Присутствовал я как-то на одном юбилее.
Лет юбиляру было очень много, притом за пятилетие, прошедшее с предыдущего юбилея, он как-то высох, стал почти на голову ниже себя самого, но не утратил ни живости, ни своего специфического мрачноватого юмора.
В самом начале застолья он встал и заявил:
"Друзья!
Каждый юбилей можно считать репетицией похорон, поэтому прошу вас не сдерживать себя и говорить все то, что вы хотели бы сказать на моих поминках!"
Он сел, дочь юбиляра нахмурилась, а зять жизнерадостно захохотал.
Гости, несмотря на то, что почти все знали юбиляра много десятилетий и должны были бы привыкнуть к его манерам, были огорошены - все они были далеко не молоды и страшились неизбежного перехода в мир иной.
Тем не менее, после первой традиционно "за здоровье юбиляра" напряжение несколько спало, и юбилей вошел в цивилизованные рамки.
Через некоторое время слово взял один из приглашенных, лет на тридцать моложе виновника торжества, и сказал примерно следующее.
"Я прошу меня извинить за довольно длинную предысторию, но если вы дослушаете ее до конца, то увидите, что она касается уважаемого юбиляра самым непосредственным образом.
У меня есть один приятель, с которым я знаком еще со школы. Всю жизнь основным его качеством было стремление "жить красиво".
В приложении к социалистической действительности это означало примерно следующий набор красивостей: хорошую квартиру, машину, дачу (точнее, садовый участок), посещение театральных премьер и кинофестивалей...
Это практически все, потому что на престижную работу в парторганах у него не хватало ума и образования, а с выездом на зарубежные курорты - вы и сами знаете, как было.
Вернее, как не было.
Свою программу он осуществлял планомерно и последовательно.
Годам к тридцати он выменял себе двухкомнатную квартирку, купил "Запорожец" и получил участок в районе Синявинских болот.
Значительно сложнее было с культурной частью.
Ни на премьеры, ни на фестивали его никто не приглашал, а доставать туда билеты, простаивая в очередях ночи напролет, у него не было времени.
Кроме того, из-за этого возникали осложнения и в семейной жизни: однажды он отсутствовал дома три ночи, отмечаясь в очереди на какой-то супермодный закрытый просмотр, а жена за этот подвиг закатила ему такой скандал, что на просмотр он позвал меня вместо нее.
В результате, "красивая жизнь" получилась у меня, ибо это меня, а не его, пригласили на какое-то престижное мероприятие, без каких-либо усилий с моей стороны...
Но был один пункт в развернутой программе "красивой жизни", который был относительно доступен материально и организационно.
Это - сауны.
Их было довольно много, но все-таки недостаточно для всех желающих. Поэтому регулярное посещение этого заведения давало ему некоторую иллюзию приобщения к элите.
Я думаю, что только поэтому мой приятель стал завзятым любителем банного дела.
Естественно, что он стал и меня к этому активно приобщать.
А поскольку после памятного киноэлитарного приключения он старался по вечерам из дома не отлучаться, то стал изыскивать нетрадиционные методы для реализации своего жизненного кредо.
И вот однажды он звонит мне и говорит: "Я нашел отличную сауну, но вечером я не могу, пойдем завтра утром, в девять часов."
Хорошо, что в девять, мог и в семь предложить...
Ну, ладно, не завтра, так послезавтра, с отсутствием на работе я как-то договорился, приходим в баню.
Огромный зал общественной бани, довольно прохладный, без бассейна, естественно, (какой бассейн в таком классе?), в глубине две кабинки парилок... Типа строительных времянок...
В них, правда, жарко было.
И мы вдвоем, ходим по этому гулкому пространству, завернутые в простыни, ни дать, ни взять, два султана Брунея в своем султанском дворце.
Бассейна и фонтанов, правда, нет, но при определенном воображении шайки могли сойти и за бассейны, а душевые лейки - за фонтаны...
Вдруг открывается дверь, и входит настоящий султан Брунея!
Высокий, статный, черноволосый, горбоносый, в простыню задрапирован настолько благородно, что мы мгновенно осознали себя не султанами, а погонщиками верблюдов.
Поздоровались мы с ним, и он в парилку прошел... нет, не прошел, а благородно прошествовал!
Через некоторое время появился, омыл тело свое благовонными водами общественного душа и удалился.
А мы с приятелем остались приобщаться к "элитарности" дальше.
Но чувствовали себя уже не султанами Брунея, а этими самыми штуками, которые в проруби..."
Докладчик несколько запнулся, поскольку ему явно не хватало веселого цинизма юбиляра, и закончил:
"Так выпьем же за истинное благородство!"
"Позвольте! - зашумел истомившийся коллектив, - А причем здесь юбиляр?"
"То есть как - причем? - возмутился виновник торжества, - А разве я не благороден?"
"Извините, - сказал тостующий, - Но Иван Иванович совершенно прав. Дело в том, что третьим, а вернее - единственным султаном Брунея в той бане был именно он."
Дочь юбиляра снова нахмурилась, а зять захохотал еще более жизнерадостно...