Средство от холода и печали

Одиночество – это отсутствие солнца внутри. Оно приходит тихо, исподтишка, как вор. Оно приходит тогда, когда ты оказываешься посреди тьмы, и поэтому так легко соскользнуть в другую тьму. Оно приходит, когда будущее осталось в прошлом. Навсегда осталось в прошлом. Одиночество делает все непрозрачным, мутным и болит, как суставы осенью. Рядом с одиночеством не существует ни вчера, ни завтра, есть только один день, растянутый до бесконечности. И только одно, настоящее время, в котором имеет значение лишь то, что ты чувствуешь и как выглядишь.

Когда-то…

Марта чувствовала себя плохо, а выглядела еще хуже. Когда-то яркие, рыжие волосы потускнели, смешавшись с сединой, а кожа – ее белоснежная кожа – стала рыхлой и покрылась пигментными пятнами, которые раньше назывались веснушками. Те, у кого есть веснушки, всю жизнь с ними борются, а те, у кого их нет - страстно желают. Когда-то Марта часами сидела у косметолога, который маскировал ее веснушки, и очень расстраивалась, если кто-то обращал на них внимание. Перекрасить волосы в другой цвет Марте никогда не удавалось: ее рыжая от природы шевелюра содержала такое рекордное число пигментов, что перекрасить их было просто невозможно. Когда-то у Марты были ослепительные белые плечи, тончайшая нежная кожа, смешные и трогательные веснушки. Когда-то.

Она прочла где-то, что в Средневековье считалось, будто рыжеволосые дети рождаются вследствие «нечистого секса». Но Марта знала – это неправда. Секс у родителей был чистым и полным любви. Именно после такого секса рождаются дети с голубыми глазами, пронзающей улыбкой и солнечным цветом волос.

Когда родителей не стало, у Марты выключилось сердце. Сначала умер папа. В коммунальной квартирке с общей кухней папа подбрасывал маленькую Марту к потолку, а потом она падала в его надежные руки и заливалась звонким беззаботным смехом. Она до сих пор помнила свои полеты к потолку и завистливые глаза соседских ребятишек. Их никто не подбрасывал к потолку! Пока был жив папа, она летала.

Потом умерла мама. Она долго болела: сначала лежала дома, а потом ее забрали в больницу. И, когда ночью в открытое окно квартиры влетела летучая мышь, Марта поняла: мама скоро умрет. Утром тревожно зазвенел телефон, и Марта услышала то, что уже знала.

Теперь вечера проходили тяжелее – в ожидании снов, которые не наступали. А сон – это место встречи с теми, кого живыми можно встретить только во сне. Будто и не было долгой разлуки, и эта встреча не закончится никогда. Во сне вся душа выгорает дотла. Душа, не знающая жалости, забывшая о любви. Марта бесцельно бродила по пустынным коридорам своей стерильной памяти, надеясь натолкнуться хотя бы на что-нибудь: ни-че-го. Никакого мусора, никаких обрывков воспоминаний. Ловушка. Самый настоящий капкан.

Она стеснялась своего одиночества. Боялась вопросов, жалости, нездорового интереса к себе, подбадриваний и сочувствия. Она боялась слов, боялась взглядов. Все так же ходила в институт, тратила копейки на еду, спешила домой.

Когда-то Марта любила одиночество. Оно ведь бывает разным. Оно умеет дразнить и утешать одновременно. В нем можно спрятаться и переждать дождь. Одиночество полно запахов и звуков, оно завораживает. Но сейчас ей не хотелось иметь с ним ничего общего.
Мимо нее по тропинке жизни снова пролегали чужие следы, которые могли слиться с ее следами. Но она не позволяла. Не хотела. Одиночество нанесло ей первый удар и ушло не с пустыми руками. Ей казалось, что она умирает. Но умирает не вся, умирает какая-то ее часть.
Она думала о том, что всегда остается на месте, вне зависимости от событий. И если кто-то из родителей однажды вернется в этот мир, то непременно найдет ее там же и такой же, какой оставил. Это была шальная мысль.

