Сценарии для библиотек - Выпуск 27 от 25.12.2002

Выпуск 27.                     25.12.2002

"СВЯТОЙ ВЕЧЕР ДОБРЫМ ЛЮДЯМ…"

    Посиделки

Материалы для проведения мероприятия

Святки! Сколько надежд, ожиданий, предвкушения радостей и веселья связано с этими праздниками.

В середине XIX века вышла и почти сразу же стала библиографической редкостью книга известного ученого А. В. Терещенко «Быт русского народа» — первая попытка в России научной разработки этнографического материала. В 1999 году в Москве в издательстве «Русская книга» вышла шестая и седьмая, заключительная, часть этой книги, посвященная обрядным праздникам, в т. ч. дано подробное описание Святок. Вот как пишет о святочных увеселениях А. В. Терещенко: «Русское житье-бытье нигде не просвечивается так ясно, как на святках. Там все радуется, и все забывают свое горе. Не одни девушки, но и пожилые женщины предаются тогда безотчетному разгулу веселости. Здесь народность высказывается в сердце каждого, и сами враги наших забав подслушивают игры, песни и загадки сельских девушек. О, как много красавиц, возлелеянных в блестящих палатах, спешат украдкою полюбоваться неподдельными играми деревенской жизни!»

В России Святки (с 25 декабря (7 января) по 6 (19 января) ожидались с нетерпением, особенно молодежью. Они сменяли тяжелый сорокадневный рождественский пост, когда гулянья и разные потехи были запрещены, а до поста развлекаться не позволяли многочисленные хозяйственные работы. Со святками приходили колядованье, скромная еда, гаданья – возможность приподнять завесу над будущим, над предстоящим годом.

Новый год, перенесенный указом Петра I в 1699 году с 1 сентября на 1 января разделил Святки на «Святые вечера» — с 25 декабря (7 января) по 1 (14) января) – и на «Страшные вечера» — с 1 (14) января по 6 (19) января). Святые вечера в народном сознании были связаны с Рождеством Христовым. Вторая неделя шла под знаком разбушевавшейся нечистой силы, активность которой прекращалась в Крещение, когда освящалась в церквях и прорубях вода, на дверях и окнах ставили мелом или углем кресты и окропляли их принесенной из церкви «святой водой».

А. В. Терещенко пишет: «Предмет святочных забав весьма разнообразен; он выражает народное веселье и семейную жизнь в гаданиях и переряживании, которые совершаются ночью, а ночи в это время бывают, как нарочно, темные, наводящие ужас на самих участников святочных игр».

В целом Святки можно разделить на три главных составляющих праздничного обряда: колядование, гадание и ряженье.

 

Колядование

 

В числе колядовщиков обязательно был «мехоноша», собиравший в особый большой мешок «дары подаяния». Сбор колядовщиками продуктов когда-то был элементом поминальной обрядности: в поминальные дни нужно было накормить «дзядов» (умерших предков), не то – жди беды. Со временем дары утратили поминальный характер и стали «заработанной» добычей колядовщиков, которые делили ее между собой после обхода всех дворов.

Зачастую с колядовщиками или отдельно ходили ряженые. Рядились козой, медведем, конем, быком, могли тянуть за собой плуг, имитируя пахоту, принимали образы стариков с длинными бородами из пакли, наряжались горбатыми старухами, цыганами, солдатами, коновалами, при этом балагурили и разыгрывали целые сценки. Ряжанье стала просто веселой игрой, но сохранило в себе все тот же общий смысл обряда, символику плодородия. Помня об этом, легче понять и тексты песен колядовщиков и ряженных.

	Где коза ногою, Там жито копною, Где коза рогом, Там жито стогом.

Для каждой семьи Святки начинались после Всенощной, с вечернего застолья, совмещавшего обед и ужин, так как в сочельник по церковному уставу было запрещено есть до первой звезды. На столе была обязательно кутья – каша из крупного зерна – ячменя или пшеницы – с медом и ягодами черемухи или коринки (в городе употребляли рис и изюм). Готовили также блины, поминальное пиво (канун), компот из сухих фруктов – узвар (озвар). Ритуальная еда, которая была на рождественском столе в сочельник – тоже напоминание об обычае поминания предков. В каждом доме в деревне, а зачастую и в городе непременно пекли «козули», «коровки» — фигурки домашних животных из особого теста на меду, украшенные подцвеченным белком с сахаром (это печенье шло в дар колядовщикам). Помимо еды ритуальной, на столе в обилии была и скоромная пища: студень, жаркое, колбасы и прочее.

