Однажды Всеволод Пантелеевич, преподаватель культурологии, пришел в институт и, как всегда, поднялся на третий этаж, где находилась аудитория № 33, в которой он читал свои лекции студентам. Прозвенел звонок. Обычно в это время студенты уже сидели в аудитории, но в этот раз толпились в коридоре.

      - В чем дело? - спросил у них Всеволод Пантелеевич.
      - Аудитория закрыта, - раздались в ответ голоса.
      "Вот паразитство, - подумал культурный преподаватель, - придется спускаться вниз за ключом". Развернулся и пошел.

      Ключи от лекционных аудиторий хранились в дежурке на первом этаже, и вахтер Боря выдавал их преподавателям под роспись в журнале. Войдя в дежурку, Всеволод Пантелеевич не обнаружил нужный ключ на привычном гвоздике и спросил Борю:
      - А кто брал ключ от 33-й?
      Тот посмотрел в журнал и сказал:
      - Там аспиранты и преподаватели поздравляли Александра Анатольевича (декана факультета - Ф.) часа полтора назад. Возможно, ключ сейчас в деканате.
      "В субботу вечно что-нибудь обмывают, нажрутся, а потом пропадают вместе с ключами", - подумал про себя культуролог, а вслух сказал:
      - Ладно, пойду, поищу в деканате, - и на всякий случай незаметно прихватил с собой ключ с номерком 45.
      Запись в журнале при этом он не сделал, потому что подумал так: "зачем тратить время, ведь все равно в этой задрипанной 45-й редко кто занимается. По пути домой ключ и верну".

      Аудитория № 45 была некомфортабельной - тесной и темной, поэтому Всеволод Пантелеевич рассматривал ее как запасной вариант на тот случай, если он не отыщет ключ от светлой и просторной 33-й.

      Деканат был закрыт. Тогда он решил по пути заглядывать во все аудитории подряд, испрашивая искомый ключ у коллег-преподавателей. Иногда такое бывало - некоторые педагоги, ошибочно предполагая, что их занятие в аудитории последнее, не спешили лишний раз спускаться в дежурку и сдавали ключи лишь в конце рабочего дня по пути домой.

      Итак, аудитория № 33 закрыта, ключа нет. Что творится в душе у нашего специалиста по культуре? Давайте заглянем. Надо иметь в виду, что время поджимает, а Всеволод Пантелеевич - человек ответственный, поэтому нервничает. Помыслы человека более откровенны, чем слова: "вот мракобесы, - думал Всеволод Пантелеевич, - что за идиотская манера - не возвращать ключи вовремя?". Заглядывая в очередную аудиторию он спрашивал:
      - Ключ от 33-й случайно не у вас?
      - Нет.
      "Как козлодоевы недоделанные - хапнут, а зачем - сами не знают!" - продолжался его внутренний диалог. Но вслух он опять спрашивал вежливо:
      - У вас нет случайно ключа от 33-й?
      - Нет.
      "Пора кончать с подобным разгильдяйством, ведь уже не в первый раз такая дурость проявляется! Неужели трудно спуститься и повесить ключ на гвоздик? Надо в дежурке написать здоровенными буквами: "Преподаватели, которые не вернут ключи вовремя, будут кастрированы без суда и следствия!!! Или стерилизованы. Хотел бы я посмотреть в наглую рожу этого умника!".
      - Ключ от 33-й случайно не у вас?
      - Нет.

      Это была уже двенадцатая или тринадцатая бесплодная попытка. Время шло. Всеволод Пантелеевич подумал, что так можно потратить невесть сколько времени. К тому же, вдруг кто-то случайно унес ключ домой, как однажды сделал он сам по своей забывчивости ("но ведь это было всего один раз!"). Он решил прекратить поиски и забрать своих студентов в неудобную 45-ю аудиторию. Идя по коридору, он напоследок заглянул в приоткрытую дверь аудитории № 30: "Может быть, тут это чудило с ключом, - продолжался его внутренний диалог, - хотя вряд ли, конечно".

      В тридцатой аудитории соловьем заливалась преподаватель женской логики Эмма Семеновна. Увидев заглянувшую озабоченную физиономию культуролога, она вытаращила глаза и стала часто моргать.
      - У вас случайно, ключа от 33-й нет? - пробурчала торчащая из дверей физиономия.
      - Ой, извините, пожалуйста, Всеволод Пантелеич, - виновато ответила Эмма Семеновна, взяла со стола ключ и протянула коллеге, - я думала, что сегодня там занятий уже не будет.
      Культуролог подошел к преподавательскому столу, взял ключ, изобразил приветливую гримасу и произнес дружески:
      - Ничего, бывает. - А про себя подумал: "вот старая дура!".
      Итак, ключ был найден, и он поспешил в свою 33-ю, мурлыкая себе под нос:

      Студенты заждались, и, надо сказать, ряды их поредели. Открыв аудиторию, Всеволод Пантелеевич бодрым шагом направился к преподавательскому столу. Небрежно бросил на стол оба имеющихся у него ключа, один из которых, от 45-й, как оказалось, он зря стащил у Бори. Призвал студентов к быстрой посадке и, в целях экономии времени, скороговоркой начал лекцию.

