Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Уроки изобразительного искусства он-лайн. Больше, чем Большой стиль


Больше, чем Большой стиль

10 Март 2006

Андрей Ковалев.

Признаюсь прямо - мне как-то очень сильно надоело обсуждать творчество Зураба Константиновича Церетели, у которого в Манеже открылась огромная и потрясающая воображение выставка. Как обозреватель, склонный к широким политологическим обобщениям, скажу сразу, что выставка произошла очень вовремя, ибо "Церетели предъявили претензии сразу по трем пунктам: неуплата налогов, незаконное предпринимательство и нарушение режима особо охраняемых природных территорий. Первые две формулировки - постсоветские юридические трюизмы. Без их помощи, как мы хорошо знаем аж с 2000 года, невозможен на Руси спор хозяйствующих субъектов" (Людмила Сырникова, "Широка страна моя родная. Церетели как русский человек", Globalrus).

Однако напоминать еще раз о хозяйствующем на широкую ногу субъекте уже стало как-то утомительно. Меня, как худкритика, должны интересовать все больше проблемы эстетические. И тем не менее сказать мне совершенно нечего. И коллегам тоже. Здравомыслящая Ольга Кабанова ("Ведомости") следующим образом оценила тупиковую ситуацию - так прямо и определила безвыходность, с которой столкнулись бедные критики: "Все известные журналистские и критические приемы в его случае дают сбой. Пытались над Церетели смеяться (а многие его памятники действительно смешны), пытались серьезно разбирать его художественные просчеты (но кому это интересно?), пытались преувеличенно захваливать (скучно же все время ругаться), устраивали против установки его памятников политические акции - ничего не действует".

То есть Церетели оказывается неким внедискурсивным феноменом, не подлежащим аналитическому рассмотрению. Однако фраза Кабановой о том, что Церетели - внехудожественное явление, поэтому к нему и не применимы методы художественной критики, мне кажутся чистой воды методологическим пораженчеством. Если феномен навязывает нам собственную непознаваемость, то это только повод к тому, чтобы принять это намерение к сведению. И учитывать этот факт при последующем анализе данного феномена.

Итак, начнем наш историографический раздел в хронологическом порядке. Есть одна очень распространенная точка зрения, ее наиболее точно сформулировал Григорий Заславский ("Наше все", "Независимая газета"), который после перечисления громких персонажей в бронзе печально отметил: "Рассмотреть раннюю живопись Церетели или небольшие его эмали, открывающие хорошего рисовальщика, времени, да и желающих, не было. Ведь и любят Церетели, и не любят, увы, не за это".

Концепция такова: жил некогда очень хороший художник Церетели, потом продал свою творческую душу Диаволу. И вся бездушность его официозной продукции есть "печальная и необходимая плата художника хозяевам жизни за славу и богатство" (Дмитрий Савосин, "Завсегдатаи маленькой улицы", "Вечерняя Москва"). Концепция морально-нравственного упадка под воздействием золотого тельца есть категория романтическая, ее во всей чистоте сформулировал еще Николай Васильевич Гоголь в повести "Портрет". Но сейчас, пардон, на дворе ХХI век; закончился не только модернизм, но и постмодернизм всяческий завял. Более того, из подобного рода рассуждений выходит, что в блаженные советские времена художник Церетели добился больших успехов в деле оформления социалистического быта. Именно об этом и рассуждает коллега Сергей Хачатуров ("Худкомбинат", "Время новостей").

Однако все равно повисает в воздухе вопрос о том, откуда же взялись все эти неисчислимые нелепицы и пластические ужасы. Это правда, что "все его бронзовые истуканы похожи друг на друга, все сделаны легко и бессмысленно. Яркая пастозная живопись - цветы да портреты - также изготовлена поточным методом" (Ольга Кабанова). Но весь парадокс в самом деле в том, что начальству это нравится, причем настолько, что оно готово выкладывать за осуществление церетелиевских прожектов совершенно немереные деньги. Списки светских политтусовщиков, которые пели на вернисаже дифирамбы Зурабу Константиновичу, практически совпадают с описями отечественной политической элиты (См., например: Божена Рынска, "Второй заплыв?", "Известия").

