Off-line интервью Бориса Стругацкого от 09/10/2000 (1)

Здравствуйте, уважаемый Борис Натанович!
Пишет Вам один из сотен тысяч поклонников Ваших книг, причем наши линии даже пересекались в 1978 году, хотя Вы, конечно, не помните тот случай. Я тогда учился в седьмом классе, с неимоверным трудом достал в библиотеке "Трудно быть Богом" и под сильным впечатлением нарисовал несколько иллюстраций к этой повести и к "Парню из Преисподней". Не знаю, как мне хватило наглости, но я послал пачку рисунков в Ленинградское отделение "Детской Литературы", а они уж переслали ее к Вам. Вы были так любезны, что ответили мне, похвалив иллюстрацию к "Парню..." и дона Румату в моей интерпретации (там было и несколько справедливых критических замечаний), я, воодушевившись, потащил письмо к товарищам - хвастаться - и в тот же вечер его у меня кто-то стащил.
Но я хотел в этом письме не предаваться сентиментальным воспоминаниям о давно ушедшем, а задать вопрос об одной чисто литературоведческой проблеме, связанной с Вашими текстами. Сначала я хотел послать вопрос С.Переслегину, но, ознакомившись с его комментариями к "Гадким Лебедям", "Отелю "У Погибшего Альпиниста", "Граду Обреченному" и "Поиску Предназначения" в серии "Миры Братьев Стругацких", решил этого не делать.
Дело вот в чем. Долгое время я ждал взвешенного анализа Вашей повести "Гадкие Лебеди", чей скрытый смысл, как мне казалось, бросается в глаза. Но Ваши критики и апологеты странным образом скользили мимо, даже вышеупомянутый Переслегин, буквально вынужденный анализировать "Гадких Лебедей" в соответствующем томе "Миров...", обошелся невнятными поощрительными восклицаниями, не затронув сути повести. Окнчательно меня добила полупародийная "Вторая Попытка" некоего Анта Скаландиса во "Времени Учеников". Дело не в уровне литературного мастерства и не в политических пристрастиях г-на Скаландиса - но он точно так же, как все остальные, не заметил самого на мой взгляд главного: в "Гадких Лебедях" еще раз проиграна сюжетная схема "Улитки на Склоне". Вы понимаете, о чем я говорю: герой, совершенно заурядный интеллигент нашего времени, сталкивается с цивилизацией, построенной на совешенно новых для него принципах, и вынужден делать выбор (за или против прогресса?) на основании совершенно недостаточных данных. Но финалы повестей диаметрально противоположны. Кандид в "Улитке..." повинуется своему нравственному чутью и объявляет индивидуальную, заранее обреченную войну все ближе подступающему будущему, а Виктор Банев принимает неизбежное и, "задрав штаны", мчится навстречу светлому завтра. Та же схема в несколько облегченном виде проглядывает и в "Отеле...", но поговорить хочется все же о "Лебедях". Мне казалось, что параллель заметна практически каждому внимательному читателю, но, разговаривая со своими знакомыми (умными и честными интеллигентами), я увидел, что все, одобряющие решение Кандида, считают правильным решение Банева. Удивившись, я вернулся к текстам повестей, и увидел, что Вы очень тонко ориентировали читателя. В "Улитке..." речь идет о насильственном изъятии женщин из "нормальной" сексуальной жизни лесовиков - ни один из гетеро не одобрит цивилизацию, обрекающую его на роль аппендикса. В "Лебедях" изымаются дети, которые взрослым мужчинам, лишенным комплекса Гумберта Гумберта, в общем, не нужны (взаимоотношения Банева и его дочери описаны не без сарказма - увы, заслуженного большинством советских мужчин) и только мешают любить и работать. К тому же никто из "русалок" даже не подумал "протянуть морковку" Кандиду (он обращает на это внимание в финальных рассуждениях), а Банев осыпан знаками внимания со стороны "мокрецов". Кроме того, "русалки" не скрывают геноцид, а "мокрецы" увешивают свои планы роскошными картинами светлого грядущего - мол, колючая проволока и военнизированные посты - это временная мера. В общем, точно так же нацисты объясняли, что свозят евреев в концлагеря, чтобы защитить их от погромов. То, что это - лагеря смерти, стало известно чуть позже. По тексту повести рассыпано достаточно намеков на подлинное положение дел, но Баневу не хочется видеть то, что происходит на самом деле, и он упоенно предается иллюзиям и игре в софистику. Читатель постояно принимает точку зрения Банева, потому что, в сущности, никакой другой точки не предлагается, и предарестный монолог Павора остается гласом вопиющего в пустыне. Читатель к концу "Гадких Лебедей" остается еще более одиноким, чем Кандид в "Улитке..." и в идеале должен выработать СВОЕ отношение к прочитанному.
И вот мой вопрос. Насколько сознательно все это сделано? Вы как-то обмолвились, что Виктор Банев, как и его "автор" Сорокин, относятся к числу Ваших любимых героев, но ведь любовь к герою не означает идентификации с ним? Или я ошибаюсь? Ведь неспроста вначале Сорокину был отдан совсем другой текст - "Град Обреченный", но похоже, что Вы поняли, что такой человек, как Сорокин, при всем его таланте и внутренней порядочности (умным человеком его, конечно, не назовешь, "но это совсем другая история"), не мог бы написать "Град...". Этому противоречит его психофизика. А вот "Лебеди" - точно сорокинский текст. Там есть все комплексы, мучающие именно этого писателя, но вообще-то разбор "Хромой Судьбы" и ее соотношение с "Гадкими Лебедями" - разговор особый.
И мне хотелось бы поблагодарить Вас за удовольствие, доставленное "Поиском Предназначения". Я невысоко ценю "Отягощенных Злом" в общем контексте Вашего творчества, и появление такого многопланового и ясного романа, как "Поиск..." было для меня ошеломляюще прекрасной неожиданностью. Об этом романе (как и о "Граде...", и о "Хромой Судьбе") и его загадках я могу говорить часами, но так я никогда не кончу этого письма.