      Подходим к развязке. Наш уважаемый преподаватель культурологии прочитал первую лекцию. Сходил в буфет. Затем начал вторую. Всеволод Пантелеевич заливался соловьем. Увидев заглянувшую озабоченную физиономию ботаника, он вытаращил глаза и стал часто моргать.
      - У вас случайно ключа от 45-й нет? - пробурчала торчащая из дверей физиономия.
      - Ой, извините, пожалуйста, Абрам Исаакич, - виновато ответил Всеволод Пантелеевич, взял со стола ключ и протянул коллеге, - я думал, что сегодня там занятий уже не будет.
      Ботаник подошел к преподавательскому столу, взял ключ, изобразил приветливую гримасу и произнес дружески:
      - Ничего, бывает. - А про себя подумал: …

      Вы знаете, о чём примерно подумал ботаник. Он был очень недоволен. Точно так же, как совсем недавно Всеволод Пантелеевич. Совсем недавно Всеволод Пантелеевич костерил, как ему самому казалось, "того тугодума, который проявил халатность". На самом деле, как вы теперь видите, он ругал самого себя, потому что сам был таким же тугодумом, который проявил точно такую же халатность. Когда он искал ключ и при этом злобствовал, то с таким же успехом мог приговаривать: "Я - мракобес. Я - козлодоев недоделанный. Меня пора кастрировать, потому что я - умник и чудило, очень легко могу взять ключ в дежурке и не вернуть его во время!". Глупо? Не глупее, чем осуждать других.

      Тут так и напрашивается скандал с ширинкой Клинтона. Без сомнения - дело грязное. Не само по себе, а в том смысле, что Клинтона морально осудили за то, что сами с удовольствием делали, делают и не прочь попробовать. Очень сомневаюсь, что прокурор Старр, который яростно нападал на президента, был либо святым, либо невинным девственником, либо всю жизнь благопристойно любил только свою жену. Думаю, что женщин он любил не меньше, чем Клинтон.

      Конечно, Билл дал маху. Говорил я ему: "проявив силу, как мужик, ты выкажешь слабость, как президент", но он, потеряв голову, охмурялся с Моникой. Что естественно, то не безобразно:

но та истерия, которую раздули вокруг ширинки Клинтона, громко кричит о том, насколько лицемерно цивилизованное общество (точнее, его часть). Общество, осуждающее человека за то, что практически каждому второму его члену свойственно, плюет себе в лицо. Люди думают одно, говорят другое, а публично заявляют такое, от чего их самих потом воротит на досуге.

      Кто-то громко возмущался прелюбодейством Клинтона, потому что зарабатывал на этом деньги или политический капитал. Таких людей мы понимаем - они кривят душой в силу своих корыстных интересов, подобно базарным торгашам или политическим проституткам. Но ведь кто-то вторил им, как попугай, искренне считая, что осуждает не себя, а Клинтона, потому что в силу своего склероза давно позабыл о сексуальных утехах своей бурной молодости и как конченый импотент не мог (или из зависти не хотел) понять порывов страсти молодого президента.

     Мне, и, думаю, вам тоже, приходилось слышать, как некоторые люди из народа голосят: "народные депутаты - мерзавцы и негодяи! Пользуясь полномочиями, данными избирателями, они злоупотребляют ими и просто беспардонно паразитируют на теле народа!".

      Может быть, это и так. Народ всегда одурачивали - если не хозяева, то слуги. Но ведь депутаты - не инопланетяне какие-нибудь, а люди. Не плохие и не хорошие, а обычные и нормальные. Выходцы из народа, так сказать. У них такая же человеческая совесть и такие же растущие человеческие потребности. Они, как вполне вменяемые граждане, в свободное от работы время не дураки выпить дорогого вина и деликатесно закусить. А также, для удовлетворения чувства собственной крутизны - не прочь поиметь престижную тачку. И поразвлечься в какой-нибудь бане, желательно, без скрытых камер. В общем, люди как люди. Чуть не забыл: им еще и семью кормить надо. И им тоже нужны деньги - чем больше, тем лучше. Поэтому они на своем месте ведут себя так, как позволяет им вести себя их обыкновенная человеческая совесть в условиях нашей не совсем здоровой государственной системы.

      Вы прекрасно понимаете, что те люди, которые любят изредка чесать свои языки о непорядочность депутатов, на месте этих самых депутатов (будь у них для этого побольше ума и наглости), в своем подавляющем большинстве вели бы себя точно так же. Потому что они тоже всего-навсего люди. И совесть у них обычная, человеческая. И потребности требуют денег. Поэтому, если человек из народа решил наехать на какого-нибудь слугу народа, то с таким же успехом мог бы сказать сам себе: "я - мерзавец и негодяй, потому что, если бы был депутатом, то поглощал бы деликатесы и бессовестно сидел бы на шее народа".