Кончался праздничный ужин, и молодежь высыпала на улицу. Если село было большое, делились на две группы. Одна шла с одного конца, другая – с другого. Каждая выбирала «старшого», «мехоношу», который нес мешок, куда складывали все, чем хозяйки одаривали за добрые пожелания (пироги, «козули», деньги и др.). Впереди группы шел парень с шести – или восьмиконечной звездой из фольги или цветной бумаги, прикрепленной к длинному шесту. Иногда звезду делали полой и внутри зажигали свечку. Светящаяся в темноте звезда словно плыла по улице.

И в морозном воздухе звенели, искрились песни-припевки:

	К нам пришло-прикатилося Святое Рождество! Вот Свят вечор! Вот Свят вечор! Мы ходили-походили, колядовщики! Мы искали-поискали Иванова двора! Стоит Иванов двор на пяти столбах, На пяти столбах На семи верстах! Как во первом терему Сам хозяин во дому! Во втором — то терему Сама хозяйка во дому! А во третьем терему Часты звездочки! Часты звездочки, Милы детушки! Коляда-коляда, Подавай пирога! Или хлеба ломтину, Или денег полтину! А не дашь пирога, Так корову за рога! Вот Свят вечор! Вот Свят вечор!

Старшой стучал в окошко первого с краю дома: «Хозяева, поколядовать?» Ну, кто же откажется от доброго пожелания? – «Колядуйте, пожалуйста!»

И колядовщики пели:

	Пришла коляда Накануне Рождества. Дайте коровку, Масляну головку! А дай Бог тому, Кто в этом дому, Ему рожь густа, Рожь ужиниста: Ему с колоса осьмина, Из зерна ему коврига, Из полузерна – пирог. Наделил бы вас Господь И житьем, и бытьем, И богатством, И создай вам, Господи, Еще лучше того!

За хорошее подаяние колядовщики пели хозяевам благопожелания:

	Дай те Господи На поле – прирост, На гумне – примолот, На столе – гущина, В закромах – спорынья, Коровы-то дойны, Сметаны-те толсты. Сметану-то снимают, Ложки ломают, За окошко бросают, Наши ребята все подбирают. С праздничком!

Если хозяева скупились и ничего не подавали, им могли спеть и не очень приятное пожелание:

	Коляда-моляда, Не хошь ли пирога? Не ломай, не ломай, Весь подавай! Коляда, коляда, Подай нам пирога! Не дашь нам пирога, Мы быка за рога, Мы телицу-годовицу, Мы корову-яловицу, Овцу-ягоницу, Кошку-лакомицу!

Ну тут уж ребятам нужно было удирать со всех ног: обиженные хозяева могли накостылять.

В самой колядке были четко определены праздники, входящие в понятие «Святки».

	А рано, рано утром петушок попел, Святой вечер добрым людям! А раней того Петро встал, звонком позвонил, Звонком позвонил, ковалев побудил, Ковалев побудил: «Вставайте, ковали, Вставайте, ковали, куйте топоры, Куйте, топоры, тешите брусы, Тешите брусы, стелите мосты, Да будет идти три праздничка: Первый праздник – Святое Рождество, Второй праздничек – Святого Василия, Третий праздничек – святое крещение. Святое Крещение, с колядами прощение, Святой вечер добрым людям!

Во второй праздник Святок — а это было 1 января, день Св. Василия Кесаретского (Новый год), также, начиная с кануна, ходили от дома к дому и пели благопожелания хозяяевам, только припев был другой (особенно в Поволжье, Воронежской губ.) – «Овсень…», «Таусень…».

Слово овсень толкуют по-разному: одни связывают его со словом «просинь» (так в старину называли янтарь), другие – со словами «сев» или «овес».

Поздравлять с Новым годом ребята ходили, неся в лукошке зерно (пшеницу, овес). Кидая его через стол в красный угол, они пели благопожелания хозяевам и поздравляли с Новым годом. Песенки подобного рода должны были благоприятствовать хорошему урожаю.

На Васильев вечер – 31 декабря (13 января), то есть под Новый год, обязательным блюдом на столе, помимо каш, колбас, вареного и жареного мяса, был поросенок. Семья должна была съесть «кесаретского» поросенка (Святой Василий был родом из Кесарии, поэтому в народе он назывался Василий Кесаретский; отсюда и поросенок стал называться «кесаретский»): он сулил изобилие, плодовитость животных, урожай, благополучие в доме. Кесаретский поросенок, как вся ритуальная еда, тоже напоминает нам о представлениях наших далеких предков, приобщавшихся на праздничных пирах к тем силам и тем способностям, которые приписывались съедаемым животным.

