Языки и география.

Диалектология — это наука, изучающая территориальные разновидности языка. Тщательное изучение местных диалектов, в рамках которого были проведены подробные исследования местного произношения отдельных слов и различий в лексике, привели к созданию трудов по диалектологии, таких как "Лингвистический атлас Новой Англии". В последнее время внимание ученых привлекают диалекты, связанные с языком различных социальных групп, и городские диалекты жителей мегаполисов, например, Нью-Йорка и Белфаста. Такие диалекты гораздо труднее изобразить на лингвистической карте, поскольку они отражают социальную дифференциацию — социально-экономическое положение, половое и религиозные различия, — а не территориальное деление.

Диалектное членение языка на карте устанавливается при помощи изоглосс — линий, которые отделяют область распространения одного слова, грамматической формы или варианта произношения от других. Отличия могут быть незначительными: так, например, юго-восточные диалекты французского и диалекты итальянского языков, на которых говорят по другую сторону границы, настолько похожи, что их можно принять за один язык. Такие диалекты образуют единый диалектный континуум, и граница между ними проводится исходя из политических, а не лингвистических факторов.

Важным фактором также является взаимное понимание. Носители нидерландского языка, например, могут понимать нижненемецкий, тогда как носители нижненемецкого диалекта понимают диалекты Центральной Германии и т.д. Однако люди, говорящие на вариантах, расположенных в крайних точках диалектного континуума, никогда не поймут друг друга. В такой ситуации лингвистическое разграничение языка и диалекта может стать весьма произвольным. Например, швейцарский немецкий, который носителям стандартного немецкого совершенно непонятен, считается диалектом или даже целым рядом диалектов. Единственная причина этого в том, что в Швейцарии местный вариант немецкого языка сосуществует с классическим немецким языком, который используется в письме, и континуум языковых вариаций от местного диалекта до классического литературного языка стирает между ними различия.

http://jazyki.clow.ru

К вопросу об отношениях социолингвистики и сравнительно-исторического метода.

При реконструкции и анализе древнего языка лингвисты, как правило, ограничены использованием лишь письменных документов, без опоры на устный язык и его особенности. В результате получается, что на основании исключительно письменных данных выносятся суждения о природе, грамматических и фонетических особенностях множества древних языков. После чего, в свою очередь, эти языки сравниваются с современными диалектами той же группы, известными уже по устной речи.

Между тем очевидно, что такое сравнение не совсем оправданно. Доподлинно известно, что в древние времена грамотностью владела лишь узкая прослойка населения, представленная в основном либо жрецами (как в древней Европе), либо дворцовыми или вельможными писцами (как в Вавилоне или Древнем Египте). Многие древние языки известны лишь по нескольким письменным документам, составленным во дворцах или храмах. Древнеперсидский язык представлен несколькими "царскими" надписями Ахеменидов. Второй древнейший иранский язык, авестийский, представляет собой язык религиозных гимнов зороастрийских жрецов, свидетельств о его использовании в разговорной речи или хотя бы документов общего содержания, написанных на авестийском, не сохранилось. Точно так же и тохарские языки также известны лишь по записанным буддийским гимнам и поэзии, язык которых, разумеется, сильно отличается от разговорной речи основной части носителей. Судить о тохарском языке по поэзии столь же неоправданно, как если бы мы судили о древнеанглийском лишь на основании языка "Беовульфа", который, как известно, разительно отличается от повествовательного языка прозаических текстов того же периода.

Официальный письменный (или литературный) язык был доступен лишь представителям высших классов общества, обладавших знанием письма и тех языковых канонов, которые, будучи единожды зафиксированными на основании устной речи высших классов, составляли традицию письменного языка. Но каноны всегда консервативны, а устная речь, язык простого народа, гораздо менее статичный и подверженный постоянным изменениям, остается до сих пор за рамками изучения многих древних языков мира. К примеру, хеттский и лувийский языки в сегодняшнем понимании - это языки литературы для высших слоев общества: религиозных гимнов, летописей, официальных документов царского двора и вельможных семейств. Вполне возможно, что в момент их создания хеттский язык простого люда уже разительно отличался от канонического языка письма. Да и существовал ли вообще этот "хеттский язык простого люда"? Ведь, как известно, хетты, или неситы, предстаются нам историческими документами как немногочисленная дружина, пришедшая в Малую Азию и поработившая местное население [1]. Доподлинно известно, что языком абсолютного большинства населения Хеттского царства во все времена оставался автохтонный хаттский язык. Однако, поскольку элита использовала хетто-неситский, письменных документов на нем несоизмеримо больше, чем на хаттском. Можно предположить, что к моменту создания Новохеттского царства собственно разговорный хетто-неситский язык мог уже не существовать, однако продолжал использоваться письменной традицией.

