешь поглубже, выберешься из книжек - и тебя ударит мартом по голове.

И вода, и этот воздух горячий, блядский, разжиженье мозга, яблоки в куличе. И друзья, котрые всё же смогли добраться, обнимают так дико трогательно, по-братски, утыкаются носом в ямочку на плече.

Ты уже такая уютная - в этих ямках от носов твоих женатых давно мужчин, несмеянка, синеглазая обезьянка, под мостом горит Нева нестерпимо ярко, и звенит трамвай и сердце твое трещит.

А весна всегда отказывает в цензуре, разворачивает знамена, ломает лед, ветер хлещет по щекам золотым безумьем, на распахнутом ветру, на трехкратном зуме, обниматься на бегу, целоваться влет.

И тогда ты будешь буковками кидаться, как остатками несъеденного борща. Твой роман не пережил никаких редакций, вы вообще такие дружные - обрыдаться, то есть даже разбегаетесь сообща.

Ноль седьмое счастье, двадцать седьмое марта, голубое море, синие паруса. Ты заклеиваешь конверты и лижешь марки, солнце бьется наверху тяжело и марко, и густым желтком стекает по волосам. 

Назад в будущее

Я тут недавно встретила своё прошлое - 
оно всё так же сидит перед компьютером 
и у него всё те же царапинки на запястье. 
Знаешь опять весна, а я снова брошена, 
то есть всё та же - мелкая, неуютная, 
красные щеки и руки в чернильной пасте.

Время не режет - просто меняет рейтинг,
Вроде бы был ребенок - теперь божок,
Холодно, - плачет, - холодно мне, согрейте
Только ухватишь за руку - обожжет.

Слушай, до нас ему, в общем-то, мало дела,
Так, проходя, морщинку смахнуть с чела,
Знаешь, я даже как-то помолодела,
Снова линяю в гости по вечерам.

То есть бежать, бежать - и всегда на старте,
Вроде бы так старалась, жила, росла,
Помнишь была такая - ни слов, ни стати,
Вот и теперь примерно такой расклад.

Даже неясно - девочка или мальчик,
А разобраться так и не довелось.
Помнишь, ходил дракончик, ночной кошмарчик,
Зыркал недобро, цепко из под волос.

Брызгалась лампа искорками в плафоне,
Ноги росли, плыла голова, а ты,
Жил у меня паролем на телефоне - 
Те же четыре буквы - для простоты,

Слышишь - ее не трогать, она укусит,
Или засадит в горло свою любовь,
Время меня застало на третьем курсе,
Дав мне четыре года побыть любой.

То есть побыть собой. Ну, скажи на милость, 
Дергалась, терпыхалась - и хоть бы хны.
Ты вот ну хоть на чуточку изменилась,
Кроме короткой стрижки в разводах хны?

Видимо, слишком мало тебя пороли,
Мало стучали в темечко мастерком.
Ходишь, запоминаешь, его паролем,
Мечешься, забываешь его стихом.

Время не лечит - просто меняет роли, 
После спектакля - тот же виток судьбы.
Если ты набиваешь его паролем,
Значит, ты не сумеешь его забыть.

Что же, не веришь? Радуйся, смейся, спейся,
Мучайся, трепыхайся, на том стоим.

Только ты снова щелкаешь по бэкспэйсу,
Только он снова снится тебе своим.

Девочка научилась расправить плечи, если взять за руку - не ускоряет шаг. 
Девочка улыбается всем при встрече и радостно пьет текилу на брудершафт. 
Девочка миловидна, как октябрята - белая блузка в тон, талисман в кулак.
у нее в глазах некормленные тигрята рвут твой бренный торс на британский флаг 
То есть сердце погрызть - остальное так,
Для дворников и собак.

А у девочки и коврик пропылесосен (или пропылесошен?), плита бела.
Она вообще всё списывала на осень, но осень кончилась, а девочка не ожила.
Девочка выпивает с тобой с три литра, смеется, ставит смайлик в конце строки,
Она бы тебя давно уже пристрелила, но ей всё время как-то всё не с руки,
То сумерки, то попутчики - дураки,
То пули слишком мелки.

У девочки рыжие волосы, зеленая куртка, синее небо, кудрявые облака.
Девочка, кстати, полгода уже не курит, пробежка, чашка свежего молока
Девочка обнимает тебя, будто анаконда, спрашивает, как назвали, как родила.
Она тебя, в общем, забыла почти рекордно - два дня себе поревела и все дела.
Потом, конечно, неделю всё письма жгла.
И месяц где-то спать еще не могла.

Девочка уже обнимает других во снах о любви, не льнет к твоему плечу.
Девочка уже умеет сказать не "нахрен", а спасибо большое, я, кажется, не хочу.
Девочка - была нигдевочкой, стала женщиной-вывеской "не влезай убьет".
Глядишь на нее, а где-то внутри скрежещется: растил котенка, а выросло ё-моё.
Точнее, слава богу уже не твоё.
Остальное - дело её.

 ....

А ей говорили - дура, следующего так просто не отпускай.
Ты наори на него и за волосы потаскай.
А то ведь видишь - какая теперь тоска,

Поздравляешь её "здоровья, любви, вина"
А её так тянет ответить: "Пошел ты на"
И дергаться, как лопнувшая струна.

А с утра ей стресс, а после в метро ей транс.
В пору кинуться на пол и валяться там, как матрас.
Декабред - это бред, увеличенный в десять раз.