	Овсей, Овсей Шел по дорожке, Нашел железце – Сделал топорочек, Ни мал ни велик – С угольные уши; Срубил себе сосну – Наснастил мосточек. По этому мосту Шли три братца: Первой-то братец – Родество Христово, Второй-то братец – Крещенье Господне, Третий-то братец – Василий Кесаринский. Блин да лепешка На заднем окошке. Подавай, не ломай, Не закусывай! У хозяина в дому Велись бы ребятки, Велись бы телятки, Велись бы ягнятки, Велись бы жеребятки, Велись бы поросятки, Велись бы козлятки, Велись бы цыплятки, Велись бы утятки!

В некоторых местностях в новогоднюю ночь принято было выставлять на воротах, или на скамейках, или у крыльца миску с кутьей, киселем, клали кусок пирога и «закликали мороз», просить его, как это велось еще в языческие времена, чтобы он, «Мороз», не уничтожил молодые всходы хлебов, не помешал хорошему урожаю в наступающем году, не лишил людей благополучной сытой жизни.

	Мороз, Мороз Васильич! Ходи кутьи есть! Мороз, Мороз Васильич! Ходи кутьи есть! А летом не бывай: Цепом голову проломлю, Метлой очи высеку! Мороз, мороз, Не бей мой овес! Иди мой кисель съисть, Не бей мой овес!

В течение всех Святок на севере России принято было еще петь «Виноградья», называвшиеся так по припеву «Виноградье красно-зеленое». Это было тоже колядованье. Слово «виноградье», употреблявшееся в русском средневековье, сохранилось в народной поэзии как поэтический образ, символизирующий плодородие, обилие и довольство, а также – любовь и брачную жизнь. Этот образ проник в разные типы песенной поэзии.

Песни-пожелания были обращены к каждому из членов семьи и исполнялись особо: холостым, женатым с детьми, женатым бездетным. Если в песне величали одного человека, то такое виноградье называли «малое», если всю семью – «большое». Желаемое выдавалось за реальность: дом назывался «теремом», вокруг дома «тын серебряный стоит», «на всякой тычине по жемчужинке». Песни для обходов дворов состояли из трех частей: просьбы разрешить спеть песню; прославления хозяев; просьбы о вознаграждении за благопожелание. За исполнение этих песен полагались дары в виде козуль, пирогов, пряников, конфет, иногда давали и деньги. Если хозяин не скупился – ему пели еще и «благодарность»:

	Сто бы тебе коров, Полтораста быков, По ведру бы – то доили, Все сметаною…

Эта часть колядок особенно важна, так как в ней владельцу одной коровенки и лошаденки сулились тучные стада, обильный урожай и т. п. Если хозяин скупился, ему пели «корильную»:

	Кто не даст коляды, Тому двор чертей, Огород червей!

На Святках молодежь веселилась не только на улице. Проводила она вечера и в избе, которую с осени откупали вскладчину у какой-либо одинокой старушки для «посиделок», «бесед», «веч¨рок» — где как называлось. Девушки сидели кто с вышиваньем, кто с пряденьем, кто с вязаньем, беседовали, пели песни, — так незаметнее проходили долгие зимние вечера. Потом приходили парни и начинались танцы. После морозного воздуха на улице так приятно было зайти в теплую избу, снять полушубки, пальтушки и завести игры с песнями, которых было очень много.

 

Гадание

 

На пороге нового года человеку свойственно стремление узнать, что его ожидает в будущем. Поэтому Святки – это время, когда молодежь гадала о своей судьбе. Гаданья были самые разнообразные, но не все веселые и забавные, а некоторые даже далеко не безобидные.

Взрослые в это время гадали о будущем урожае. В Нижегородской губернии, например, под Новый год выставляли у амбара пучки соломы ржи, проса, пшеницы и др. На каком пучке утром будет иней, на культуру будет урожай. В Костромской губернии на Новый год ходят с кашей, сваренной из зерен пшеницы или другого злака, и спрашивают первого встречного человека: «Из чего сварена каша?». Если угадает, то будет урожай, если не угадает, то урожая не будет. Пол в избе устилали соломой, да погуще; под салфетку, которой покрывали стол для праздничного ужина, — тоже соломку расстилали (разных злаков), а потом еще старались из-под салфетки вытащить соломинку (не выбирая, конечно). Если длинная — высокие хлеба, коротенькая — плохие. Во многих местностях после праздничного ужина хозяин начинал имитировать засевание зерен. Надевал сетево (решето с зерном на лямке, надевавшейся так, что сетево держалось на уровне пояса) и делал вид, что идет по полю и сеет, потом брал косу и делал вид, что косит, женщины таким же образом «жали хлеб», теребили (тягали) лен и т. п. Очень интересным был обряд «Варение каши», бытовавший во многих местах, совершавшийся в ночь под Новый год. Старшая женщина в доме шла в амбар за крупой ровно в 2 часа ночи. Старший из мужчин приносил воду из реки или колодца. Крупа и вода стояли на столе до тех пор, пока не истопится печь. Никто не должен был к ним прикасаться. Когда нужно было растирать и замешивать кашу, все садились к столу, а старшая читала заговор:

