М. М. Гухман ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ

ВОПРОСЫ ЯЗЫКОЗНАНИЯ

№ 4                                                                                                                                                  1962

ДИСКУССИИ И ОБСУЖДЕНИЯ

м. м. гухман
ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ

Выяснение содержания понятия «система» в применении к двум, ка-
залось бы, противоположным аспектам рассмотрения языка предполагает
прежде всего разграничение разных сфер использования этого понятия.
Термины «система», в равной степени как и «синхрония» и «диахрония»,
используются: 1) для определения специфики и важнейших характери-
стик самого объекта науки, т. е. языка, и 2) для определения методов,
применяемых при изучении и описании данного объекта науки. В первом
случае пытаются дать ответ на вопросы, каков объект науки и каковы за-
кономерности его функционирования и развития, во втором стремятся
определить принципы, способствующие наилучшему изучению и описа-
нию этого объекта. И хотя имеется несомненная связь между спецификой
объекта науки и методами его изучения и описания, разграничение этих
двух сфер представляется весьма существенным, поскольку их смешение
внесло много неясностей в толкование названных выше понятий. В на-
стоящей статье вопрос о «системе» рассматривается лишь в целях харак-
теристики объекта науки.

Само понятие объекта лингвистической науки не гомогенно: оно вклю-
чает, с одной стороны, такой непосредственно данный для наблюдения
объект, как речевая цепь, речевой отрезок, текст, высказывание (по тер-
минологии Блумфилда и его школы), и, с другой — язык, как то общее,
та целостная структура, отдельными проявлениями которой являются
высказывание или речевая цепь, или текст. Можно сказать, что язык не
дан непосредственно в опыте, но единицы любого языка и охватывающие
эти единицы системные связи вычленяются как результат анализа и обоб-
щения фактов, непосредственно данных в речевых отрезках.

Оставляя в стороне вопрос о соотношении языка и речи и не давая раз-
вернутых характеристик этих двух важнейших лингвистических понятий,
укажем лишь, что и в понятие «язык» может быть вложено разное содер-
жание. Не трудно заметить, что в отдельных лингвистических школах
разная степень формализации и обобщения не только определяет разные
типы описания языка, но и обусловливает разное понимание самой
природы объекта науки. Этим объясняется тот факт, что у разных представи-
телей лингвистической науки под языком и языковыми единицами пони-
маются результаты, полученные на разных ступенях обобщения и упро-
щения. Так, например, фонологическая система конкретного языка (рус-
ского, немецкого и т. д.), включающая систему фонем этого языка, их
вариативность, их характеристики, оппозиции, функциональную нагружен-
ность этих оппозиций и закономерности их нейтрализации и т. д., сама по
себе представляет уже построение или модель, полученную в результате
обобщения и формализации; но возможны, несомненно, и дальнейшие
ступени формализации и обобщения (ср., например, так называемый уро-
вень конструктов, предложенный С. К. Шаумяном).

Следовательно, рассмотрение понятия «система» и «системность» в при-
менении к языку предполагает также уточнение того, что понимается ис-

26

М. М. ГУХМАН

следователем под языком, иначе говоря, о какой языковой модели идет
речь.

Очевидно, вряд ли кто-нибудь будет отрицать, что известная систем-
ность, хотя и в разных планах, присуща как речевому отрезку, так и язы-
ку. В самом деле, любой текст, любое высказывание представляет собой
не хаотическое нагромождение и не простую сумху единиц, но опреде-
ленно организованное целое, определенное построение. Характер орга-
низации целого, средства, используемые для осуществления этой органи-
зации, варьируются в зависимости от строя языка; однако наличие связи
элементов, конструирующих единицу сообщения или речевой отрезок,
наряду с потенциальной членимостью целого, являются постоянными
признаками речевого отрезка.

При известной многозначности слов и грамматических форм валент-
ность элементов речевого отрезка уточняется в пределах целого и, таким
образом, не является полностью автономной и независимой. Нормы соче-
таемости разных языковых единиц, преломляясь в компонентах речевого
отрезка, варьируются в зависимости от задач и построения целого. Вместе
с тем потенциальная членимость речевого отрезка позволяет выделить
определенные звенья, объединяющие зависимые друг от друга единицы:
в процессе членения речевого отрезка выступают разные типы зависимо-
стей и разные типы связей. Таким образом, системный характер речевого
отрезка, его системность, проявляются: 1) в организации целого, 2) в ис-
пользовании единиц языка, а следовательно, в их валентности, 3) в цепи
зависимостей и связей.