Мне кажется, Вы драматизируете ситуацию "Гадких лебедей". Павора наслушались. Между тем, принципиальная разница между "амазонками" и мокрецами лежит как раз именно в поле нравственности. Амазонки творят прогресс "под себя", они, если угодно, корыстны в своих действиях (хотя, конечно, вряд ли задумываются об этом и вообще вряд ли мыслят в этих терминах). Мокрецы же (пришельцы из будущего, изуродованного нашим сегодняшним днем) абсолютно бескорыстны и даже жертвенны: они, по сути, создают новое будущее, "светлое", чистое, "правильное", но - уже без них. Что же касается "ситуации выбора", то Вы безусловно правы. Но эта ситуация вообще характерна почти для любой книги АБС.

Добрый день!
Недавно узнал, что у Вас есть пьеса "Малыш". И она даже где то издавалась.
Насколько это соответствует действительности?

Такая пьеса действительно существует, но она не "наша". Ниже БВИ любезно дает точную ссылку:
[Возможно, автор вопроса имеет в виду "Айсберг Тауматы", который выходил под именем Д.Даниловой, и был репринт: Данилова Д. Айсберг Тауматы: Поэтическая драма в трех действиях. - По повести А. Стругацкого, Б. Стругацкого МАЛЫШ//М.: ВААП-ИНФОРМ, 1985. - 82 с. - 300 экз. - БВИ.]

Здравствуйте, уважаемый Борис Натанович!
У меня к вам вопрос:
Я в свое время купил почти все первое собрание Ваших сочинений (Изд-во "Текст", 1993 г.), кроме тома Витицкого. Сейчас вышло новое собрание сочинений (изд-во "Аст"). И в нем я обнаружил новый для меня роман "Беспокойство". Почему он не вошел в первое собрание сочинений и вошел в новое? Может быть у него есть другое название? Что это за роман?

Повесть "Беспокойство" есть самый первый вариант "Улитки на склоне". Этот вариант нас в свое время не устроил, мы коренным образом все переделали, а черновик положили в архив. Из архива он вынырнул уже в новейшие времена, оказался вполне "конкурентноспособен" и со временем (не сразу) занял причитающееся ему место в цикле "Мир Полудня".

Уважаемый Борис Натанович, в тех Ваших интервью, которые мне довелось прочесть, на вопрос о "программном", "главном" и т.д. произведении Вы никогда не называете "Понедельник". И тем не менее, именно он, на мой взгляд, и не только на мой, оставил наибольший след в душах нескольких поколений. На ФизФаке УрГУ, когда я там учился (пару-тройку лет назад), говорили, что каждый культурный человек должен знать "Понедельник" наизусть. :)
Не могли бы Вы это как-то прокомментировать?

