Гоголь засыпал друзей письмами с просьбой скорее добраться до государя и показать рукопись. Но ответной реакции не было. Тогда он решил действовать сам. Николай Васильевич написал князю М.А. Дондукову-Корсакову, председателю петербургского комитета цензуры, и С.С. Уварову, министру народного просвещения. После чего он отправил свои письма Плетневу с просьбой вручить адресатам. Плетнев не стал рисковать и благоразумно оставил их у себя.
Гоголь решился также попросить у императора хоть каких-нибудь средств, потому что перспектива публикации «Мертвых душ» была более чем туманной. А деньги нужны были уже сейчас. В этой просьбе его поддержал Строганов, попечитель Московского учебного округа, который обратился к шефу жандармов Бенкендорфу.
Бенкендорф составил доклад государю, в котором упомянул о заслугах писателя, в частности, что проситель является автором известного «Ревизора». Цена вопроса – 500 рублей серебром. Государь начертал свое «Согласен», и Гоголь получил долгожданные деньги.
А Петербург по-прежнему молчал. В Москве же ситуация складывалась непростая. Обстановка в доме Погодина, где жил Гоголь, постепенно накалялась. Стало известно о встрече писателя с Белинским, и Погодин воспринял это известие как предательство, но тем не менее по-прежнему желал получить что-нибудь в свой журнал. Бывшие друзья встречались теперь только за обеденным столом.
Наконец, из Петербурга пришло известие: цензор Никитенко готов был дать разрешение на публикацию «Мертвых душ» при условии внесения тридцати поправок. А главное – писатель должен был убрать из текста «Повесть о капитане Копейкине».
П. Соколов. Капитан Копейкин. 1890-е гг.
Сначала Гоголь обрадовался, но затем эти самые «частности» повергли его в уныние. А особенно необходимость убрать «Повесть о капитане Копейкине». И он решился на переделку, поскольку считал это место одним из лучших во всей поэме. Плетнев передал новый вариант цензору и просил, насколько это возможно, помочь несчастному Гоголю.
В своем дневнике Никитенко записал: «Ситуация в нашей литературе наводит на меланхолию… Таланты у нас не исчерпаются… Но как же они будут писать, когда им мешают мыслить?» И ему удалось помочь. Под его влиянием цензурный комитет проявил снисхождение и разрешил поэму к печати. Ведь теперь Копейкин был больше не опасен: под пером Гоголя он превратился из бунтаря в обыкновенного разбойника.
Чтобы чего не вышло, Никитенко на первой странице рукописи приписал своей рукой «Похождения Чичикова или…» Но Гоголь это все исправил. Он собственноручно нарисовал обложку для будущего издания, на которой мелкими буквами написал цензорский заголовок, крупными – свой («Мертвые души») и самыми крупными буквами вывел жанр – ПОЭМА.
Обложка к первому изданию "Мертвых душ". Литография по рисунку Н.В. Гоголя.
Но это были мелочи. Главная проблема была как всегда в деньгах, которых не было. Недовольный Погодин все-таки достал бумагу. Договорились с «Типографией Университета» печатать «Мертвые души» в долг. И началась долгая корректура.
Николай Васильевич мечтал о спокойной жизни, чтобы довести до ума свой труд. Но его продолжали терзать со всех сторон друзья и знакомые. Белинский из Петербурга просил прислать что-нибудь в «Отечественные записки», рассыпаясь в похвалах писателю. Похвалы, конечно, были очень лестны, но в открытую сотрудничать с западниками он боялся. С другой стороны напирал Погодин, который желал получить от писателя клятву верности «Москвитянину», ну и в придачу что-нибудь для публикации,
желательно фрагмент «Мертвых душ». В такой ситуации Гоголь был доведен практически до нервного срыва. Но Погодину все же отказал. Ведь это главный труд его жизни! Как же можно лишать поэму новизны!
С тех пор многие друзья стали жаловаться на Гоголя, на его несносный характер. Особенно в этом преуспел Погодин. Даже те, кто всегда восхищался писателем, тоже стали относиться к нему несколько прохладнее.
Чем больше писатель работал над корректурой поэмы, тем больше он сознавал, что необходимо ее продолжение. Ведь нельзя же ограничиться изображением исключительно пороков русского человека. Есть ведь и добродетели.
Но ему нужно было благословение. Как раз в это время в Москве оказался архимандрит Иннокентий, известный своей верой и аскетическим образом жизни. Гоголь пришел к нему. Иннокентий поддержал писателя и вручил ему икону Спасителя. После чего Николай Васильевич, наконец, смог объявить друзьям о своих планах: он собирался ко гробу Господню.
Незадолго до отъезда в Рим Гоголь все же решил собрать на именины в доме Погодина всех своих разобиженных друзей. К тому же это был повод пригласить свою мать с сестрой. А после этого он будет свободен и начнет писать продолжение «Мертвых душ».
На сей раз праздник проходил не столь весело. Обстановку омрачала ссора Гоголя с хозяином дома, о чем, естественно, знали все друзья. Но Николай Васильевич старался как мог развлечь гостей. К тому же обстановку разрядила приехавшая мать писателя.
Печатание «Мертвых душ» подходило к концу. Гоголь составил список лиц, кому был должен деньги, и поручил Шевыреву по мере поступления денег выплачивать долги. Список получился весьма внушительным. Удастся ли продать достаточное количество экземпляров, чтобы вылезти из этой кабалы?
За два дня до отъезда писатель получил первые печатные экземпляры. Теперь судьба поэмы от него не зависела. Как примут поэму читатели?
23 мая Николай Васильевич простился с семьей Погодиных. Оба вздохнули с облегчением, потому что последнее время откровенно тяготились обществом друг друга. Аксакова он попросил сообщать ему все отзывы о «Мертвых душах», причем важнее – плохие.
Его ещё ждали дела в Петербурге. Он встретился с Белинским. Содействие этого молодого критика было необходимо ему. Кроме того, он вместе с Н.Я.Прокоповичем занялся подготовкой четырехтомника своих сочинений, пока без «Мертвых душ». Московские друзья обиделись на писателя. Они считали, что Гоголь мог бы попросить и у них помощи. Ведь Прокопович был не столь компетентен в этих делах, как, допустим, Шевырев. Но Николай Васильевич уже предчувствовал возвращение в Рим и был
выше всех этих обид. В начале июня он покинул Россию.