В применении к речевому отрезку, взятому изолированно, представ-
ляется возможным говорить об его «замкнутости» (относительной), его
«закрытом характере», его «устойчивости». Изменение одного из компо-
нентов речевого отрезка, его трансформация имеет следствием уничтоже-
ние данного речевого отрезка и его замену другим отрезком. При этом
системность характеризует рассматриваемый речевой отрезок безотноси-
тельно к развитию и изменению, или, вернее, вне развития и изменения.
Несмотря на то, что всякому речевому отрезку присуща протяженность
во времени, и несмотря на то, что все изменения, происходящие в любом
языке, манифестируются сначала на уровне речи, т. е. в конкретных ре-
чевых отрезках, сами речевые отрезки, рассмотренные дискретно, не соот-
несены ни с какой эволюцией, или диахронией. Точнее: они представляют
собой как текст чистую статику, или синхронию.

Значительно сложнее и противоречивее характеристики языка, свя-
занные с определением его как системы, с выявлением степени системно-
сти в его построении и функционировании. Сама сложность такого объек-
та, как язык, заставляла одних языковедов рассматривать его как систему
систем (В. Скаличка), других — применять термин «система» только к
связям и зависимостям гомогенных единиц, т. е. единиц одного яруса,
тогда как связи и зависимости единиц разных ярусов соотносились с по-
нятием «структура» (А. А. Реформатский и Н. Н. Коротков)^г.

По-видимому, действительно типы связей в обоих случаях являются до
известной степени различными; так, соотношения, связывающие фонемы
одного ряда, или взаимозависимости, объединяющие словоформы в опре-
деленный парадигматический ряд, будут иными, чем тот тип зависимо-
стей, который характерен для соотношений структуры атрибутивного со-
четания прилагательного с существительным и морфологических харак-
теристик самого прилагательного. Взаимозависимость и связи гомогенных
единиц не тождественны связям и взаимозависимостям единиц гетероген-
ных. Но вместе с тем именно наличие перекрещивающихся связей и взаи-
мозависимостей, при разной степени охвата этих связей, является

¹ Подробнее об этих вопросах См. тезисы доклада Н. Н. Короткова на
дискуссии «Проблема системности в языке» (М., 1962).

ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ

27

наиболее существенным для системности языка, для его целостности. В фор-
мулировке, принятой в последнем издании своего учебника, А. А. Рефор-
матский ² практически приблизился к такому пониманию, утверждая,
что системы отдельных ярусов языковой структуры,взаимодействуя друг
с другом, образуют общую систему языка. Иными словами, понятие «сис-
тема» присуще как отдельным ярусам языка (фонетике, морфологии, син-
таксису), так и целостной языковой структуре. Но стоит ли в таком случае
строить анализ соотношения разных системных связей на противопостав-
лении понятий «системы» и «структуры», если и структура оказывается
системой? Мне думается, что нет.

При выявлении характера системности в языке особенно существенным
является разграничение определений, присущих коду или любой другой
искусственной системе символов, и определений, отражающих специфику
так называемых «естественных языков».

Любой код или система символов представляет собой замкнутую син-
хронную систему знаков, находящуюся в положении покоя и равновесия.
Все те характеристики, которые представляют подобную знаковую
систему с точки зрения ее замкнутости, равновесия и чистой синхрон-
ности, вполне адекватны природе этих объектов. Иначе обстоит дело с так
называемыми «естественными языками», исторически сложившимися,
представляющими собой результат разновременных напластований и
функционирующими в разных сферах общения (что особенно существен-
но). «Естественные языки» обладают не только набором определенных
норм, но и широкой вариативностью этих норм, проявляющейся в раз-
личных функциональных стилях. Качественное отличие кода от языка
особенно наглядно выступает в том, что проблема языка и речи, столь
существенная для так называемых «естественных языков», практически
снимается при характеристике кода.

Однако в определенных методических и методологических целях воз-
можна формализация естественных языков, связанная с их превращением
в подобие кода. В этом случае в известной степени снимается специфика
так называемых «естественных языков» и создается упрощенная и обоб-
щенная модель языка, в значительно большей степени удовлетворяющая
требованиям замкнутой системы, находящейся в состоянии равновесия.
Но это будет иной объект науки, специально созданный в определенных
целях и обладающий своими особыми признаками. Этот обобщенный и
тем самым упрощенный и более бедный своим содержанием объект науки,
конечно, соотнесен с так называемыми «естественными языками», но не от-
ражает всей совокупности особенностей и закономерностей их функцио-
нирования, а тем более развития.

