Здравствуйте, уважаемые подписчики!

В выпуске:

1. Представляем новый учебник литературы для 10-го класса
2. Главы из учебника: "СТРАННЫЙ ЧИНОВНИК: «КРАСНЫЙ ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОР»" и "ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА. История: Глупов и Россия"
3. Словарь литературоведческих терминов
4. Информация

КАКИМ БЫТЬ УЧЕБНИКУ ЛИТЕРАТУРЫ?
(обсуждаем готовящийся к печати учебник И.Н. Сухих «Русская литература. ХIХ век» )

      Какой учебник литературы нужен современному школьнику? Вашему ребенку? Учителю, который хочет, чтобы учебник развивал не мышцы школьника (таких учебных пособий сегодня множество – тонких и толстых, упорно таскаемых детьми в набитых портфелях в школу и обратно), а ум, воображение, интерес к литературе, желание самостоятельно получать знания? В решении этой проблемы ключевую роль должен, вероятно, играть хороший, компактный, ориентированный на возрастные особенности ребенка, но не снижающий интеллектуальную и образовательную «планку» учебник литературы.

      Представляем вам, уважаемые читатели - коллеги, учащиеся и их родители - главы из готовящегося к печати учебника Игоря Николаевича Сухих «Русская литература. ХIХ век». Эта книга адресована учащимся 10-х классов и ориентирована на программу базового уровня обучения. Ее автор, доктор филологических наук, профессор СПбГУ И.Н. Сухих, формулируя задачи учебника, пишет: «В книге можно искать какие-то факты, конкретную информацию. Часто чтение книги – отдых, способ отвлечься от собственных проблем. Но книга, напротив, может стать помощником в решении собственных проблем, духовным ориентиром, частью собственной жизни».
      Как построен учебник? По замыслу автора в каждой главе, представляющей писателя, сначала дан исторический экскурс (эссе о писателе, рассказывающее о ключевых обстоятельствах его жизни, окружении, важнейших культурных событиях эпохи), далее - главы о произведении (или произведениях) изучаемого классика. И наконец – система вопросов и заданий.

      Предлагаем вам прочесть главы из учебника «Русская литература. ХIХ век», посвященные изучению творчества Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина и высказать свое мнение.
       Две главы мы публикуем в этой рассылке. Нам интересно мнение об опубликованных главах не только взрослых – родителей десятиклассников, наших коллег – преподавателей литературы, но и самих учеников. Ждем ваших писем.

СТРАННЫЙ ЧИНОВНИК: «КРАСНЫЙ ВИЦЕ-ГУБЕРНАТОР»

Сухих И.Н. Русская литература. ХIХ век (главы из учебника)