	Сеяли, растили гречу во все лето: уродилась наша греча и крупка; звали — называли нашу гречу во Царьград побывать, на княжной пир пировать; поехала греча во Царьград побывать со князьями со боярами, со честным овсом, золотым ячменем; ждали, гречу, дожидали из каменных врат; встречали гречу князья и бояре, сажали гречу за дубовый стол пир пировать; приехала греча к нам гостевать.

После этого все встают из-за стола, а хозяйка с поклоном ставит горшок с кашей в печь. Потом все опять садятся за стол и ждут, когда каша будет готова. Но вот каша поспела. Вынимая ее из печи, хозяйка говорит: «Милости просим к нам во двор со своим добром!» Затем осматривается горшок: не треснул ли, не вылезла ли каша через край (считалось к большому несчастью). Верхнюю запекшуюся часть снимали ножом. Каша красная предвещала счастье всему дому, хороший урожай. Каша бледная угрожала бедами. Ее выбрасывали в реку.

Среди многочисленных гаданий, которыми особенно увлекались девушки, были гадания с подблюдными песнями. Собирались они в доме у одной из подруг. Хозяйка брала блюдо (или миску), каждая клала в него что-либо свое — колечко, сережку, пуговку, а блюдо покрывали полотенцем. Девушки пели короткие песенки-гадания с припевом:

	«Кому вынется — тому сбудется, тому сбудется, не минуется»; «Кому поем — тому добро!»; «Слава!», «Илею!» «Лилелю». «Лады, лады!» и т. п.

В конце каждой песенки хозяйка вставала и потряхивала блюдо, так что какой-либо предмет обязательно выскакивал из-под полотенца. Девушки с волнением вглядывались, чей же он. Что предвещала песенка, и должно было стать судьбой обладательницы сережки или колечка. Это означало, что пропетое в песне предвещание относится к той девушке, которой принадлежал предмет. В Новгородской области вместо блюда использовали ведро с водой, принесенное девушкой в полночь с реки, первая песня, как правило, пелась хлебу: «Хлебу да соли долог век, Слава!» или: «Мы не песню поем, Хлебу честь воздаем! Илею! Илею!» Хлеб был основой жизни крестьянина — его здоровье, сила, богатство, поэтому отношение к хлебу было как к святыне. Отсюда в обрядовой поэзии многие поэтические образы связаны с хлебом, зерном, тестом, квашней (кадушкой, в которой замешивали тесто) и означали благополучие, богатство, удачу в хозяйственных делах, счастье. Хлеб и золото выступали на равных правах.

Были и другие символические образы: полотенце — дорога, целующиеся голуби — любовь, курочка, вырывающая из кучки зерна перстень, — замужество и др.

Когда наскучит играть и петь, тогда выдумывают игры, например, «хоронить золото». При повсеместном употреблении «золото хоронить» встречались в большей или меньшей степени изменения, например в Смоленской губернии. Тут часто после танцев или других забав начинают золото хоронить, и обыкновенно этот долг лежит на хозяйке или на близкой к ней. Усевшись в кружок, кто-либо из молодых принимает на себя обязанность отыскивать золото.

	Уж я золото хороню, хороню, Чисто серебро хороню, хороню; Я у батюшки в терему, в терему; Я у матушки в высоком, в высоком. Думай, гадай, девица, Отгадывай, красная! В коей руке былица, Змеиное крылице? Уж я рада бы гадала, И я рада бы отгадала, Через поле идучи, Русу косу плетучи, Шелком увиваючи, Златом приплетаючи. Ах, вы, кумушки, голубушки, Вы скажите, не утаите, Мое золото отдайте. Меня мати хочет бита По три утра, по четыре По три прута золотые; Четвертый жемчужный. С дворянином проиграла, Вечер перстень потеряла. Пал, пал перстень В калину, малину, В черную смородину. Очутился перстень Да у дворянина, Да у молодого. На правой на ручке, На мизинном пальце. Девушки гадали, да не отгадали, Красны гадали, да не отгадали. Наше золото пропало, Чисто золото запало И снежком занесло, И заинело.