В отличие от кода и специально формализованных моделей, язык, ка-
кой бы синхронный срез ни был взят, не представляет собой замкнутой
системы, находящейся в состоянии полного равновесия, несмотря на то,
что конститутивные единицы языка в своем преобладающем большинстве
функционируют как элементы больших или меньших систем, между кото-
рыми в свою очередь имеются многообразные связи и зависимости.

В лингвистической науке еще не создана типология системных связей,
которая бы учитывала, не только специфику системных связей между го-
могенными и гетерогенными языковыми единицами, но и различия, при-
сущие разным языковым ярусам, а также разный характер связей внутри-
парадигматических и межпарадигматических. Одно несомненно — кон-
статация существования разных типов оппозиций отнюдь не исчерпывает
тех сложных связей и взаимозависимостей, которые представлены в языке
и являются манифестацией все той же системности. Противопоставления
представляют собой лишь один, хотя и весьма существенный вид языко-
вых зависимостей.

² А. А. Реформатский, Введение в языкознание, М., 1960, стр. 26.

28

М. М. ГУХМАН

Отсутствие типологии системных связей лимитирует все рассуждения
о природе систел ности в языке, так как высказываемые по этому поводу
соображения могут носить лишь предварительный характер; цель их —
обратить внимание на многообразие системных отношений, не сводимых к
механизму противопоставлений.

*

В настоящее время почти труизмом является положение, что валент-
ность не только фонем, но и грамматических словоформ зависит от их по-
зиций в системе. Этим объясняются, в частности, многие различия, на-
блюдаемые в функционировании одних и тех же грамматических моделей
в разных родственных языках; можно в этой связи сослаться на различную
валентность перфекта не только в немецком и английском языках, но и в
немецком литературном языке по сравнению с южными немецкими диалек-
тами. В немецком и английском языках парадигма глагола включает раз-
ное число компонентов в связи с наличием форм Continuous в английском
и их отсутствием в немецком языке; тем самым английский и немецкий
перфекты участвуют в разных противопоставлениях и обладают нетожде-
ственной системой дифференциальных признаков. В южнонемецких
диалектах — в отличие от немецкого литературного языка — отсутствует
претерит, в связи с чем в этих диалектах и валентность перфекта не тож-
дественна валентности той же формы в немецком литературном языке, где
она противостоит не только презенсу и плюсквамперфекту, но и прете-
риту.

Парадигма, так же как и отдельный парадигматический ряд, пред-
ставляет собой определенную систему связей и взаимозависимостей;
исчезновение одного из звеньев ведет обычно к перераспределению разли-
чительных признаков между оставшимися звеньями или к втягиванию в
эту малую систему единиц, первоначально находившихся вне данной пара-
дигмы. Таким образом, морфологическая парадигма определяется как ма-
лая система, строящаяся на основе перекрещивающихся связей и взаимо-
зависимостей. Соотношение компонентов внутри парадигмы значительно
сложнее динамики оппозиции и нейтрализации, наблюдаемых в процессе
функционирования фонологических единиц.

Весьма существенным для характеристики связей между морфологи-
ческими единицами и для определения особенностей системности в приме-
нении к морфологии является также тот факт, что системность прояв-
ляется здесь не только во взаимозависимостях, наблюдаемых внутри
парадигмы, но и в стандарте построения парадигм и парадигматических
рядов у определенных классов слов: так, например, парадигма всех непере-
ходных глаголов характеризуется в немецком языке одинаковым набором
грамматических словоформ; иной, но также стандартный набор словоформ
характеризует и парадигму глаголов переходных. Неслучайно при выяс-
нении вопроса о том, входят ли определенные лексические группировки
глаголов (например, русские глаголы на ~ся, скандинавские глаголы на -s,
готские глаголы на -пап) в глагольную парадигму, решающим является
наличие или отсутствие стандартных противопоставлений, компонентом
которых они выступают. Точно так же превращение особых типов сочета-
ний частичного и полного слова в аналитическую форму связано с тем,
возможно ли образование этих конструкций от преобладающего большин-
ства глаголов и к тому же со стандартной валентностью. Насколько эта
стандартность в построепии парадигмы важна для морфологии многих
языков, видно на примере супплетивных форм, образующих систему по
образцу и подобию так называемых правильных парадигм (т. е. с тем же
числом компонентов) и характеризующихся той же валентностью и теми
же различительными признаками (ср., например, спряжение глагола бы-
тия в разных индоевропейских языках). Эта стандартность набора компо-
нентов парадигмы может объединять единицы с разными приемами формо-

ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ

29

образования (ср. сильные, слабые и претерито-презентные глаголы в гер-
манских языках).

