...Конечно, накатывает порой мысль неозначено сложного. Хочешь её перебить — найди образ другой мысли! Я порылась в своём сознании — и нашла!
Прозревший Флейтист стоял передо мной, словно изваяние другого неба. А вокруг, прямо из белого крошева таволги вылетали розовые фламинго. Кутерьма... Суета... Взмахи крыльев... Флейтист выдувал свою музыку поднебесья, а я вплетала в неё свои слова:
Когда заговорит твоё начало,
Иначе,
Солнцем и листвой — навзрыд!
Я расскажу тебе, как время плачет
И неосознанно вперёд бежит.
Вперёд — за диким солнечным мустангом,
пытаясь в лузу бремени загнать
с тобою нас...
Фламинго рубят танго
И кружат вальс!
А подреберья грузного оврага
Прокрустово желают нас впитать.
Играем —
Кмень! Ножницы! Бумага! —
Хруст рёбер застарелого оврага
И солнечного детства
Благодать!
Я примеряю розовость фламинго,
Ты обряжаешься в мустанговую стать.
В игре прохода —
Бинго, бинго, бинго
Нам встречи ждать!
А время на завалинку присядет...
Седою бородою потрясёт...
Малышка солнце вышивает гладью...
Малыш восход
На озеро несёт...
— Видишь, как созвучны, моя музыка и твои слова?! — отпустив в налетевшее облако свою усталую, почти выдохнувшуюся флейту, тихо произнёс Флейтист. Его слова были созвучны завораживающей хрипотце только что улетевшей флейты.
— Как же ты будешь без неё теперь? — спросила я, глядя на его опустошённые руки.
— Как буду? Буду просто... Теперь моей флейтой станешь ты! — сказал он, прижимая свою опустошённые руки к моему лицу. — Людям всегда надо усложнять всё то, что на самом деле просто. В тебе всегда жили слова, которым не хватало моей музыки...
— Но ты отпустил флейту... Ты вернул её облакам... С чем же теперь будут сливаться мои слова?
— Но облака вернут мне мою флейту, если ты не пожелаешь заменить её собой!
— А как одновременно, чтобы я была и словами и музыкой?
— Тогда я возвращаю флейту. Просто скажи, что согласна совместному звучанью!
Уже во всю нас обволакивал восход. Уже во всю фламинго то рубили танго, то кружили вальс. Уже что-то чуть сдвинулось в моём сознании... Чуть сдвинулось в сторону Флейтиста. Но тут снова возник образ Белого Лиса в своём облачно-человечьем обличье:
— Даже не думай! — воскликнул он, перебивая фламинговое круженье. — Даже не вздумай подвергаться мысли о возможном человеке! Завтра же тебе станет с ним скучно! Завтра же ты возненавидишь его натруженный кашель и робкое сморканье... Завтра же ты захочешь высвободиться из его приземлённого пространства, завешанного облаками и музыкой! И облака, и музыка — это лишь его ширма... Это лишь привлечение ненадолго... Завтра он скажет тебе, что у него болит голова, что не знает, как жить
дальше... Скажет, что ему плохо от того, что мир не понимает всхлипы его музыки... Завтра он будет рыдать своей неприкаянностью, а ты вынуждена будешь его жалеть говорить, что музыка его гениальна... А послезавтра тебе надоест это говорить. Ты захочешь сбежать от него, но будешь чувствовать свою ответственность за невостребованного человека.... И вся твоя жизнь превратится в бесконечною череду сожаления, сострадания.... Ты забудешь и про то, как твои собственные слова звучат не слабее его уменьшающейся
музыки....
Я вслушивалась в его слова и понимала, что всё в них правда. Что он всё правильно говорит о моём восприятии непринятых гениев.. Но хотелось быть высоконравственной. Очень высоконравственной для себя и внутри себя.
Фламинго исполняли какой-то поднебесно рыдающий танец.
— Уйди! — выдохнула я в сторону Белого Лиса. Мне было всё равно, что его внешний вид был совершенством моего воображения. Моего представления о человеческой оболочке... Именно так должен был выглядеть тот человек, который хотя бы внешне мог привлечь моё внимание...
— Нет, я сильнее! — сказал Флейтист и, протянув руки к облакам, изволил из них свою флейту. Изволил и заиграл...
...И будто что-то унесло Белого Лиса.
— Подумай! — обернулся в мою сторону Флейтист.
И я осталась думать в зарослях белой таволги, посреди фламингового танца... Просто осталась думать, как мне, возможно, спокойнее оставаться одной...
Тебя, наверно, тоже иногда посещают эти мысли? Мысли, как лучше не соприкасаться с тем, что неведомо, с тем, что неизвестно... Подумай! Это важно. Важно — замереть, перебрать в себе все разбросанные лоскутки сознания... Просто сделать паузу в раздумье. Послушай меня, это важно! Важно остановится во внутреннем небытие.