И она смотрит в себя - и там пустота, пустота, пустота,
Белее любого безвыходного листа,
И всё не то, не то и она не та.

И щека у нее мягка и рука легка,
И во всем права, и в делах еще не провал.
В следующий раз она будет кричать, пока
Не выкричит всё, чем ты ее убивал.


----

А я сижу в ночи, и собака лает, так жалобно - куда уж там соловью,
Дедка Мороз, я пишу тебе соком лайма, кефирчиком залью и дымком завью.
Будешь читать - пожалуйста, пожелай мне вырубить это чертово ай-си-кью.
Столько народу в четыре утра в онлайне - страшно за их налаженную семью.

Excuse me

А.Д.

Помнишь, как это - солнце за кромкой леса, серые скалы, родинка у виска. Ветер смеется, прыгает, куролесит, ветер втыкает палки в мои колеса, красит коленки пятнышками песка.

Мне бы замерзнуть, сжаться, а я стекаю, и извиняюсь, зная, что я права. Жизнь наконец осознала, кто я такая, жизнь поняла, куда я ее толкаю и отобрала авторские права.

Помнишь ли эти дни, локотки в зеленке, дергала струны, снашивала колки. Физика на коленке - как на продленке, помнишь, ты называешь меня Алёнкой, я огрызаюсь - Алька и никаких.

Кажется, я жила на проспекте Славы, Мити или Володи, давным-давно. Как я дрожала - только не стать бы старой, как я тебя встречала, возле состава, как мы лакали розовое вино.

Помнишь, как в марте мы открывали рамы, тусклые дни соскабливали со стен. Как я теряла зимние килограммы, точная съемка, яркие панорамы, помнишь, как я любила тебя - совсем.

Вот я сижу за стойкой ночного бара, тупо считаю трупики сиграет. Помнишь - а каждый вечер, как после бала, как я со всех страниц себя соскребала и оставляла рядом с тобой гореть.

Помнишь, или не помнишь, а было сколько теплых ночей, невыдержанных утрат. Как мы с тобой валились в чужую койку, между симфоний, между дневных осколков и засыпали в позе "сестра и брат".

Как я ждала осеннего ледостава, как я в ночи молилась за наш союз...


Господи, кто бы понял, как я устала,
Господи, кто бы понял, как я боюсь.



Вот допустим, ему шесть, ему подарили новенький самокат. Практически взрослый мальчик, талантлив и языкат. Он носится по универмагу, не разворачивая подарочной бумаги, и всех вокруг задевает своим крылом. Пока какая-то тетя с мешками по пять кило не возьмет его за плечи, не повернет лицом, и не скажет надрывным голосом с хрипотцой и: "Дружок, не путайся под ногами, а то ведь в ушах звенит." Он опускает голову, царапает "извини" и выходит. Его никогда еще не ругали.

Потом он растет, умнеет, изучает устройства чайников и утюгов. Волосы у него темнеют, он ездит в свой Петергоф, он рослый не по годам, и мать за него горда и у первого из одноклассников у него пробивается борода. То есть он чувствует, что он не из "низких тех", в восемнадцать поступает в элитнейший Политех и учится лучше всех. Но однажды он приезжает к родителям и застает новорожденную сестренку и сестренкину няню. Она говорит: "Тихо, девочка спит." Он встряхивает нечесаной головой и уходит и тяжко сопит, он бродит по городу, луна над его головой - огромный теплый софит. Его еще ниоткуда не выгоняли.

В двадцать пять он читает лекции, как большой, его любят везде, куда бы он ни пошел, его дергают, лохматят и теребят, на е-мэйле по сотне писем "люблю тебя", но его шаблон - стандартное черта-с два, и вообще надоела, кричит, эта ваша Москва, уеду туда где тепло, и рыжее карри. И когда ему пишут про мучения Оль и Кать, он смеется, и сообщает: "мне, мол, не привыкать". Он вообще гордится тем, что не привыкает.

И, допустим, в тридцать он посылает всё на, открывает рамы и прыгает из окна - ну, потому что девушка не дала или бабушка умерла или просто хочет, чтобы про него написали "Такие дела", или просто опять показалось, что он крылат - вот он прыгает себе, попадает в ад, и оказывается в такой невероятно яркой рыже-сиреневой гамме. Всё вокруг горят, страдают и говорят, но какой-то черт ворчит: "Погоди еще." и говорит: "Чувак, не путайся под ногами." И пинает коленкой его под зад.

Он взлетает вверх, выходит, за грань, за кадр.
Опирается о булыжник, устраивается на нем уютно, будто бы на диванчике.
Потом поднимает голову.
Над головой закат.
И он почему-то плачет, и тычется носом в пыльные одуванчики.


А она говорит: "Иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
Он смеется: "Я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."

А она говорит: "Куда тебе - умирать? Ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
Он вздыхает: "Ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"

А она говорит: "Куда мне теперь к тебе? Ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
Он рыдает и поет, как ночной прибой: "Ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?

Я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
А она говорит: "Мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не так"

Я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
Он хохочет: "Да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.

Я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
Чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.

Я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. Что закат - в дугу..
Я шепчу ей, что пою ее и кляну. Что я ради нее, что хочешь, переверну. Что боюсь ее, никому ее не верну. И она тихонько рождается между губ.

Это и многое другое вы можете прочитать на сайте "Блики Тишины"
http://bliki.jino-net.ru
Все вопросы и пожелания, посылать на е-mail:
bliki@bk.ru

Корнетка.

В избранное