Если взаимозависимость между компонентами одного типа парадигм,
например между падежами в ед. числе, характеризует только внутрипа-
радигматические связи, то существуют наряду с этим и межпарадигмати-
ческие связи, прослеживаемые, например, во многих индоевропейских
языках между временным рядом действительного и страдательного зало-
га или между системой падежей в ед. и мн. числе и т. д. Парадигма гла-
гола или имени в целом представляет собой сложную систему, объединяю-
щую как внутрипарадигматические взаимозависимости в собственном
смысле, так и межпарадигматические связи.

Казалось бы, именно анализ морфологических парадигм, внутрипара-
дигматических и межпарадигматических связей должен привести к вы-
воду, что морфологический строй языка представляет собой идеальную
систему, а морфологический синхронный срез позволяет говорить о замк-
нутой системе, находящейся в состоянии равновесия. Однако в действи-
тельности отношения и нормы, наблюдаемые в морфологических синхрон-
ных срезах разных языков, гораздо более противоречивы и дают много-
численные отклонения от той идеальной системности, которая была
разобрана' выше. Остановимся на анализе некоторых примеров.

В готском языке, засвидетельствованном текстами IV—V вв., времен-
ной ряд в действительном и страдательном залогах не тождествен: в дей-
ствительном имеются две временные формы (настоящее время и претерит),
а в так называемом медиопассиве — одна форма, во временном отношении
коррелирующая с настоящим временем действительного залога. Не
касаясь генезиса этой особенности, укажем лишь, что парадигмы действи-
тельного и страдательного залогов в готском языке в отличие от современ-
ного немецкого не обладали одинаковой емкостью. Однако давление
системы, выражающееся в необходимости отразить залоговые противопо-
ставления не только в аспекте настоящего времени, но и в аспекте прете-
рита, приводит к использованию разных языковых средств, не входящих
в систему словоформ глагола в собственном значении этого слова. Так,
часто используется претерит определенного класса непереходных глаго-
лов, обозначавших наступление состояния, не зависимого от действия
субъекта, типа гот. usluknan «открываться, стать открытым» в отличие от
uslukan «открывать»; ushauhnan «возвеличиться, быть возвеличенным» в
отличие от hauhjan «возвеличивать» и т. д. Наряду с этим используются
и словосочетания причастия II с претеритом глаголов wisan «быть» nwair-
рап «становиться» типа was uslukansn warp uslukans. Употребление всех
этих образований перекрещивается; они не имеют стандартной позиции
в глагольной парадигме готского языка, а занимают периферийное поло-
жение по отношению к морфологическому ядру. Таким образом, в готском
глаголе отмечается отсутствие единого стандарта не только в составе вре-
менных форм действительного и страдательного залогов, но и в соотноше-
нии единственной временной формы медиопассива с коррелирующими
образованиями, находящимися вне глагольной парадигмы. Это подчерки-
вает открытый характер глагольной парадигмы, несмотря на явное влия-
ние принципа системности в функционировании указанных внепарадиг-
матических единиц. Вместе с тем та стандартность парадигматических
схем, которая выше рассматривалась как проявление системности, отнюдь
не характеризует в равной степени строй разных языков.

На прошедшей недавно научной сессии по гермапским языкам в док-
ладе «Структура древнегерманских глагольных основ и оформление пара-
дигматических рядов» ³ я отмечала наличие в индоевропейских языках
двух типов построения глагольных парадигм. Стандартность, одинаковая
емкость парадигм у разных классов глаголов, характеризует лишь опре-

Ср. «Тезисы III научной сессии по германским языкам», М., 1961.