В продолжение песни дама или девица ходит в кругу и показывает, будто бы она каждому отдает перстень, но между тем тайно оставляет у кого-либо. После этого отыскивает перстень молодой человек, и когда он не найдет у той особы, у кого думал найти, то уже не смеет искать у нее другой раз. Он повторяет поиск до трех раз, но если не найдет в третий раз, то дама, хоронившая золото, женит молодого человека, а если отыскивала золото девушка, то она выдает ее замуж.

Хоронившая золото берет молодого человека или девицу за руку и потихоньку спрашивает: «Кого хотите выбрать?» Потом, подводя их к играющим, говорит: «Мне удалось женить или выдать замуж. Теперь отгадайте, кому он или она нравится?» Играющие отгадывают по очереди, пока не дойдут до особы, на которую пал выбор отыскать золото, а прежде хоронившая садится на место отыскивающей. Таким образом повторяется игра по желанию.

Если перстень отыщется в первый или второй раз, то особа, у которой он нашелся, должна искать его; которая искала, должна хоронить его; а хоронившая садится на место той особы, у которой он нашелся.

В Московской губернии «золото хоронили» так: «…Ставят на стол четыре блюда, покрытые полотенцами и платками. В одно блюдо кладут уголь, в ругое – печинку, то есть кусок сухой глины от печки, в третье – щетку, в четвертое – кольцо. Хор девушек поет:

	Уж я золото хороню, Чисто серебро прокачу; Я у батюшки во дому …

И под эту песню гадающая девушка вынимает наудачу из блюдца судьбу свою; если вынет уголь, то ей предстоит дурная участь; если печинку, то смерть; если щетку, то будет у ней старый муж; и если вынет кольцо, то будет жить в радости и муж будет молодой.

 

Ряженье, или Переряживания

 

Некоторые из святочных игр: фанты, жмурки, жарты, наряжанье козою, журавлем, медведем. На этом остановлюсь подробнее. Хари, личины или маски, употреблявшиеся у нас издревле, были преследуемы духовенством. В «Кормчей» рукописи XVIII в. они назывались «обличьями игрещ, ликоственник и наличнык»; в «Стоглаве» скаредными образованиями, лицами косматыми, козлими, сатирскими, окрутами, скуратами. Переряживанье именовалось москолюдством (надеванием масок) и окручаньем. Архиепископ Лука в поучении своем XII в. запрещает москолюдствовать, т. е. принимать нечеловеческие образы.

Многие святители смотрели на простодушные святочные увеселения как на скверные и бесовские воплощения и потому строго запрещали их. Патриарх Иоаким, воспрещая переряживание и личины, так описывает их (в 1684 г.): «В навечерии Р. X. совершаются скверные и бесовские действа. Мужчины и девушки ходят толпами по улицам и поют бесовские песни (вероятно, колядские), произносят сквернословие, пляшут для возбуждения блудных нечистот и прочих грехопадений». Далее говорит он: «Переобразовываются в неподобные от Бога создания и изменяют человеческий образ. Надевают личины кумирские, бесовские, косматые и, одетые в бесовские одежды, скачут и пляшут. Те же самые бесовские игрища и позорища происходят с Р. X. до Крещения Господа нашего 12 дней». Патриарх Адриян еще далее простер свой гнев. Он, следуя «Кормчей», чтобы христианам не вдаваться в игры и не ходить на позорища, запретил (1697 г.) хоронить на кладбищах тех, которые во время игры утонут или убьются с качели.

Петр Великий смело искоренял суеверные запрещения. Он сам наряжался на Святках, славил Христа или представлял в переряживании своих любимцев, недостатки и пороки вельмож и святителей. В царствование императрицы Анны народные забавы преследовались Бироном, который вводил все немецкое. Императрица Елизавета возобновила святочные забавы, и народ увидел себя в своих увеселениях: родились потешные праздники, появились наряженные, и все прошедшее забыто! Екатерина II тоже любила переодеваться в русские одежды и веселиться на Святках по-русски: при дворе в ее присутствии лили воск, играли «золото хороню» и т. п. Придворные дамы и кавалеры принимали в них живое участие.