Мы никогда не считали "Понедельник" программным произведением. Это был капустник, "развлекуха", "беззубое зубоскальство" (как сказали бы Ильф с Петровым). Да и популярность его не так уж велика: научники, студенты "естественных" вузов, вундеркинды из ФМШ - вот и весь его "ареал существования". Заметьте, что продолжение "Понедельника" ("Сказка о Тройке") - повесть значительно более серьезная - не имеет и этой аудитории. Народ любит развлекуху. По крайней мере, en masse (как сказал бы Амвросий Амбруазович).

Уважаемый Борис Натанович!
В ВГВ Горбовский считал, что тревога в связи с появлением люденов напрасна, что людены все-таки остаются людьми больше, чем сами про себя думают. То есть получается, что великий Леонид Андреевич ошибался, ведь людены абсолютно не люди? А вы сами можете представить те задачи которые ставили перед собой людены или все-таки их задачи то Нечто, что не имеет названия и любые попытки описания лишь исказят и умалят? Но если это так, то это так безысходно... так скучно. Действительно большее откровение. :)(

Леонид Андреевич не так уж и не прав. В люденах очень много человеческого, отсюда и мучения их, и метания. Собственно Горбовский имел в виду даже не это: он хотел подчеркнуть, что со стороны люденов человечеству ничего не грозит, они не опасны. Что же касается "задач, которые ставят перед собою людены", то представить их себе и описать авторы так же не в состоянии, как десятилетний парнишка не способен представить себе и описать занятия академика Ландау. И если бы он (парнишка) попытался бы это сделать, то у него получилось бы в лучшем случае смешно и в любом случае - примитивно.

Здравствуйте, уважаемый Борис Натанович. Это, конечно, не вопрос, но я хочу высказаться. Мне кажется, что никакая книга не может сделать подлеца хорошим человеком. Это сидит в каждом из нас. И если во мне сидит негодяй, то ни Л.Н.Толстой, ни А.П.Чехов, ни Иоанн, ни Лука или кто-либо еще не помогут. Может быть я не прав...

Вы абсолютно правы. К сожалению. А может быть, к счастью? Ведь плохих (глупых, нравственно убогих, лживых) авторов гораздо больше, чем Толстых, Чеховых и Иоаннов. И если бы книга способна была так уж непосредственно и сразу воздействовать на читателя, мир, может быть, был бы еще хуже, чем сейчас?

Борис Натанович, а как Вы пишете: придумываете либо "вспоминаете"?

И то, и другое. Но "придумывать" приходится чаще. Увы. Это ОЧЕНЬ трудно. Особенно, когда уже напридумывал десять томов сочинений.

Борис Натанович! Продолжая мой вопрос о возможном нравственном выборе "человека полдня" в ситуации ТББ. Вы писали:
"Прогрессорская деятельность есть всегда сражение с некоей Системой, и результат в этом случае возможен только тогда, когда с Системой борется Система же. Усилия одиночек могут быть сколь угодно благородны и возвышенны, но они - всегда! - тщетны".
Но разве всякий прогресс большинства идей, особенно гуманистических - не есть результат именно усилий одиночек? Не будем брать в качестве примера развал большевистской империи - тут "системная прогрессорская деятельность" со стороны всяких ЦРУ все же имела место - так что эксперимент не чистый :). Но вот взять, скажем... вот, отношение к психическим больным. Раньше система мирно сажала их на цепь, на хлеб и воду. Только под конец прошлого века отдельные врачи начали заниматься психиатрией, как наукой. Уже потом на базе их работ и усилий вырос современный б/м гуманный подход, как система.
Вот вопрос: в психологической достоверности выбора человека будущего. На мой взгляд, выбор Руматы достаточно четко характеризует модель общественных отношений в "Мире полдня" - он хороший, чистый человек, но, увы, как и все прочие здесь - "солдат Коммуны". Этакий Павка Корчагин. Положить сотни людей ради строительства двадцатикилометровой узкоколейки - есть хреновая организация работ, хотя сама дорога и строится с высокими целями. Вот ради этих целей Корчагин угробил себе физическое здоровье, а Антон - психическое. "Так велела Партия". Современный подход, как мне кажется, немного видоизменился. Сегодняшний "человек из светлого завтра" более сконцентрирован на моральности путей, а не целей. Действительно, кого мы считаем подвижниками гуманизма? Да ту же мать Терезу, которая коммунизма не строила, зато судна больным детям в Африке меняла. Тоже, в сущности, деятельность одиночки.
Борис Натанович, скажите, как вы сами "по состоянию на сегодня" представляете мораль, цементирующую общество Полдня? Лукъяненко в "ЗХИ" довел "коммунарскую" составляющую этой морали до абсурда - и получилось откровенно неприглядно. А как тогда иначе?