30

М. М. ГУХМАН

деленную группу древних индоевропейских языков и является при этом,
по-видимому, более поздним этапом развития этих языков. Для таких же
языков, как древнеиндийский и греческий, особенно в древнейшую эпоху
их существования, характерны пестрота и рыхлость в построении пара-
дигматических рядов, разная емкость парадигм у разных глагольных кор-
ней, разная валентность одних и тех же моделей в системе словоформ у
разных классов глаголов. При таком положении особое значение приобре-
тала системность внутри индивидуальных парадигм: так, на-
пример, одна и та же структурная модель занимала разные позиции в гла-
гольном ряду, в зависимости от того, с какими моделями она соотнесена.
Др.-инд. формы dsthat и dtirat построены по одной модели, но первая из
них функционирует в системе форм глагола sthd- как аорист, а вторая в* си-
стеме форм глагола tar-jtir- как имперфект. Решающей является структура
презентной основы; если структура прсзентной основы та же, что и у рас-
сматриваемой формы (ср. dtirat и tirdti), то соотношение этих форм равно
соотношению имперфекта к презенсу; если же, наоборот, презентная ос-
нова не тождественна основе рассматриваемой формы (ср. dsthat и tis-
thati), то эта же модель функционирует как аорист.

Отсутствие стандартности парадигм у разных глаголов, а следователь-
но, и той системности формообразования, которая связана со стандарт-
ностью набора компонентов парадигмы, как бы компенсируется особой
взаимозависимостью между членами индивидуальных парадигм; но при та-
ком положении даже морфологию ведического глагола трудно рассматри-
вать как строгую замкнутую систему однотипных связей и зависимостей.
Весьма показательно, однако, что тенденция к стандартности и, следова-
тельно, более объемной системности проявляется также в языках этого
типа. Более позднее развитие индийского глагола обнаруживает именно
подобные тенденции.

Таким образом, синхронная морфология разных языков позволяет
установить наличие малых систем, представленных парадигмами и пара-
дигматическими рядами, обнаруживающими, однако, разную степень
стандартности, системности и замкнутости. В ряде случаев компоненты
парадигм образуют своеобразное ядро, к которому примыкают внешние
для данной парадигмы единицы, нередко выходящие за пределы морфоло-
гической парадигматики (в этой связи показателен не только готский
язык, но и синхронный срез других древних германских языков, где к
двучленной временной парадигме «подстраивались» разные типы глаголь-
ных словосочетаний частичного и полного слова).

Вместе с тем в синхронной морфологии пока не удается показать суще-
ствование системы общих координат, определяющих, например, оппози-
ции, свойственные данному языку в разных классах слов. Наметившаяся
связь между принципами моделирования субъектно-объектных отноше-
ний в имени и в глаголе касается лишь одного звена и прослеживается
только в применении к некоторым языкам. Таким образом, оставаясь в
пределах связей и отношений одной морфологии, приходится говорить
либо о малых системах, либо о системных связях ограниченного охвата,
о наличии определенной системности и о тенденции сделать эту систем-
ность более объемной. Взаимодействие и взаимосвязи между морфологией
и синтаксисом в свою очередь обнаруживают разные типы системности.

1.    Синтаксические единицы оказываются соотнесенными до известной
степени с той или иной малой морфологической системой, обнаруживая
определенные корреляции и противопоставления. В плане диахронии это
может привести к втягиванию некоторых сочетаний в регулярные оппо-
зиции с компонентами парадигматического ряда, что приводит к образо-
ванию так называемых аналитических форм, новых полноправных членов
парадигмы.

2.    Иной аспект связей и взаимозависимостей выступает в корреляции
дифференциальных признаков морфологических единиц и структуры ело-

ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ                              31

восочетаний. Так, например, разная структура атрибутивного словосочета-
ния «прилагательное+существительное» в английском и немецком языках
обусловлена разными морфологическими характеристиками прилагатель-
ного и артикля: в немецком прилагательное обладает показателями, вы-
ражающими дифференциацию по роду, числу и падежу в так называемом
сильном склонении (в слабом склонении недостаточность выражения
этих значений компенсируется формами артикля), в английском прила-
гательное, лишенное морфологических характеристик, примыкает к су-
ществительному.

3. Основная модель построения предложения и морфологическая ти-
пология в свою очередь представляют собой коррелирующие величины:
очевидно, бедность морфологических характеристик слова обусловливает
такую структуру предложения, где порядок слов маркирует функцию сло-
ва в предложении. Следовательно, системные связи и зависимости прони-
зывают структуру языка, начиная от простейших двучленных оппозиций
и кончая межпарадигматическими связями и зависимостями. Не только
системность является одной из существенных характеристик языка, но
и тенденция к системности — один из внутренних факторов развития языка.