Были ли у Марты мужчины? Конечно, были: брюнеты и блондины, высокие и среднего роста, голубоглазые и кареглазые. Но за каждой встречей следовала хладнокровная разлука, и Марта постепенно привыкала хищно жить и получать доступные ее возрасту удовольствия. Мужчины будто существовали лишь для того, чтобы на них она оттачивала навыки общения. Она прекрасно видела мужскую прыть, нахрапистость, железобетонную уверенность, что именно его свежая кровь окажется нужной группы.

Счастье…

Счастье настигло ее внезапно. К его приходу Марта не подготовилась совершенно, но у нее была хорошо оплачиваемая работа, уважение коллег и студентов. Она защитилась и теперь преподавала в ВУЗе менеджмент и маркетинг. Боль после смерти родителей не исчезла, но притупилась, и сердце уже не кровоточило. Она сопротивлялась, щетинилась, противилась любому вниманию к себе и смотрела на мир насторожено-враждебно. Смуглое, стройное счастье с раскосыми глазами и белозубой улыбкой подошло к ней на автобусной остановке и постучало в то самое место, где должно быть сердце. Сердце застучало так сильно, так болезненно, что Марта обо всем забыла. У счастья было имя – Рустам.
Они разговаривали свободно и жадно, словно знали друг друга тысячу лет. И вот встретились, наконец, и спешили рассказать все-все.


Рассвет золотил дома, и голуби требовательно стучали клювиками по подоконнику. Теперь Марта просыпалась утром, смотрела на спящего мужчину и думала: «Вот моя семья. И больше никого и ничего нет. Я и он – одно целое. Я только его одного… Я только к нему одному». К ней подступало дурацкое, невозможное счастье. В предутренней темноте кое-как трепыхалось ее сердце, которое необходимо было лечить. Она понимала, что теперь ей ничего не нужно, не из-за чего мучиться, не нужно придумывать никаких оправданий. Отказаться от этого счастья она не могла, потому что отказаться гораздо легче, чем принять. Легче и безопаснее, безопаснее и удобнее, удобнее и спокойнее. Оказалось, что просто жить – дышать, двигаться, заниматься любовью, смотреть в глаза, чувствовать жар и страх это очень важно. Вдруг оказалось, что это так важно, как ничто на свете. Ей так хотелось, чтобы он в сотый раз сказал, что у нее красивая спина, руки, губы просто для того, чтобы услышать, а потом жить, зная это и упиваясь этим. Она хотела его слышать и видеть. У нее было пусто внутри, когда она не слышала его. Глухо, будто весь мир молчал.

Марте нравилось в Рустаме все. Ее будоражил запах его тела: глубокий, терпкий, с ноткой мускуса и перца. Она все время помнила о его присутствии. И неважно - он с ней или где-то рядом. В ее опустевшей голове не было ни одного имени, связанного с прошлой жизнью. «Я – никто. И все, что у меня есть – это он», - думала Марта.

А потом пришло лето. И среди снежников и ледников Марта увидела зеркальную поверхность озера Иссык-Куль. Вода в озере меняла свой цвет от нежно-лазоревого до темно-синего в зависимости от освещения. И Марта физически ощутила себя в самом центре грозового неба, в самом сердце Тянь-Шаня. Ей казалось, что это уже ее территория. Ее собственная, помеченная отсутствием запаха территория. Она куталась в тишину, долго смотрела на высокие, мощные кусты чия и чувствовала во рту горьковатый запах полыни. Рустам жил в своей стихии - ловил маринку, османа, чебаку, фотографировал все, что движется, летает и ползает. Он приходил к Марте черный от солнца, обласканный ветрами и ковылем и был похож на героя старинной фрески. Его губы прикасались к ее губам, опускались все ниже и ниже, и ее сердце начинало свой танец легко и свободно, рукам становилось горячо, и везде было горячо. Все переставало иметь значение.

Лето догорало... Билеты на самолет были заказаны заранее, чемоданы упакованы, и Марта подумала о том, что никогда больше она не испытает такого счастья, какое испытала здесь.