      Литературный успех Щедрина не прервал служебной карьеры Салтыкова. Обстоятельства складывались так, что надеяться на ненадежный литературный заработок он не мог, родительская помощь совсем сократилась, и чиновничье жалованье оставалось единственным постоянным источником дохода молодой семьи (в 1856 году Салтыков женился).
      Два года Салтыков прослужил в Петербурге, а потом – с существенным повышением в чине – снова отправился в провинцию. В марте 1858 года он был назначен вице-губернатором в Рязань.
      На новом месте он принимается за прежнее: требует строгого исполнения законов, борется с взяточниками, защищает интересы крепостных крестьян, которых в предвидении реформ, их хозяева-помещики преследуют особенно сильно.
      Борьба одинокого человека с системой, со сложившимися порядками, однако, всегда необычайно тяжела и редко оканчивается победой. Уже через год Салтыков жалуется знакомому: «С самого приезда моего сюда я постоянно нахожусь в совершенно каторжной работе, и не только не могу ничем заняться, но, положительно, даже прочитать ничего не могу. Одним словом, я если не раскаиваюсь, то, во всяком случае, крайне негодую на себя за то, что взял место в Рязани. Подобного скопища всякого рода противозаконий и бессмыслия вряд ли можно найти, и вятское плутовство есть не более как добродушие <по сравнению> с плутовством рязанским. <…> Не знаю и не предвижу конца своему мучению; знаю только, что едва ли буду в состоянии долго выдержать» (В. П. Безобразову, 29 июня 1858 года).
      Став вторым человеком в губернии, Салтыков по-прежнему оставался в своей среде белой вороной. Он быстро получил прозвища «вице-Робеспьера» и «домашнего Герцена» (настоящий А. И. Герцен в это время боролся с режимом, издавая газету «Колокол» в Лондоне).
      В попытках быстро исправить существующие порядки, Салтыков иногда сам превращался в грозное «значительное лицо», угнетающее «маленьких людей». Однажды он издал приказ о дополнительной вечерней работе мелких чиновников, провинциальных «Акакиев Акакиевичей» из губернского правления. Не имея возможностей дважды в день добираться до места службы с далеких окраин города, они стали просиживать на службе по двенадцать часов, оставаясь, как наказанные школьники, без обеда. После публикации критической статьи в московской газете Салтыков не только отменил свое распоряжение, но и специально отыскал скрывшегося под псевдонимом автора, чтобы поблагодарить его за урок.
      Вступив в конфликт с вновь назначенным губернатором, Салтыков попросил перевода в Тверь. И здесь он продержался лишь два года (но это были годы крестьянской реформы) и, заработав еще одно прозвище «красного вице-губернатора», вышел в отставку.
      Однако вольная литературная жизнь Щедрина тоже продлилась лишь два года. С 1864 года Салтыков возвращается на службу, теперь в министерство финансов, и начинает очередной круг скитаний по провинции в должности председателя Казенной Палаты, надзирающего за поступлением государственных доходов. Он служит в Пензе, в Туле, опять в Рязани – и всюду переживает один и тот же цикл: служебное рвение – конфликт с губернатором - громкая отставка.
      «Министром финансов был тогда Рейтерн – и много пришлось ему повозиться со строптивым однокашником, - вспоминал знакомый Салтыкова-Щедрина В. И. Лихачев. – Не успеет Салтыков где-нибудь прижиться, глядь, уже и поссорился с губернатором! Приезжает в Петербург – и к Рейтерну: «Давай другую Палату! Не могу с этим мерзавцем служить…» Получает другую Палату – и опять та же история. Так и переезжал до полной отставки».
      Полная отставка состоялась в июне 1868 года. Лишь с этого времени 42-летний отставной чиновник мог полностью отдаться своему любимому литературному делу. «Я писатель по призванию, …куда бы и как бы меня ни бросала судьба, я всегда бы сделался писателем, это было положительно мое призвание».

ИСТОРИЯ ОДНОГО ГОРОДА
(1869-1870)
История: Глупов и Россия

Сухих И.Н. Русская литература. ХIХ век (главы из учебника)