И поэтому следует признать глубоко верными исторические слова, сказанные Игорем Шевелевым ("Полит.ру"):

"Смеяться можно только из-за невозможности понять, как ко всему этому относиться. Это, скорее, невротический смех".

Смех без причины - символ известно чего. Придется только добавить, что нежная страсть наших элит к Церетели открывает всему миру их потаенную сущность. К слову сказать, трудно припомнить историческую эпоху, когда художник занимал столь высокое общественное положение. А в современной России такое происходит запросто. Свидетели сообщают, что министры и миллионеры стояли в очереди, чтобы пройти обряд целования с великим мастером нашей эпохи, мастером, по произведениям которого потомки и будут судить о том, что мы из себя представляли. В другом месте оптимистический Игорь Шевелев радостно заявляет:

"Зураб Церетели - это явление природы нынешнего российского общества, и потому мимо его выставки в Манеже лучше не проходить. И пейзаж хороший, и метеорологический прогноз на будущее" ("Взгляд").

Пейзаж, несомненно, существенно улучшился в результате стараний Зураба Церетели, поэтому с большой надеждой на прекрасное будущее слышишь прогнозы о том, что "вполне возможно, что все эти скульптуры россиянам скоро придется увидеть на улицах своих городов" (Ольга Тараканова, "Зураб Церетели создал памятник Папе Римскому", "Трибуна").

На улицу, вообще говоря, можно и не выходить. Или пробегать по ней, опустив очи долу. Однако в связи с церетелиевскими манифестациями проявились некоторые странные мутации и в номинации "современное искусство". "Больше всего, - пишет Сергей Хачатуров, - на помпезном вернисаже З.К.Церетели в Большом Манеже впечатлило количество посетителей - участников так называемого актуального" арт-процесса". Можно, конечно, предположить, что худобщественность привлекла немыслимая концентрация власти и капитала на квадратный метр. Но Хачатуров делает интересное предположение о том, что "выявленное на самой большой выставке Зураба Церетели постсоветское "комбинаторное сознание" на деле является вытесненным комплексом большинства главных фигур сегодняшнего российского contemporary art. Художники желают поставить на поток и превратить в индустрию свой однажды найденный эклектичный бренд".

О следующем важном событии - выставке шорт-листа премии "Инновация", учрежденной Федеральным агентством по культуре и кинематографии РФ, мне бы не следовало говорить по этическим соображениям, поскольку я тоже попал в число номинантов. В залах ГЦСИ выставлено мое произведение: любимая широкими народными массами "Искусственная жизнь" мягко мерцает на специально поставленном компьютере. Придется опять процитировать Игоря Шевелева ("Взгляд"), который очень проницательно и политкорректно отметил, что "поскольку номинантов десятки, то даже чисто статистически есть достойные люди". Относительно собственно выставки коррумпированно отмечу только то, что хорошая получилась выставка: куратору и экспозиционеру Ирине Горловой удалось втолкать какое-то немыслимое количество работ в не очень большой зал. И сложить из них вполне достоверное и ясное зрелище.

Однако, даже преследуя цели автопиара, а также придерживаясь стратегем непотизма и куначества, не могу я все ж смолчать. Обозреватели узрели тенденции не очень-то приятные: "Искусство уходит от перестроечной критики к позитиву (злые языки скажут - к гламуру) (Сергей Соловьев, "Как художник художнику", "Новые известия"). Непонятно только, почему, если "критика", так сразу и "перестроечная"? Как будто у нас с перестройкой все проблемы отпали: "Самые важные темы нашей жизни - религиозный фундаментализм, терроризм, социальное напряжение, властные злоупотребления, националистические предрассудки - остаются за рамками актуального искусства, которое по определению должно ими заниматься (Ольга Кабанова, "Актуальное мелкотемье", "Ведомости").

Но на этот вопрос пока нет никакого ответа. Между первой и второй - промежуток небольшой.

 

"Русский журнал"

 


В избранное