А. В. Терещенко, подробно знакомя читателей с описанием Святок, отмечал, что «одежды наших наряженных произвольные, изысканные, роскошные. Некоторые надевают платья, разумеется в Петербурге, с расточительной пышностью. Случилось однажды видеть богача-щеголя в бархатном длинном доломане (в виде плаща), который был унизан жемчугом и бриллиантами; голова его была обвита белой кашемирской шалью с разноцветными каменьями; туфли испещрены золотыми блестками; пояс ослеплял сиянием от множества драгоценных каменьев: щеголь представлял персидского шаха. Нигде нет такой изысканной пышности в переряживании, как в здешней столице. Двор, дипломатический корпус и множество богачей соревнуются друг пред другом в изобретении изящного и фантастического. Но во всем прекрасном и обворожительном надобно отдать преимущество нежному полу. Нельзя смотреть без очарования на них и на их одежды полувоздушные и увлекательно-поэтические, особенно же когда красавицы являются в русском наряде. Небогатые или недостаточные наряжаются каждый по своему состоянию, не стесняя себя выбором нарядов. Безобразных, уродливых нарядов не видно… В прочих городах России одеваются и поныне в шутовские и уродливые платья. Там по недостатку в святочных уборах, личинах (масках) шьют уборы сами для себя, по своим выдумкам; лицо окрашивают охрою или другою краскою, или сажею, а усы и бороду <рисуют> углем и т. п. Беганье, пляска и пение под музыку ночью вышло из обыкновения. Если нынешние наряженные ходят по улицам ночью, то скромно, тихо, без шуму и без нарушения благопристойности».

В Новгороде переряженных называются окрутниками. Со второго дня Р. X. до Крещения они ходили в те дома, где увидят на окнах свечи; тешили хозяев плясками и шутовскими представлениями. В Тихвине окрутники назывались кудесниками, куликами и щеголями. Там украшали разноцветными знаменами лодку, клали ее на несколько саней и возяли множеством запряженных лошадей по улицам; на лошадях и в лодке в разнообразных одеждах и личинах сидели окрутники: они пели и играли; народ провожал их; богатые угощали окрутников вином и кушаньем.

Существовали некоторые обрядовые различия даже в пределах одной области. Но в целом сохранялись общие для всей земли русской обряды. Так, в Рузском уезде Московской губернии в 1851 году «после гаданий лучшее удовольствие – рядиться. Крестьяне рядятся: медведями, цыганами, солдатами; девушки – парнями; парни – бабами и т. п. Песни поют более протяжные, а в Васильевский вечер «хоронят золото» и поют подблюдные песни». А в Волоколамском уезде «в день Рождества никаких увеселений не бывает. С вечера же второго дня выходят на улицу, поют протяжные песни и ходят по гостям. Петь песни собираются к одним каким-либо воротам. Привычка это сборное место обращает в постоянное. На третий вечер начинают рядиться, желающие приходят все в одну избу с позволения хозяев. Рядятся: девушки, молодые женщины, холостые крестьяне, приехавшие из города побывать к родным. Одежда, более других употребительная: барыни, кормилицы, турчанки, цыганки, медведи, журавли, лошади, солдаты… Нарядясь, выходят толпою на улицу. Является музыка, составленная из заслонки, косы и ручной гармонии, которая аккомпанирует пляске и песне замаскированных… Ряженные ходят по избам всегда с позволения хозяев. Обойдя свое селение, идут в чужие деревни. Возвратясь в сборную избу и разрядясь, начинают гадать». Вот как отмечали Рождество в с. Бужарово Воскресенского района Московской губернии в 1929 году: «На Рождество рядятся и ходят ряжеными по соседним деревням. Рядятся больше девушки; рядятся цыганом, цыганкой, нищей, сестрой милосердия. Цыган надевает вывороченную шубу, лохматую шапку, в руки берет кнут, лицо ему намазывают сажей; цыганка одевается во все красное, сверху покрывается большой шалью, выпускает завитые волосы, в руках у нее карты; нищий одевает рваное пальто, лапти, худую шапку, бороду изо льна; сестра милосердия поверх черного пальто одевает белый фартук с крестом и косынку. Придя в чужую деревню, ряженые пляшут на улице, потом заходят в избы погреться, цыганка гадает».