Грубо говоря, мораль общества Полудня это Десять заповедей плюс убежденность в том, что ничего более интересного, чем активный, успешный, творческий труд, в мире не существует. Мир Лукьяненко (как я его понимаю) получился неприглядным не потому, что мораль этого мира плоха, а потому, что система воспитания там подкачала. Наставники лепят своих воспитуемых "по образу своему и подобию", совершенно не вдаваясь в детали: к чему наиболее способна данная человеческая особь, в чем ее главный талант, чем она ОТЛИЧАЕТСЯ от всех прочих. А дьявол, как известно, именно в деталях. И главная привлекательность человеческой особи - в ее самобытности, непохожести на других. В мире Лукьяненко людей не воспитывают, а программируют (зомбируют), нивелируют, подгоняют под единый образец, в конечном итоге, делают из них идеологических солдат. Наставники - не Учителя, они - Инженеры. Но воспитание человека это не конвейер. Это искусство. Человек - штучный продукт. И когда воспитание поставлено на поток, превращено в производственный процесс, можно ожидать больших разочарований. Вы получите "средневоспитанного" индивудуума. Сам по себе он, может быть, вовсе не плох (умеет вести себя в обществе, доброжелателен, трудолюбив, нравственно чистоплотен), но в большой толпе себе подобных производит удручающее впечатление. Старая добрая Антиутопия: превращение социума в казарму, а человека - в солдата. Большая победа Лукьяненко в том и состоит, что ему удалось показать неприглядность мира, все население которого "средневоспитано": придраться, вроде бы, не к чему, а с души воротит.

Уважаемый Борис Натанович, здравствуйте!
Позвольте мне пожелать Вам успехов, здоровья и новых интересных книг! А вот мои вопросы к Вам:
1. Борис Натанович, Вы сейчас живете в Москве? А какие у Вас любимые места в столице? Любите ли Вы гулять по городу?

Я живу (всю свою жизнь) в Петербурге (Ленинграде). Гулять не люблю. Хотя в молодости любил: любимый маршрут был - по набережной, мимо здания Военно-медицинской академии, через Литейный мост, снова по набережной до Троицкого (Кировского) моста, и обратно - мимо Дома Политкаторжан, до Сампсониевского (Свободы) моста, по Финляндскому проспекту (самому короткому проспекту Питера) и - домой.

2. Как Вы относитесь к творчеству Венечки Ерофеева ("Москва-Петушки", "Записки психопата")? И можно ли это назвать творчеством?

"Москва-Петушки" читал с большим удовольствием. Замечательная книга. Совершенно не понимаю Вашего вопроса: "Можно ли назвать это творчеством?" Ну разумеется, можно. Творчество, причем самого высокого полета. Как "Шинель" Гоголя, или "Записки скучного человека" Чехова.

3. Борис Натанович, а знаком ли Вам такой писатель-фантаст, как Владимир Савченко, чье произведение "Открытие себя" (на мой взгляд, весьма любопытное) было издано у нас еще в 60-е годы?

Владимира Савченко знаю (и люблю) с незапамятных времен. "Открытие себя" и по-моему лучший его роман.

4. Читаете ли Вы иногда Гостевую книгу, расположенную на Вашем сайте?

Откровенно говоря, нет. А что? Стоит?

5. Любите ли Вы кино? Какие фильмы предпочитаете и почему?

Кино люблю. Предпочитаю незамысловатые триллеры. Но и высоких мастеров способен понять - Тарковского, Германа, Сокурова.

Борис Натанович!
В Ваших ответах есть критерий выбора темы новой книги: чтобы она была непохожа на старую. Тогда как объяснить "сериальность" некоторых произведений? Видимо, некоторые темы невозможно было полностью охватить в рамках одной книги?

Мы никогда не писали "сериалов" в полном смысле этого слова. У нас есть цикл романов, объединенных общим антуражем ("Мир Полудня") и общими героями. Но ни один из этих романов нельзя считать продолжением другого. Каждый из них совершенно самостоятелен.

БВИ.