Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Интересно о Гоголе

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Где найти работу?" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Декабрь 2007   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Ефросинья Суркова

Статистика

255 подписчиков
-1 за неделю
←   Все выпуски   →

Интересно о Гоголе


Живой Гоголь

Любек
* * *
Терпел я порядочную бурю на корабле, во время которой, к собственному удивлению моему, и мысль о страхе не закрадывалась в мою душу; чувствовал только дурноту,- неминуемое следствие качки. После двухдневного плавания, не видя ничего, кроме моря и неба, прибыли мы к берегам Швеции… (Гоголь – матери)
 
* *  *
Ради бога, об одном прошу вас только: не думайте, чтобы разлука наша была долговременна. Я здесь не намерен долго пробыть, несмотря на то, что здешняя жизнь сноснее и дешевле петербургской. Я, кажется, и забыл объявить вам главной причины, заставившей меня именно ехать в Любек. Во все почти время весны и лета в Петербурге я был болен; теперь хотя и здоров, но у меня высыпала по всему лицу и рукам большая сыпь. Доктора сказали, что это следствие золотухи, что у меня кровь крепко испорчена, что мне нужно было принимать кровоочистительный декокт, и присудили пользоваться водами в Травемунде, в небольшом городке, в восемнадцати верстах от Любека. Для пользования мне нужно пробыть не более двух недель. Если вы хотите, то вам стоит только приказать мне оставить Любек, и я его оставлю немедленно. Я в Петербурге могу иметь должность, которую и прежде хотел, но какие-то глупые людские предубеждения и предрассудки меня останавливали. (Гоголь - матери из Любека)
 
* * *
С ужасом читал я письмо ваше, пущенное шестого сентября. Я всего ожидал от вас: заслуженных упреков, которые еще для меня слишком милостивы, справедливого негодования и всего, что только мог вызвать на меня безрассудный поступок мой; но этого я никогда не мог ожидать. Как вы могли, маменька, подумать даже, что я - добыча разврата, что нахожусь на последней ступени унижения человечества! наконец решились приписать мне болезнь, при мысли о которой всегда трепетали от ужаса даже самые мысли мои! Как вы могли подумать, чтобы сын таких ангелов-родителей мог быть чудовищем, в котором не осталось ни одной черты добродетели! <…> Но я готов дать ответ перед лицом бога, если я учинил хоть один развратный подвиг, и нравственность моя здесь была несравненно чище, нежели в бытность мою в заведении и дома. И что касается до пьянства, я никогда не имел этой привычки. Дома я пил еще вино; здесь же не помню, чтобы употреблял его когда-либо. Но я не могу никаким образом понять, из чего вы заключили, что я должен быть болен непременно этою болезнью. В письме моем я ничего, кажется, не сказал такого, что могло бы именно означить эту самую болезнь. Мне кажется, я вам писал про мою грудную болезнь, от которой я насилу мог дышать, которая, к счастию, теперь меня оставила . Ах, если бы вы знали ужасное мое положение! Ни одной ночи я не спал спокойно, ни один сон мой не наполнен был сладкими мечтами. Везде носились передо мною бедствия и печали, и беспокойства, в которые я ввергнул вас. Простите, простите несчастную причину вашего несчастия. (Гоголь – матери)
 
 * * *
Гоголь, перед отъездом за границу, квартировал с Н. Я. Прокоповичем. Они не вели в отсутствие Гоголя переписки, и Прокопович воображал его странствующим бог знает где. Каково же было его удивление, когда, возвращаясь однажды вечером (22 сентября) от знакомого, он встретил Якима, идущего с салфеткою к булочнику, и узнал, что у них "есть гости!". Когда он вошел в комнату, Гоголь сидел, облокотясь на стол и закрыв лицо руками. Расспрашивать, как и что, было бы напрасно, и таким образом обстоятельства, сопровождавшие фантастическое путешествие, как и многое в жизни Гоголя, остались для него тайною. (   П. А. Кулиш со слов Н. Я. Прокоповича)
 
* * *
Не менее удивлен был и А. С. Данилевский, когда он, входя к Прокоповичу, услышал звуки хорошо знакомого голоса. Хотя, по собственным словам его, он совершенно не верил в серьезность плана, составленного Гоголем, и предвидел его скорое возвращение, но все-таки никак не ожидал, что это случится так быстро. (В. И. Шенрок со слов А. С. Данилевского)

 ______________________

В.П. Авенариус "Гоголь-студент"

Глава 10. Нравоописательный блин и последние перуны Громовержца.

Подходил май месяц. В воздухе совсем потеплело, и городские сады быстро позеленели. Разогрелась вновь, распустилась свежими почками и застывшая было за зиму дружба между Высоцким и Гоголем, разделенными в своих учебных занятиях пространством целых двух лет. Но первый из них не сегодня-завтра должен был уже сделаться вольным казаком и укатить в Петербургу а последнему предстояло еще два школьных века тянуть прежнюю лямку. Тут каждый день, каждый миг был дорог. И Высоцкий отправился опять оты­скивать своего юного друга.

Нашел он его, как не раз прежде, в гимназическом саду на старой липе, где наш журналист и поэт, полускры­тый в зеленых ветвях, с карандашом в одной руке, с тетрадкой в другой, беседовал с своей непослушной музой.

— Это кто там: птица или ты, Яновский?

— Птица певчая.

— Ворона у зоологов тоже птица певчая. Слезай-ка вниз; человеком быть все-таки как будто приличней.

— А коли соловьем защелкаю?

— Как же, дожидайся! Разве что воробышком зачири­каешь. Но воробьев по огородам не искать стать. Слезай, говорят тебе: меж людьми потолкаемся.

Пришлось подчиниться, сделаться опять, человеком.

— Скоро мы надолго расстанемся с тобою, Герасим Иванович, быть может даже навсегда,— заговорил Гоголь каким-то сдавленным голосом и не поднимая глаз на приятеля, когда они завернули за ворота в сторону города.— Скажи же по чи­стой совести: ты в самом деле сомневаешься, что из меня выйдет порядочный поэт?

— По чистой совести: не токмо сомневаюсь, но твердо уверен, что не выйдет, — был беспощадный ответ.— У тебя, брат, нет для того подходящего пороха: ты наблюдателен, но подмечаешь в жизни не изящное и прекрасное, а одно уродли­вое и смешное.

— Потому что в сем худшем из миров уродливостей в десять раз более, чем красот. Издали-то иное и бесподобно, а подойдешь, вглядишься — и видишь массу прорех и изъянов. Как же тут не посмеяться, не поглумиться?

— Вот то-то же. А истинный поэт, как напр. Пушкин, разве над чем глумится? Для него и грязная лужа отражает чистое небо; мы же с тобой, как и большинство людей, про­заики и видим прежде всего грязь. Но у тебя, Яновской, как я как-то уже говорил тебе, есть самородная сатирическая жилка. Сатира сама по себе может быть также очень почтенна. Поэзия — это так сказать золото, украшающее жизнь; сатира — острое, но полезное железо. Не насилуй же, не коверкай своей натуры, а разрабатывай скрытую в тебе железную руду.

— Легко сказать: «разрабатывай»! Разве тут в провинции найдешь для того сколько-нибудь годного материала?

— Даже более, пожалуй, чем в Москве или Петербурге. Но для этого тебе надо спуститься с высоты твоего птичьего гнезда, окунуться до макушки в толпу...

Читать далее
__________________________________ 

На этой неделе опубликована работа Г. Л. Лозинского "Пушкин и Гоголь ("Евгений Онегин" и "Мертвые души")".
В избранное