Сентябрь закружил ее в хлопотах и заботах. Время от времени в ее маленькой квартире появлялись родственники, приятели или земляки Рустама, и тогда Марта вечерами стояла на кухне у плиты, жаря мясо и нарезая горы салата. Гости долго сидели за столом, неспешно попивая чай и ведя долгие разговоры. Гости ее утомляли, и она вспоминала то время, когда после трудового дня могла спокойно смотреть телевизор, читать и часами говорить по телефону со своими однокурсницами и подругами. Марта скучала по тому времени. Ее стали раздражать привычки Рустама, его жизнерадостность, общительность и оптимизм. «Мы путаемся друг в друге, пытаемся привыкнуть друг к другу», - потерянно думала Марта. Но их любовь длилась достаточно долго, чтобы просто так все забыть. И достаточно мало, чтобы не тосковать по тому времени, когда Марта была одна.

Этот длинный, странный и сложный день она запомнит надолго.
Марта проснулась с ощущением того, что опять одна. Рядом тихо посапывал Рустам, но ощущение одиночества не проходило. Она смотрела на него несчастными, перепуганными, понимающими глазами и думала: «Насколько ты опоздал ко мне? Мне тридцать пять лет. И я знаю, что такое «кормить с рук». Я приручила тебя, и теперь меня ожидает притаившаяся во всех углах боль. Эта боль выползла наружу, покинула мое тело. И мне ничего не остается, кроме как ждать, когда наступит новый день, в котором будешь ты, который любит меня, но которого не люблю я. Прости меня, мое смуглолицее счастье! Мы пили разное по вкусу вино. В твоем вине цвел ковыль, горчила полынь, играли золотые рыбки, в моем – самозабвенно пел слепой сверчок, а ночь роняла в лужи звезды»…


Ничего не было в их последнем поцелуе, кроме досады и злости, и еще какой-то вынужденности. Рустам дышал, двигался, злился, не понимал, почему оставался один. Один он умрет. А Марте слышалось: «Не прогоняй меня, не прогоняй меня…»


Спи, одиночество, спи…

Жизнь разделилась на «до» и «после». За окном кипела жизнь, радовались и печалились люди, менялись времена года, за понедельником спешил вторник, за вторником среда, а выходные или праздничные дни Марта старалась не замечать. Жизнь сделала ее жестче, измяв и выровняв. Старость подкралась легкими неслышными шагами, и Марта почувствовала себя плохо, работа больше не радовала, поэтому выход на пенсию приняла с легкостью. Иногда Марта просыпалась среди ночи, и ей казалось, что по ней ползают насекомые, в ноздри забивается земля, а во рту стоит привкус болотной воды. О да, она знала, что такое летать, что такое парить. Но ей больше не леталось. Она слушала соло на саксофоне Жана Моркса «Ты даже не знаешь, как сильно ты можешь страдать» и думала о том, что все страдания в своей жизни она испила до дна.

А потом наступила зима. Снег, роскошный, небывалый засыпал все: улицу, крыши домов, деревья. Это открытие потрясло ее! Впервые Марта задумалась над тем, что давно не покупала настоящую, зеленую елку. Она безутешно прислушивалась к звукам за дверью, не веря в то, что к ней может постучаться новогоднее чудо. Откуда ему взяться? В детстве мечтаешь иметь свою комнату, а потом умираешь в пустой квартире.
Она рассматривала стволы деревьев за морозным окном и знала, какие они на ощупь. Она знала, помнила вкус ноздреватого рыхлого снега и запах прелой листвы под этим снегом. Марта вспомнила Рустама, его полуночные рассказы… Они были нежными, трепетными, полными грусти и любви. И эти нити она сама оборвала прежде срока. Все напрасно.

Ночной звонок прозвучал громко и требовательно. За дверью стоял призрачный силуэт и что-то спрятанное в тени, укрытое от света. Марта открыла пошире дверь и услышала:
- Помнишь, я сказал когда-то, что приду стареть к тебе? Я пришел! Вместе с елкой. Сегодня же Новый год, весенняя моя Марта!
Она протянула смуглолицему седому богу свою высохшую, испещренную пигментными пятнами и изрезанную прозрачными голубыми венами руку и заплакала…
Я только его одного… Я только к нему одному… Пока смерть не разлучит наши души.