      Книга Салтыкова писалась в славное десятилетие, почти одновременно с великими «И-романами», но предложила свой, очень отличающийся от тургеневского или толстовского, образ времени.
      Шестидесятые годы, эпоха «Великих реформ», были (или казались?) похоронами «прошлых времен». По мановению руки нового императора крепостные крестьяне стали вольными хлебопашцами, появились новые суды, пошли реформы в армии, получила относительную свободу печать. Вернувшиеся с каторги немногочисленные декабристы воспринимались как обломки далекого прошлого.
      Л.Н. Толстой сочиняет «Войну и мир» как роман исторический (хотя и вырастающий из осознания «рифмы» той и этой эпох). «Наши бабушки», — называет статью о нем женщина-критик М.К. Цебрикова.
      Историк П.И. Бартенев с 1863 года начинает издание журнала «Русский архив». Другой историк, знаменитый С.М. Соловьев, в конце шестидесятых годов приближается к двадцатому тому «Истории России с древнейших времен».
      «Человечество расстается с прошлым, смеясь…»
      Расставания, однако, не получилось. Не прошло и десятилетия, как для наиболее проницательных свидетелей эпоха великих реформ превращается во время обманутых надежд и упований. В конце шестидесятых годов, после выстрела Каракозова в царя-освободителя, прошлые времена напоминают о себе.
      Вот почему лирик и насмешник А.К. Толстой, один из создателей образа Козьмы Пруткова, вместе с историческим романом и драмами сочиняет комическую «Историю государства Российского от Гостомысла до Тимашева» (1868). Обозревая в 83 четверостишиях русскую историю от новгородского посадника до современного ему министра внутренних дел «худой смиренный инок, раб божий Алексей» приходит к выводу, известному еще летописцу Нестору: «Земля наша богата. Порядка в ней лишь нет». В это же время Сатирический старец, которому недавно исполнилось всего сорок лет, предлагает свою версию истории.
      Итак, в городском архиве найдена связка тетрадей над названием «Глуповский Летописец», сочинение четырех архивариусов, соратников Нестора : Мишки Тряпичкина (однофамильца или даже родственника того газетчика Тряпичкина, которому посылает письмо Хлестаков), да Мишка Тряпичкина другого, да Митьки Смирномордова, да смиренного Павлушки Маслобойникова сына.
      Как и положено летописи, глуповская тоже начинается с основания - если не мира, то государства.
      В главе «О корени происхождения глуповцев» Щедрин, подражая «Повести временных лет», иронически использует запев «Слова о полку Игореве», мимоходом задевая современных историков («Не хочу я, подобно Костомарову, серым волком рыскать по земли, ни, подобно Соловьеву, шизым орлом ширять под облакы, ни, подобно Пыпину, растекаться мыслью по древу…»), и предлагает свое решение «варяжского вопроса», оживленно обсуждавшегося историками в шестидесятые годы.
      Устав от бесконечных войн, от абсурдной суеты по установлению хоть какого-то порядка, головотяпы призывают князя, закладывают на болотине новый город, называют его Глуповым, «а себя по тому городу глуповцами». Наконец, после неудачного управления новой вотчиной через посредников-воров, князь прибывает в Глупов собственной персоной и вопит: «Запорю!»
      «С этим словом, начались исторические времена», - констатирует летописец.
      «Писаной» истории Глупова Щедрин отводит примерно столетие, послепетровское столетие новой российской государственности, как и шестидесятые годы, исполненное великих надежд и огромных разочарований. Нижняя граница охваченной глуповскими летописцами эпохи (1731) условна, верхняя (1825), напротив, символична. Это год выступления декабристов и восшествия на престол Николая I, царствование которого казалось современникам безнадежно-бесконечным.
      «В этом году, — иронизирует Щедрин, — по-видимому, даже для архивариусов литературная деятельность перестала быть доступною».
      Композиционным стрежнем «Истории одного города» является короткая «Опись градоначальникам в разное время в город Глупов от вышнего начальства поставленным». Многие глуповские правители охарактеризованы только в ней. Кроме того, в этой описи упоминаются исторические имена, привязывающие глуповскую историю к истории государства Российского.
      Бирон, всесильный фаворит императрицы Анны Иоанновны, способствовал утверждению двух первых градоначальников: Клементия он вывез из Италии за искусную стряпню макарон, а Ферапонтов был его брадобреем.
      Великанов пострадал за любовную связь с Авдотьей Лопухиной (на самом деле ее звали Наталья) в царствование Елизаветы Петровны («кроткия Елисавет»).
      Несколько имен связаны с эпохой Екатерины Великой. Ламврокакис был пойман на базаре графом Кирилою Разумовским, фаворитом Екатерины II. Фердыщенко оказывается денщиком еще одного екатерининского фаворита — князя Потемкина. Маркиз де Санглот представлен как друг Дидерота, то есть французского философа-просветителя Д. Дидро, с которым императрица состояла в переписке.
      Потом наступает черед Александровской эпохи. Негодяев умышлял что-то против либеральных деятелей Н. Н. Новосильцева, А. Е. Чарторыйского и П. А. Строганова. Беневоленский учился в гимназии с М. М. Сперанским (он появляется и на страницах «Войны и мира») и потворствовал Наполеону. Грустилов дружил с Карамзиным.
      Однако таких имен-поплавков, позволяющих из глуповской «истории» вынырнуть в историю России, не так много. Важнее другое. Глуповские градоначальники определенно напоминают самих российских императоров или особ, приближенных ко двору. Прямому указанию Щедрин предпочитает эзоповский сатирический намек.
      Картина глуповского междоусобия в главе «Сказание о шести градоначальницах» гротескно воспроизводит перипетии русской истории XVIII века с чередой дворцовых переворотов, последовательно приводивших на престол Екатерину I, Анну Иоанновну, Елизавету Петровну, Екатерину II.
      В Негодяеве обычно опознают Павла I. В сладострастном Микаладзе и слащаво-чувствительном Грустилове отразились разные эпизоды биографии Александра I. Перехват-Залихватский напоминает Николая I. Угрюм-Бурчеев по созвучию фамилий, и по роду своей «нивелляторской» деятельности напоминает о графе А. А. Аракчееве, всесильном временщике александровского царствования, энтузиасте военных поселений, а портретно сходен с тем же Николаем I.
      Проекция глуповской истории на историю России — продуманная и далеко идущая салтыковская игра. По предположению исследователя творчества Щедрина Г. В. Иванова, даже число глуповских градоначальников (двадцать два, с пропущенным девятнадцатым номером) соответствует количеству русских правителей от Ивана Грозного, который первым официально венчался на царство, до Александра II, правившего во время сочинения «Истории одного города».
      Столетие глуповской истории размыкается, таким образом, в обе стороны. В него помещается вся писаная российская история от первых шагов государственности (варяжский вопрос, принятие христианства) до реалий и событий шестидесятых годов (издатель в примечаниях всякий раз заботливо отмечает «анахронизмы» летописцев вроде изобретения электрического телеграфа, упоминания «лондонских агитаторов» Герцена и Огарева, железнодорожных концессий и губернских правлений).
      Можно долго играть в угадайку, предполагая, какой поворот, пируэт российской истории трансформирует Щедрин в очередном эпизоде своей сатирической летописи. Некоторые современники писателя читали «Историю одного города» только под таким углом зрения: Салтыков смеется над историей.
      «Историческая сатира», — называлась статья-рецензия А. Б-ова (под этим псевдонимом скрывался А. С. Суворин, в те годы — либеральный публицист, позднее — консервативный и удачливый издатель газеты «Новое время», перекрещенной Щедриным в «Чего изволите?»).
      «Смеяться над историей грешно и бесполезно, автору надо бы знать ее получше», - таков был педагогический пафос рецензента. В ответ Щедрин отправил в журнал «Вестник Европы», где появилась статься Суворина, большое письмо.
      «Не «историческую», а совершенно обыкновенную сатиру имел я в виду, сатиру, направленную против тех характеристических черт русской жизни, которые делают ее не совсем удобною. Черты эти суть: благодушие, доведенное до рыхлости, ширина размаха, выражающаяся с одной стороны в непрерывном мордобитии, с другой — в стрельбе из пушек по воробьям, легкомыслие, доведенное до способности не краснея лгать самым бессовестным образом. В практическом применении эти свойства производят результаты, по моему мнению, весьма дурные, а именно: необеспеченность жизни, произвол, непредусмотрительность, недостаток веры в будущее и т. п.», — объяснял и объяснялся писатель.
      «Большая», реальная история оказывается для Щедрина, таким образом, лишь формой и поводом для построения образа истории глуповской. Художественная задача писателя много сложней «исторической сатиры».