Без определенного уровня системных связей язык вообще не мог бы
функционировать как средство общения. И вместе с тем языковая струк-
тура не представляет собой идеальной системы, полностью охваченной
сетью стандартных противопоставлений и взаимозависимостей. Наличие
в языке, и притом на разных его уровнях, малых систем, связи между ко-
торыми имеют нередко внешний характер, существование, наряду с эти-
ми малыми системами, периферийных явлений (либо выпавших из малой
системы, либо еще не включенных в нее), а также существование в языке
разных функционально-стилистических пластов, указывающих на значи-
тельную вариантность языковых стандартов, приводят к необходимости
подчеркивать особый характер системности в языке, условно обозначае-
мый термином «открытая система». Этот тип системности равно присущ
как статике, так и динамике языка. Иными словами, он наблюдается в
равной степени при анализе синхронного языкового среза и при изучении
развития языка, т. е. в диахронии.

*

«Открытый» характер языковой системы в статике обусловлен прежде
всего тем, что любой синхронный срез фиксирует языковые элементы, на-
ходящиеся на разных уровнях включения в систему стандартных проти-
вопоставлений и взаимозависимостей. Тем самым синхронный срез неиз-
бежно включает как ведущие и определяющие данную языковую систему
элементы, так и элементы, для данного состояния периферийные. Диффе-
ренцированное описание этих двух категорий, отражающее природу изу-
чаемого объекта, обычно вносит элемент динамики, или диахронии, хотя
возможна и чисто синхронная констатация разного типа соположений, су-
ществующих в языке.

Но в плане характеристики самого объекта науки, т. е. конкретного
языка, «открытый» характер системы и существование периферийных эле-
ментов, не включенных в стандартные противопоставления и взаимосвязи,
является фактом, связанным с языковым развитием, т. е. с диахронией,
с наличием в системе любого языка разновременных отложений. Поэтому
«чисто синхронный срез» отражает реальные связи в применении к коду
или к формализованным моделям; в отношении же к конкретным языкам
он существует лишь как определенная методика описания объекта науки.
Для характеристик, определяющих специфику самого объекта науки,
представленного конкретными языками, абсолютизация противопостав-
ления «диахрония — синхрония» фактически снимается.

Системные связи, существующие в языках, могут быть показаны в
условиях идеально взятого синхронного среза путем анализа закономерно-

32

М. М. ГУХМАН

стей функционирования языка. Но особенно четко они проявляются в
процессе формирования новых или в перестройке старых рядов, т. е. в
диахронии. Это определяется самим характером многих изменений язы-
ка, обусловленных общей тенденцией к системности, включая и стандарт-
ность, а также наличием так называемого давления системы. Можно ска-
зать, что тенденция к системности и стандартности проявляется практи-
чески в развитии грамматического строя всех индоевропейских языков,
охватывая с разной степенью интенсивности разные явления и характери-
зуя с разной силой эволюцию отдельных языков. Фактически с этим свя-
заны такие изменения в системе имени, как ликвидация дробности типов
склонения путем включения малочисленных группировок в более емкие
классы, наблюдаемая во всех индоевропейских языках, но происходившая
в разных языках далеко неравномерно. Характерно, что аналогичные
тенденции реализуются и в системе глагола, где происходило в разное
время образование стандартных по своей емкости парадигм, отличаю-
щихся обобщенными противопоставлениями, независимыми от существо-
вавших морфологических классов.

Давление системы может выступать как фактор языковых изменений
и- как причина распространения какого-либо нового явления. В обоих
случаях система выступает как объект, соотнесенный с диахронией. Оста-
новимся на анализе двух примеров.

Перфект в современном немецком языке развился из сочетаний служеб-
ных глаголов sein и haben с причастием II. Оба члена словосочетания пер-
воначально функционировали как две независимые единицы; при этом не-
переходные непредельные глаголы типа gangan (совр. gehen), stantan
(совр. steheri) не имели причастия II и, следовательно, от них не могли быть
образованы словосочетания указанного типа. Однако, когда существо-
вавшие в языке словосочетания с причастием II от переходных глаголов
и от непереходных предельных глаголов, функционируя в качестве по-
стоянных членов временных противопоставлений, были охвачены про-
цессом постепенного включения в глагольную парадигму, непредельные
непереходные глаголы получили модель причастия II специально для об-
разования аналитических форм перфекта и плюсквамперфекта. Благодаря
этому была создана стандартная парадигма для всех глаголов. При этом
в течение длительного времени формы причастия этих глаголов не могли
употребляться в атрибутивных словосочетаниях, да и сейчас такое упот-
ребление их в разговорном языке невозможно, а в письменном языке
весьма ограничено. Давление системы, приведя к образованию новой
формы у непереходных непредельных глаголов, не привело к распростра-
нению на эту форму всех функций причастия II других глаголов.