Александр Власьевич Терещенко в своей книге «Быт русского народа» пишет: «Вечеринки, занимая здесь важное действие в сословии крестьян и однодворцев, разделяются на безденежные и со взносом денег. На безденежные собираются гости по приглашению хозяев, которые потчуют их орехами, клюквою с медом и маком с медом и нанимают музыкантов для плясок. Вечеринка со взносом денег составляется молодыми людьми из одной какой-либо деревни. Выбрав по общему согласию горницу, просят у хозяина позволение сделать в его доме вечеринку и потом отправляют в соседние деревни с ведомом, что в таком-то доме будет вечеринка. Молодежь обоего пола, запасшись кормом для лошадей и мелкими деньгами для музыкантов, съезжается на зов, пирует до рассвета; в конце вечеринки музыканты подходят к каждому из пирующих с тарелкою, куда кладут деньги. Веселье на этой вечеринке сопровождается танцами и хороводными играми, но часто выходят ряженые на сцену: журавль, одетый в шубу, с длинной шеею из шубного рукава и деревянным носом. Он важно расхаживает между гуляющими и поклевывает тех, которые мешают его длинноногой походке. Тут гуляет жид с бородой и пейсами (локонами) из льна и с коробкою под мышкой. Он навязывает свой товар или правит старый долг: «А кились отдась гроси, паныцю?» Там целая гурьба цыган и цыганок, которые меняют вещи, продают, ворожат и пляшут со свойственными им ухватками, и часто весьма забавно. Здесь тащится Антон с козою. Его появление есть вызов к пляске. Музыканты дернут смычками, и пойдет присядка с припевом:

	Антон козу ведет, Антонова коза нейдет; А он ее подгоняет, А она хвостик подымает, Он ее вожками, Она его рожками.

Сначала коза пляшет, потом упрямится. Антон бьет ее веревкою, а она бодает его рогами и дрыгает ногами. Приводят еще медведя в вывороченной черной шубе. Он представляет, как парни ходят к девкам, как девки крадут на поле горох, как богатый барин величается на куге. Иногда в веселый круг является смерть, одетая в саван; голова ее повязана наметкою, глаза и нос красные из свеклы; огромные клыки из редьки. В левой руке она держит свечу со свитком бумаги или чашу с зажженной водкою, а в правой деревянную косу. Когда ряженые перебывают, все напляшутся до упаду и музыканты устанут играть, тогда начинают порываться домой; однако тут еще затевают игры, окончанием коих бывает женитьба бахоря. Он обыкновенно выбирается из пожилых и избирает себе в жены одну из пожилых женщин. Они представляют из себя родителей всей играющей молодежи. Жена бахоря свивает из полотенца жгут и подает мужу. Став в кружок, молодежь поет под музыку песнь:

	Поехала бахорька по дрова, по дрова, А его секира тупа, тупа, А его кобыла ленива, ленива. Не стали дрова рубиться, рубиться. Так задумав ион жениться, жениться, Чтоб за детками лениться, лениться.

В продолжение песни подают накрест друг другу руки и потом кружатся. Во время этого действия бахорь берет за руку какого-нибудь сына, а мать дочь, выводят их на сцену и заставляют целоваться, Тогда они уже женатые и садятся попарно. Никто из посторонних не смеет разлучить их. Таким образом женятся все. Если сын или дочь упрямятся, то бахорь хлещет их жгутом. После женитьбы музыканты играют какую-нибудь плясовую, а бахорь с маткою пляшут, как здесь говорят, на долгий лен и потом целуются, показывая через то добрый пример своим детям. За ними пляшет каждая пара отдельно и также целуется; потом все пары пускаются в пляску наподобие экосеза. Эта игра, позволяя некоторые вольности — свободно держать руку на плече и даже, обняв, поцеловать — скрывает в своем начале ухищрения молодых людей: здесь они перешептываются с бахорем и предварительно назначают себе пару; бахорь передает тайну своей жене, и таким образом сводятся пары, любящие друг друга».

В своих воспоминаниях «Путешествие через Московию…» голландский художник Корнилий де Бруин упомянул о святочном обряде: «С 1649 — го цари Московские завели обычай посещать знатнейших из своих друзей, как иностранцев по происхождению, так и русских господ, живущих в Москве и в Немецкой слободе, незадолго до праздника Крещения, причем посещаемые обязаны угощать гостей, что называется славить (slavaein)».