      Подходящая информация:
      "Иракская полиция открыла в Багдаде огонь по участникам массовых беспорядков, требовавшим работы. Участники беспорядков заявляли, что им была обещана работа в полиции, однако они ее не получили. После этого, они начали кидать камни в полицейских и поджигать машины, пытаясь ворваться в полицейский участок. Иракская полиция была вынуждена открыть огонь, чтобы привести толпу из примерно тысячи человек к порядку".

      Как видим, противоборствующие стороны, при незначительном изменении обстоятельств, могли бы легко поменяться ролями. Представители толпы, кидающие камни в полицейских, сами хотели быть полицейскими. Полицейские же, стреляющие в толпу, могли быть на ее месте. Каждая из сторон, осуждая другую, осуждала себя. Абсурдно кидать камни в самого себя и бить дубинкой себе по голове. Но эгоистичные интересы и человеческая глупость толкают одних людей, которые ничем не лучше других, на тупое осуждение себя в других людях.

      Недавно у меня спустило колесо, и я заехал в близлежащий шиномонтаж. Мастер стал откручивать колесо своим ключом (который в виде крестовины). Крутит-покрутит - открутить болты не может (сильно затянуты) и говорит:
      - Что за идиоты закручивали?!
      (Между нами - указанные "идиоты" работали, не в захудалом, а в одном известном специализированном сервисе).
      - Вот козлы! Неужто нельзя было прикрутить по-человечески? - зло пробурчал мастер и пошел за трубой, которую затем приспособил для увеличения рычага ключа и с большим усилием открутил болты.

      Потом приподнял машину домкратом, снял колесо, устранил прокол и прикрутил колесо на место. Да так неслабо при этом поднатужился, что, у меня возникло подозрение: в случае очередного прокола мне со своим маломощным штатным ключом вряд ли удастся сменить дырявое колесо на запасное. Пробую открутить болт своим ключом - не выходит. Пробую изо всех сил так, что само колесо прокручивается на асфальте, а болт словно приварился. Прошу мастера ослабить болты.

      Мастер взял свою крестовину и попытался открутить им же самим закрученный болт - не получается. Тогда он пошел за трубой, которую затем приспособил для увеличения рычага ключа и с большим усилием ослабил болты (которые затем уже затянул моим ключом).

      Себя идиотом и козлом он при этом обзывать не стал.

      Мы осуждаем нарушителей закона (преступников) и когда не можем добиться справедливости законным путем, то жалуемся на то, что законы не работают. Но когда у нас есть возможность обойти закон в своих интересах, то мы радуемся: "как хорошо, что Федор Григорьевич все уладил!". За взятку, естественно.

      Автолюбитель, который опаздывает на работу в утренний час пик, обычно кроет матом тех "чайников, которые мешаются ему на пути" (вероятно, забывая о том, что скорость движения пробки равна скорости движения самого медленного автомобиля, и главные виновники парада разворачиваются чуть подальше, соблюдая правила "с запасом"). Когда же через минуту на перекрестке наш опаздывающий герой сам встает поперек движения и становится объектом нападок со стороны других водил, то разводит руками: "а что я могу поделать?". ("Если человек поступает по-свински, он говорит: "помилуйте, я всего лишь человек!". А если с ним поступают по-свински, он восклицает: "позвольте, я ведь тоже человек!" (Карл Краус)).

      Те люди, которые говорят: "все мужики - козлы, все бабы - потаскушки на букву "б", менты - гады, а коммунисты - сволочи", на самом деле, чихвостят самих себя. Они забывают, что все вышеперечисленные категории граждан - прежде всего люди со своими достоинствами и слабостями. И что осуждать их за то, что они такие, какие есть - значит осуждать человека (в том числе и себя) за то, что он человек.

      Мы не можем не судить (потому что любой наш выбор - это уже суд), но вполне можем не осуждать. По каким-то причинам я не пошел в тюремные надзиратели и вряд ли пойду. Но понимаю, что если бы я был на месте одного из них - с такой же врожденной наследственностью и воспитанием в тех же самых условиях - то был бы точно таким, как он. Тогда я просто был бы надзирателем. Точно так же, как он на моем месте проводил бы занятия на курсах ораторского искусства и писал статьи нашей рассылки. Каждый - такой, какой он есть, и на месте любого другого был бы другим. Значит, у разумного человека не должно быть ни одного повода считать себя лучше других (т.е. осуждать) или хуже других, не правда ли?

      Осуждать способен любой дурень, и все дурни только этим и занимаются. Но если наши желания в отношении какого-либо человека не оправдались, то это еще не достаточный повод, чтобы признать его виновным. Каким бы не показался нам отвратительным человек или несправедливым поступок, мы будем на высоте, если скажем: "хоть я так и не поступил бы, но не осуждаю его". Ибо любой человек виноват только в одном, а именно в том, что он человек.