Еще более сложную картину дает тенденция к системности, когда стал-
киваются две различные системы, будь это системы двух диалектов одного
языка или двух разных языков.

Консонантизм современного литературного немецкого языка отличает-
ся от консонантизма всех других германских языков и от консонантизма
северных так называемых нижненемецких диалектов наличием аффрикат
pf, tz вместо р, t или щелевых f, s, h вместо р, t, к (ср. и.-нем. appel — лит.
apfel, ik — ich, open — оfen). В диалектах, даже охваченных этим явле-
нием, имеются свои градации в реализации этой особенности, свидетель-
ствующие в пользу того, что изменения общегерманских глухих смычных
имели свой первоначальный очаг в ограниченной диалектной области на
юге Германии.

Продвижение этого явления в другие диалекты происходило постепен-
но; поддерживаемое авторитетом южной письменной традиции, оно
охватило длительный промежуток времени, а именно ряд столетий, и реали-
зовалось не как спонтанный фонетический процесс, но первоначально
через определенные лексические группы, так что в одной и той же пози-
ции в разных словах можно было найти передвинутые и непередвинутые

ПОНЯТИЕ СИСТЕМЫ В СИНХРОНИИ И ДИАХРОНИИ

33

согласные. Остатки этого своеобразного явления наблюдаются и сейчас
в устной речи жителей города Кельна. Диалект этой области одним из
последних воспринял передвинутые согласные. Но и сейчас имеется зна-
чительная лексическая группа, сохранившая старый консонантизм. По
преимуществу это просторечная лексика, не входящая в состав литератур-
ного языка: rut «оконное стекло», лит. Fensterscheibe, brok «брюки», лит.
Hose plutdn «тряпка», лит. Lumpen. Любопытно, что некоторые единицы,
используемые с разным значением, имеют две формы; так, например,
«обезьяна» как название животного имеет передвинутое р и звучит /а/,
но если, ругая человека, его называют «обезьяной», то слово употребляет-
ся с непередвинутым р (ср. также Storch «аист», но stork «упрямый чело-
век»). Приведенная история немецкого передвижения согласных иллю-
стрирует процессы, связанные со столкновением двух фонетических си-
стем: старой германской системы с непередвинутым консонантизмом и
новой с измененным консонантизмом.

Тенденция к системности, выразившаяся в постепенном охвате данным
процессом основных лексических пластов, частично лишь ограничивае-
мых определенными фонетическими условиями, столкнулась с влиянием
факта социальной дифференциации лексики,— дифференциации, суще-
ствующей в пределах языка одного и того же города Кельна. Сама диффе-
ренциация лексики явилась результатом взаимодействия двух лексиче-
ских систем: разговорно-диалектной и письменно-литературной, оказав-
шихся в известных своих частях включенными в ту систему, которую
представляет собой современный разговорный язык города Кельна.

Можно привести множество разных случаев восприятия системой од-
ного языка или диалекта элементов системы другого языка или диалекта,
причем воспринимающий язык может по-разному реагировать на иноси-
стемные элементы. Разные факторы вступают здесь в действие. Показате-
лен в этом отношении лексический материал: заимствованная лексика
оказывается проводником, через который в систему воспринимающего язы-
ка попадают иносистемные фонемы, акцентные структурные слова и сло-
вообразовательные модели. Положение этих иносистемных единиц в си-
стеме воспринимающего языка в разных конкретных случаях оказывается
диаметрально противоположным. Так, известно (этот факт в свое время
приводил Т. II. Ломтев в своем выступлении на дискуссии по субстрату),
что фонема /ф/ не только попала в русский язык через греческие заимство-
вания, но и создала здесь новую оппозицию /ф/—/в/, повлияв вместе с тем
и на дифференциальные признаки звонкого щелевого /в/; иноязычный эле-
мент тем самым не только оказался включенным в систему, но и повлиял
на ее преобразование. Между тем известны многочисленные случаи, когда
фонетические особенности заимствованной лексики оказываются фактиче-
ски на периферии фонологической системы заимствующего языка: такова
судьба/з/в единичных немецких заимствованиях из французского языка:
ср. Journal, Genie, старое название площади Академии в Берлине Gen-
darmenmarkt. В разговорном языке вместо /з/ нередко произносят /j/.