Такие примеры тоже известны языкознанию. Доказано, например, что уже упомянутый авестийский язык, на котором составлены древнейшие иранские тексты, к моменту их составления уже не был в ходу у населения Ирана. Это был язык религии, догматизированный до абсолюта - столь же статичный и не подверженный изменениям, как нынешняя латынь Ватикана или церковнославянский язык Русской православной церкви. То же можно сказать о таком языке, как тохарский А, буддийские манускрипты на котором написаны уже после исчезновения этого языка из общения, людьми, говорившими совершенно иной речью.

Аналогичную картину наблюдаем и на примере древних языков Европы. Классическая латынь, язык поэтов, ораторов и летописцев, в Римской империи считалась неким идеальным законом для образованных людей, преподавалась в школах и уже поэтому была незыблемой. Любое незначительное отступление от классических норм языка подвергалось насмешке в среде римских патрициев. В одном из писем Цицерона (1 в. до н.э.) встречается фраза: "Если в стихе хоть один слог звучит короче или протяжней [чем следует], то весь театр вопит" [2]. В то же время народный язык развивался своим естественным путем, однако для нас его изучение затруднено отсутствием сколько-нибудь значительного количества письменных памятников. Исследования народной латыни проводятся лишь на основании элементов языка рабов или крестьян в отдельных литературных произведениях (напр., в комедиях Плавта), а также отдельных надписей, исполненных простыми людьми на стенах домов, на керамике и т.п. (напр., находки из Помпей, 1 в. н.э.). Важным инструментом изучения народной латыни является лексика ее потомков - романских языков. Если бы их не существовало, многие особенности грамматики и лексики разговорного латинского языка римского плебса остались бы неизвестными.

Существование обособленной народной формы латинского языка, уходящей вглубь веков, доказывается наличием множества памятников т.н. "архаической" латыни. Многие из них составлены еще до того времени, когда в римском высшем обществе произошла фиксация литературной, классической латыни. Поэтому и складывается ситуация, при которой "архаическая" латынь демонстрирует подчас более прогрессивные черты, чем классический язык. Видимо, язык римских патрициев, положенный в основу классической латыни, представляет собой комплекс древних застывших форм, "язык отцов".

После распада Римской империи нормы классической латыни быстро выходят из употребления - ими просто некому стало пользоваться. Не только устная, но и письменная речь с 4-5 вв. строится на основе народной латыни, языка широких слоев населения империи. Классическая же латынь, на которой в 6 веке, скорее всего, уже никто не говорил, осталась письменным языком науки и церкви, своеобразным lingua franca средневековой Европы.

Аналогии с описанной ситуацией в латыни можно найти и в других языках: к примеру, старославянский язык, зафиксированный в Болгарии и Македонии в 9 в., стал письменным языком православия и официальной документации ряда государств и уже в 11 в. во многом не отражал текущих тенденций развития славянских языков. Древнеиндийский санскрит, всегда бывший языком высших каст индийского общества, по сей день остается языком классической литературы и поэзии, тогда как народный, разговорный язык индоариев становится нам известным только с записью средневековых пракритов.

Таким образом, письменный язык древних народов и государств часто представлял собой грамматически и лексически отшлифованную речь высших классов соответствующего общества, причем мало подверженную естественным изменениям во времени. А между тем по данным социолингвистики хорошо известно, что язык простого народа и язык "высокого стиля" существенно отличаются друг от друга. Эти отличия хорошо видны и на примере сегодняшних языков мира.