С другими главами из учебника И.Н. Сухих, посвященными изучению творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина, вы можете познакомиться на нашем сайте.

АКМЕИЗМ - (от греч. akme - высшая степень чего-либо, расцвет) - литературное течение в русской модернистской поэзии, сформировавшееся в 1910-е гг. Представители А.: А. Ахматова, Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам, С. Городецкий и др., вошедшие в объединение "Цех поэтов", - в противовес туманности, зыбкости, "таинственным мирам" символизма (см.) провозглашали стремление к "прекрасной ясности" (М. А. Кузмин), воспевали "радостное любование бытием" (Н. С. Гумилев), призывали открыть заново красоту и ценность человеческого существования, поэтому акмеисты называли себя также "адамистами" (по имени первого человека Адама). Для А. характерны простота и ясность поэтического языка, строгость поэтической композиции, стремление создавать точные, зримые образы.


АКРОСТИХ - (от греч. akrostichis - краестишие) - вид стихотворения, первые буквы строк которого складываются в самостоятельное слово или фразу (часто - имя автора или адресата); разновидность стихотворной загадки. В древности А. был средством запечатлеть имя автора в случае, если его (по каким-либо причинам) нельзя было назвать или обозначить.

Ангел лег у края небосклона,
Наклонившись, удивлялся безднам:
Новый мир был синим и беззвездным,
Ад молчал, не слышалось ни стона.

Алой крови робкое биенье,
Хрупких рук испуг и содроганье,
Миру снов досталось в обладанье
Ангела святое отраженье.

Тесно в мире, пусть живет, мечтая
О любви, о свете и о тени,
В ужасе предвечном открывая
Азбуку своих же откровений.

Н. Гумилев ("Акростих", 1916)

Разновидностями А. являются мезостих (слово или фраза составляются из средних букв стихотворения) и телестих (слово или фраза складываются из конечных букв стихотворных строк).


Полная версия словаря - на сайте.