Не менее различна судьба иноязычных словообразовательных моде-
лей. В одних случаях имеется полная адаптация этих моделей словообра-
зовательной системой заимствующего языка, так что они не только ста-
новятся образцом для многочисленных образований, но и вытесняют функ-
ционально тождественные или очень близкие модели, как это было с латин
ской словообразовательной моделью типа лат. то Unarms, вытеснившей ста-
рую германскую модель действующего лица типа др.-нем. boto «посланец»,
ezzo «едок». В других случаях эти иноструктурные модели остаются на
периферии словообразовательной системы заимствующего языка, сохра-
няясь лишь в единичных лексических единицах типа суффикса -tat в не-
мецком языке. Включение иноязычных элементов происходит столь мно-
гообразно, что тенденция к системности и стандартности в заимствующем
языке может проявляться с большей или меньшей степенью интенсив-

3 Вопросы языкознания, № 4

34

М. М. ГУХМАН

ности в двух, казалось бы, совершенно противоположных направлениях:
1) путем подчинения заимствованных элементов нормам заимствующего
языка, т. е. через их ассимиляцию (ср. судьбу древнейших латинских заим-
ствований в германских языках, менявших структуру слова по нормам
германских языков); 2) путем перестройки своей системы и превращения
иносистемной единицы в коррелят новой системы. Но, как отмечалось
выше, не исключены случаи, когда ядро языковой системы остается без
изменения, а иноязычные явления оказываются на ее периферии. Таким
образом, отнюдь не все новое в языке оказывается включенным в систему,
возможны инновации, не влияющие непосредственно на системные связи.

Началом процессов, влияющих на систему языка, могут быть измене-
ния одного элемента системы или изменения соотнесенных единиц
определенного ряда; и в том и в другом случае эти изменения приводят к
изменениям системных отношений. Диахронический факт, например рас-
щепление одной фонемы /и/ на две фонемы /и/ — /о/, происшедшее в боль-
шинстве германских языков в результате превращения позиционно обус-
ловленных вариантов в два самостоятельных члена оппозиции, становится
фактом языка лишь тогда, когда это явление перестает быть единичным и
обособленным, бытующим только в определенных индивидуальных рече-
вых отрезках, и становится нормой, стандартом, охватившим все лексиче-
ские единицы, включавшие ранее старое /и/, т. е. приобретает системный
характер.

Для системности реализации этого факта не существенно то обстоя-
тельство, что закрепление одного из вариантов в той или иной конкретной
единице иногда нарушало основную фонетическую закономерность. Появ-
ление новой фонологической единицы, создавая новые типы противопо-
ставлений и связей, естественно, видоизменяло фонологическую систему
соответствующих языков. Даже если изменение фонологической единицы
не создает нового члена системы в случаях, когда фактически происходит
совпадение двух фонем (как это имело, например, место в северных и за-
падных германских языках, где /а:/ < /е:/ совпало с /а:/ </а/), изменение
частотности оппозиции (например, /а:/: /а/), ограниченной первоначально
лишь немногими словами, не является внешним для фонологической си-
стемы фактом, но относится к одной из характеристик самой системы, хотя
изменения этого типа менее существенны для системы, чем возникновение
новой фонемы. Иными словами, изменение единицы системы начинается
как обособленный внесистемный факт на уровне речи с тем, чтобы превра-
титься на уровне языка в факт изменения той или иной частной
системы.

Вопрос о различной системной значимости изменений отдельных еди-
ниц языка нуждается, безусловно, в уточнении. Различная значимость
зависит от валентности самой меняющейся единицы в системе языка, от
того, включена ли эта единица в те взаимозависимости и связи, которые
являются ведущими в структуре языка, или, наоборот, эта единица от-
носится к периферийным слоям данного языка (подобно, например, тем
окказиональным заимствованиям из французского языка, которые появ-
лялись в огромном числе в языке определенных жанров немецкой средне-
вековой поэзии и так же быстро исчезали).

Различная значимость зависит и от того, касается ли это изменение од-
ной изолированной единицы, например значения одного слова, или эле-
ментов фонологических и грамматических рядов. Однако и изменение зна-
чения одного слова может отразиться на семантической структуре поля,
в которое входит это слово. Тем самым, системная значимость диахрони-
ческого факта прямо пропорциональна связям и взаимозависимостям, ко-
торые характеризуют изменяющуюся единицу в условно статическом
состоянии исходной структуры. Одновременное изменение не одной еди-
ницы, а ряда взаимосвязанных единиц, например, переход /I/, /й/ в диф-
тонги /ei/, /au/, в немецком языке не представляет собой ничего принци-