Во-первых, нельзя не принимать во внимание отношений "литературного языка" и разговорной речи в целом. В английском разговорном языке вполне нормально звучат фразы вроде Ain't it right? или That's a pity, в то время как в письменном докладе англичанин скорее всего напишет Isn't it correct? и That is a pity. В русской разговорной речи употребительно слово тут, но в письменном языке оно встречается крайне редко - чаще используется его синоним здесь. Примеров такого рода в любом языке можно назвать десятки.

Во-вторых, языковые средства могут широко варьировать и в зависимости от статуса говорящего и адресата, т.е. язык испытывает влияние речевого этикета. В яванском языке, например, слово "дом" может звучать как omah (если вы говорите с младшим по возрасту или по положении), grija (при разговоре с равным), или dalem (как дом почтенного человека). Тибетец назовет свою голову go, а голову своего отца или старшего товарища - u [3]. Речевой этикет доведен до абсолюта в японском и корейском языках: например, в японском глагол "приходить" в обычной речи переводится kuru, в вежливом разговоре о себе - mairu, а о собеседнике - irassyaru. Аналогичные дублеты охватывают большинство наиболее употребительных глаголов, а часто и местоимений. Причем не стоит думать, что подобные стилистические различия свойственны лишь поэтическим языкам Востока: в русском языке 19 века стилистика глаголов прийти и пожаловать различается примерно так же, как в японском. Существуют всем известные стилистические дублеты спать - почивать, есть - кушать и многие другие. Аналогичная ситуация наблюдается в системе существительных: например, у рыцаря может быть только конь, а у крестьянина - скорее лошадь: можно написать и наоборот, но это будет звучать менее литературно. Поэт предпочтет слову красный эпитет багряный, который в обычной речи попросту режет слух. Совершенно те же принципы и явления лежат в основе различий между классической (письменной) и народной (устной) латынью: equus "конь" и caballus "лошадь", tellus и terra "земля" и т.п. Совершенно логично предположить, что и в древних языках существовала сходная ситуация - и теперь мы вынуждены довольствоваться лишь дошедшим до нас письменным языком, забывая о том, что устный язык данного народа и данной эпохи мог быть абсолютно другим. В этой связи наиболее ценным источником для углубленного анализа древнего языка могут стать документы, показывающие как письменный язык элиты, так и поэтическую речь, и разговорный язык простых людей. Ценнейшими источниками последнего являются для нас древнегреческие диалектные надписи, народнолатинские надписи из Помпей, древнезападносемитские надписи на камне из Серабит-Хадима, а также новгородские берестяные грамоты.

Увеличение количества находок надписей на бересте в Новгороде, Старой Русе и других городах Руси позволило сделать вывод: древненовгородский диалект обладал рядом удивительных особенностей фонетики и морфологии, которые не укладываются в рамки древнерусского языка. Многие из них роднят язык Новгородской земли с западно-славянскими языками, а некоторые и вовсе уникальны в славянской группе (напр., окончание -е в им.п. ед.ч. имен мужского рода тематических основ). В результате проведенного анализа древненовгородский диалект сегодня все чаще рассматривается исследователями как отдельная ветвь, возводимая не к восточнославянскому, а к праславянскому языку [4]. При этом возникает вопрос: кто бы узнал о существовании этой "отдельной ветви", если бы не широкое распространение грамотности в Новгороде и использование простыми новгородцами берестяных писем? Ведь и летописи, и церковные книги, созданные в Новгороде одновременно с берестяными грамотами, написаны совсем другим языком - гораздо более близком стандартному древнерусскому. По этому "книжному" языку было бы невозможно идентифицировать диалектные особенности древнего Новгорода. Можно допустить в таком случае, что и диалекты других областей славянского расселения имели свои яркие отличительные черты, так и не зафиксированные письменными памятниками и потому нам неизвестные.

Таким образом, представляется совершенно очевидным, что такие письменные свидетельства древнего языка, как летописи, поэзия, официальные документы, не могут дать нам полного представления о данном языке. Для получения действительно полной картины реконструкция и анализ древнего языка должны опираться в том числе на другие источники информации о языке: топонимические данные, заимствования во внешних языках, данные современных диалектов и говоров.

www.babaev.net

Пока все. До следующего выпуска.

В выпуске были использованы следующие источники:

1) http://jazyki.clow.ru

2) www.babaev.net