О дворянском и мещанско-купеческом праздновании Святок в Москве в нач. 1830-х гг. так говорится в книге «Обряды и обрядовый фольклор»: «аллегорические ряженые в Кадрили скотов — «5 человек в масках: баранья голова с супругой — с кошачьей, офицер в иностранном мундире с заячьей головой, пасынок — с лисьей, франт — с ослиной головой»; «Так, в мелких деревянных домиках, столпившихся за улицами Садовыми, на Святках, вечерами собираются посиделки и далеко раздаются песни подблюдные: Как у Спаса в Чигисах за Яузою; Растворю я квашонку на донушке; Ах ты, сей, мати, мучицу, пеки пироги.; и среди магического круга играющих в судьбу свою, под протяжный припев, слава! выпадает из-под скатерти с песнею пророческою то уголек, то глинка, то кольцо заветное. Там еще полют снег, выносят дрова нечетные, снимают кур с нашести, хоронят золото…. Под скромною, занесенною снегом крышею волнуется белая грудь безызвестной красавицы, услыхав напев отрадной песни: Уж как звал кот кошурку в печурку спать. И в простом быту забава маскерадная, известная под простым словом наряжаться, имеет свои права; но без картинок и без костюмов дело обходится. Девушки обыкновенно наряжаются в платье мужское, мущины в старушечье; иной парень с торбаном превращается в цыгана сажею, вывороченный тулуп значит нечистого, ухват — рога, мочка льну — седую бороду, и они весело бродят из дома в дом попеть, поплясать, порадоваться. Крещенский Сочельник все оканчивает и добрые люди не едят до звезды и спешат к заутрени, и потом в крестный ход очистить грехи свои».

В книге «Обряды и обрядовый фольклор» сообщается также о том, как праздновались Святки в г. Москве в 1847 г.: «В красивой зале, где 30-го декабря дан был праздник, не видно было сарафанов, повязок, не потчивали медом, орехами, пряниками, не клали с трепетом колен в вещую чашу, не ожидали приговора себе от знаменитой песни. Молодые дамы и девушки, изящно и по-нынешнему одетые, сидели вокруг стола, на котором находилась серебряная чаша; за ними стояли молодые люди и все вместе, хором, пели подблюдные песни так, как, вероятно, не певали у пас в старину. <…> И теперь всякий найдет прекрасным это лирическое начало подблюдных песен:

	Слава Богу на небе. Государю нашему на сей земле! Всякий молитвенно повторит: Чтобы правда была на Руси Краснее солнца светлого.

Всякий найдет какое-то сердечное добродушие в стихах:

	А эту песнь мы хлебу поем, Хлебу поем, хлебу честь воздаем, Старым людям на потешение, Добрым людям на услышание.

И многие найдут милым это иносказание:

	Ах ты гнутое деревцо, черемушка. Куда клонишься, туда склонишься.

После заунывных подблюдных песен раздалась веселая:

	Уж я золото хороню, хорошо, Чисто серебро хороню, хороню, Я у батюшки в терему, в терему, Я у матушки в высоком, высоком.

Молодая хозяйка начала игру, подходя с кольцом к каждой из сидевших кругом и державших руки па коленах. Она таинственно положила колечко, кому ей вздумалось, и сопровождавший се молодой человек должен был угадать, у кого оно находилось. Вечер кончился танцами, такими веселыми, оживленными, как будто бы также народными».

На протяжении веков духовная жизнь и материальная культура самых разных слоев общества Российского государства запечатлевались в фольклорно-обрядовых записях семейных и календарных праздников. Рассматривая святочные обряды, можно проследить процесс многовекового развития русского народа, в том числе его традиционной культуры с ее общими и региональными чертами. Русский народ на протяжении многих веков старался сберечь свои традиции. Конечно, без сомнения, наши предки праздновали святки иначе, чем жившие после них и нежели празднуем мы сами. Время изменяет многое в жизни. Святочные обряды и традиции позволяют представить нам картину житья-бытья давно минувших веков. В них мы видим историю нашей народности. И в этом – главное значение святок.

 

Литература Жили-были…: Русская обрядовая поэзия/Сост., авторы ст. и коммент. Г. Г. Шаповалова и Л. С. Лаврентьева. – С-Пб.: Русско-балтийский информационный центр «Блиц», 1998. – 285 с. Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре. Вып. 3. Юность и любовь: Девичество /Сост., подг. текстов, вст. ст и коммент. Л. Астафьевой и В. Бахтиной. – М.: Худож. лит., 1994. – 525 с., ил. — (Мудрость народная). Русские. – М.: Наука, 1999. – 828 с., ил. Терещенко А. В. Быт русского народа. ч. VI и VII/Худож. В. Н. Забайров. – М.: Русская книга, 1999. – 312 С. – (Народная мудрость). Фольклорные сокровища Московской земли. Т. 1. Обряды и обрядовый фольклор. — М.: Наследие, 1997. – 424 с.

 

Автор разработки: Ольга Викторовна Дегтярева, методист МБО Веселовской ЦБС

Уважаемые коллеги! Поделиться мнением о материалах рассылки и прислать свои разработки вы можете по адресу scenario@biblio.donpac.ru Архив Рассылки

Наши люди в WWW | NEVERMORE | KEPMEK |