...Когда смотришь на потерянных людей, чувствуешь себя ещё более потерянным...
...Хочешь найти в себе силы, чтобы изменить мир, но вместо этого сам превращаешься в потерянный мячик...
...Кто-то бросил этот жёлто-красный мячик, с полоской посередине, из детства во взрослую жизнь... И ты , и он — теперь одно и то же... И уже — устал, и хочется остановиться, а какой-нибудь новый бугорок всё подбрасывает... И никак не останавливается движение в сторону неизвестного...
... И вот ты уже на берегу потерянного в траве ручья... И кто-то берёт тебя в руки... Что дальше?
... На берегу — огромный кувшин. Наверное, когда-то давно он был оставлен здесь Великаном...
— Можно погладить? — спрашиваю своего спутника, глазами показывая на кувшин.
— Твой жест может быть не правильно воспринят, — предупреждает меня мой спутник. — Мир изменился до неузнаваемости. Это старое и давно забытое понятие — если потереть бочок кувшина, то он исполнит желание... У нынешних кувшинов другая задача — не только не исполнять желания, но и вообще исключать их... Или отодвигать от собственных желаний...
Всматриваюсь в роспись на стенах кувшина и узнаю в них контуры Эльфийского замка.
— Как там принцесса Саджи и принц Вран, — грустно вздыхаю...
— Сейчас увидишь! — улыбается мой спутник-Колдун. В свежести ручья и травы он выглядит совсем юным. И я отмечаю про себя, как это важно вовремя оказаться в светлом живом месте. В свете чистой природы, сам не замечая того, внезапно молодеешь...
И вот мы в замке. Саджи и Вран рулонами холстов отгоняют от окна прорыв огненного лисьего хвоста. Деревца-бонсай трясутся от гуляющих сквозняков. Зеркало плавится... Опустошённая птичья клетка растерянно хлопает дверцей... Мои фарфоровые птицы на подоконнике снова будят уснувший Разум...
И в мгновение зала наполнилась теми потерянными людьми, которые совсем недавно здесь пировали... Когда им было дозволено... И торговка, и грузчики со спитыми лицами, и безработные бродяги...
Колдун собрал их в круг... Что-то пошептал каждому на ухо... И вдруг с радостным мельтешеньем вся эта некогда опущенная братия взялась за приведение в порядок замка. Грузчики ставили на место недавно перевёрнутые дубовые шкафы... Дамы намывали до неузнаваемости запачканную старинную посуду из драгоценного серебра... Торговка молоком со странной улыбкой намывала птичью клетку, то и дело непонятно поглядывая на принца...
— Теперь это ваш замок, но не для праздности, а для настоящей жизни! — воскликнул принц Вран, вскочив на свой резной трон. — Но в нашей жизни есть свои правила. И вам придётся их принять... Жить в мире искусства не просто, но вы сами узнаете, как чудесно в таком мире жить!
И вдруг зазвучала пылящаяся в углу флейта... Это в залу вошли мнемосины. Взглянув на картину "Маковый пленер", мнемосина Клио стала придавать картине своё поэтическое звучание:
Маковый пленэр
Чуть встанет солнце — и уже бутоны
Июньских маков
Приветствуют восход и пробужденье
Той песни, что на ветреном закате
Унёс в мохнатых лапах царь шмелиный.
И узкая тропинка в пряных травах
Душистою пыльцой окрасит губы,
И улетят за бабочками вслед
Пунцовые тугие лепестки.
Лишь синий зонтик трепетом крылатым
Пытается остановить мгновенье,
Напрасно с ветром споря...
Но уходящею натурой невесомой
В траве росистый исчезает след.
И маки, в томном мареве зевая,
С полуулыбкой долго смотрят вслед...
...Мнемосина Клио читала так вдохновенно. Её шёпот перекликался с шёпотом флейты. Её волосы, словно пряди волшебных воспоминаний касались души каждого и оставляли там свои перламутрово струящиеся ростки... Её глаза источали музыку изумрудного ветра.... Огромные, зелёные, они то плакали, то сияли, приводя даже самые далёкие от поэзии сердца в необъяснимый трепет... Сама Клио, словно облачко, парила над картиной маков, пока не соприкоснулось с другой мнемосиной у картины, где в кресле-качалке, поджав под
себя коленки, сидела девочка... И, обняв колени руками, она так восхищенно смотрела на взрослого мима, жонглирующего волшебными мячиками...
Мнемосина Эрато, в пурпуровом горящем платье, в диадемке из рубинов на золоте распущенных волос... Словно впиваясь в картину остриём особенного чувства, стала уводить собравшихся в глубину красок и значение непередаваемого...
Какой ты всё-таки смешной, — большой малыш!
Лариса Лось Посвящается А. С. Путяеву и его сказке "Тайна жемчужного времени".
Какой ты всё-таки смешной, — большой малыш!
Какая я — наивная и глупая девчонка!
Зачем рисуешь мне ромашки, — выше крыш,
Ночами врёшь и веришь увлечённо,
Что ты в лесах — заядлый следопыт,
Что небо плавает — под нашими ногами,
Осыпав утром травы — жемчугами...
Что можно из цветка — их утром пить.
И если в росах искупаемся нагими,
Венки ромашек заплетём — с твоих картин,
То станем мы с тобой — совсем другими:
Как эльфы над цветами полетим...
Теперь мы — гномы! Не такие, как другие!
И скрипка с флейтой только знают наш язык,
И нотки в нём, — как бусинки тугие,
Что катятся в родник моей слезы...
...Принцесса Саджи всё крепче прижималась к Врану. Лицо его было вдохновенно-возвышенным, как в тот момент, когда она впервые встретила его и полюбила... И будто никогда не было нечаянно возникшего злого пространства между ними, на время вытеснившее искренность чувств... Он нежно прижимал к себе её плечи...
Лицо торговки молоком тоже сияло. Рукавом льняной рубахи она украдкой утирала глаза... Видимо в душе её тоже проснулось что-то давнее, зыбкое... Ведь в глубине каждой души обязательно есть что-то красивое... Просто этому красивому надо позволить взглянуть на свет...
Грузчики сидели на полу с недоумённо открытыми ртами... Они ещё не понимали значение происходящего, но музыка слов, кажется, очень захватывала их загрубевшие сердца...
— Видишь, как надо уметь будить души! — шепнул мне Колдун...
И мы загадочно переглянулись...
И тебе, мой дорогой человек, хочу сказать:
— Ощутив собственную потерянность, поспеши чью-то другую заблудившуюся душу вырвать из потока зла! И вдруг найдёшь себя... И вдруг удивишься себе... Себе, такому необыкновенному, новому... И когда всё именно так будет происходить в жизни людей, кувшин у затерянного ручья снова научится исполнять желания... Закатившийся мячик из детства снова согреет ладони...
И ты улыбнёшься вслед тёмному тоннелю, оставшемуся позади... Улыбнёшься и радостно воскликнешь: