Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Террариум и его обитатели

Подписаться Бесплатная «Серебряная» новостная рассылка . Подписчиков 197 RSS
←   Октябрь 2012   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31


За последние 60 дней ни разу не выходила


Сайт рассылки: http://vitawater.ru
Открыта: 26-04-2006
Адрес автора: home.pets.vitawater.terra-owner@subscribe.ru

Автор
Anthr

Статистика

197 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

Террариум и его обитатели




Террариум и его обитатели
на сайте "Живая вода"
vitawater.ru

Выпуск # 61 (28 октября 2012 г.)

Здравствуйте, уважаемые террариумисты и сочувствующие!

В этом выпуске:

1. Новости террариумной части сайта "Живая вода":

В разделе "Интервью с интересными людьми" опубликовано интервью с заведующим Экзотариумом Ленинградского зоопарка В.А.Черлиным.

В разделе новостей и интересных фактов рекомендуем прочитать материалы о новых видах сцинков из Карибского региона, о том как самки сцинков могут подготовить своих детенышей к испытаниям окружающего мира и о новом виде "красящей" лягушки.

    Если у Вас есть замечания или пожелания относительно содержания рассылки, пишите нам. Мы постараемся учесть Ваше мнение. Ведь рассылка делается для Вас!

Оставайтесь с нами!        Anthr

Интервью с интересными людьми

Судьба человека и ученого

Интервью с Владимиром Александровичем Черлиным

 

    Владимир Александрович Черлин – известный в Петербурге герпетолог, наш старинный друг, автор публикаций на сайте "Живая вода". Многим террариумистам запомнилось блестящее выступление Владимира Александровича на III семинаре "Современная террариумистика", посвященном терморегуляции рептилий – ведь именно понимание их отношения к температуре является основой для любого любителя пресмыкающихся. Доклад В.А.Черлина носил название "Температура как фактор жизнедеятельности рептилий". На примере некоторых животных автор объяснил важность роли терморегуляции в физиологии, поведении и эволюционном развитии пресмыкающихся, а материалом для этого великолепного выступления послужили долгие годы практики ученого.
    Сегодня Владимир Александрович Черлин возглавляет отдел "Экзотариум" Ленинградского зоопарка.

– Владимир Александрович, как мы построим наш разговор с читателями "Живой воды"? О чем вы хотели бы рассказать нашим друзьям и коллегам – о своей судьбе, о собственных разработках и достижениях, о животных? Мне хотелось бы, чтобы специалист вашего уровня сам выбрал тему своего рассказа, ведь мало у кого есть такой ценный опыт в области герпетологии! И не только герпетологии, но и в практике террариумиста…

– Одно неотделимо от другого, поэтому я хотел бы рассказать о своей жизни и о том, как складывались мои представления о биологии рептилий. У меня сохранились яркие воспоминания и фотографии прошлых лет, собранные за долгие годы. Пусть их увидят те, кому это будет интересно.
    Каждый человек не просто живет и занимается каким-то делом – он развивается духовно и интеллектуально, размышляет над жизнью и постоянно чему-то учится. Каждый его шаг, каждое действие – начиная с самого детства – звенья в бесконечной цепочке событий, которые формируют его личность и помогают сказать что-то свое окружающему миру, что-то после себя оставить и понять, что ты живешь не зря. А осознав это – жить и совершенствоваться дальше! За свою жизнь я накопил некоторый опыт. Этот опыт – не только тысячи исписанных страниц, но и тысячи километров дорог, лица, города и судьбы людей, идущих рука об руку вместе со мной, разделяющих мои интересы, помогающих мне в работе, и не только в работе.
    Как и многие биологи, я начинал с детского юннатского кружка. Это был Дом Пионеров Фрунзенского района (тогда он находился на углу Загородного проспекта и Можайской улицы).  Не могу не сказать хотя бы несколько слов о руководительнице нашего кружка – Галине Михайловне Соколовой (позже – Беркан). Она была не просто нашим куратором, нашим учителем – она была нам как мама! И все мы, юннаты, чувствовали себя огромной дружной семьей. Понятно, что детские впечатления самые яркие в жизни, но действительно, мы шли туда как на праздник. Коллекция животных в Доме Пионеров была богатейшей (даже по сегодняшним меркам!), а те, кто вышли из этих стен – не затерялись во времени. Среди бывших питомцев Галины Михайловны есть те, кто занимается наукой, а некоторые пошли по ее стопам – преподают в кружках или школах, работают с детьми.
    Я ухаживал за самцом зеленой мартышки, Гришкой. Это был ужасный бузотер и хулиган: однажды он даже умудрился прокусить мне живот. И кого у нас только не было! Были лапундеры и макаки-резусы, разные грызуны, говорящие вороны и сороки, масса певчих птиц, какаду, амазоны, серый варан, мелкие ящерицы, амурский полоз, сухопутные черепахи… Современные дети могут только мечтать о таком богатстве и великолепии, сейчас таких кружков очень мало.
    В старших классах я ходил в кружок при кафедре зоологии позвоночных биофака Ленинградского Государственного Университета. Там преподавала Анна Эрвандовна Айрапетъянц, очень известный ученый-зоолог. Она много лет работала в Университете, до сих пор читает лекции для сотрудников нашего зоопарка. Еще одно славное имя – Георгий Александрович Носков, орнитолог. Он вывозил нас на практику на природу, зимой учил читать следы, мы вместе с ним ездили на глухариный ток, и еще много куда в Ленинградской области. В то же самое время я познакомился с великолепным специалистом-орнитологом – Олегом Петровичем Смирновым, который и сегодня не последняя фигура в питерской школе ученых-биологов: автор множества публикаций, много лет проработавший заведующим сектором птиц в Ленинградском зоопарке. Это – имена дорогих мне людей, о которых я все время вспоминаю с благодарностью и теплотой. Но главным в моем научном развитии человеком был для меня, конечно, доцент кафедры зоологии позвоночных ЛГУ Лев Исаакович Хозацкий. Через его занятия и экзамены по сравнительной анатомии, палеонтологии и другие прошли, практически, все зоологи Ленинграда. Я пришел к нему еще молоденьким школьником, он помогал мне, направлял, подсказывал, потом – советовал, поддерживал. Позже он стал мне просто довольно близким человеком, мы говорили не только о биологии, но и о жизни, о людях, я часто бывал у него дома, на даче в Комарово. И так было до самой его смерти… Но, кажется, я немного отвлекся…
    Конечно же, передо мной не вставало вопроса: кем быть? Только Университет, только биофак, куда я и поступил сразу после школы (на вечернее отделение). И в 1968 году, когда мне не было еще и восемнадцати, я устроился в наш зоопарк, потому что не видел себя в иной роли, кроме как специалиста, имеющего дело с животными.
    Первый год я проработал на кормокухне. Это было так романтично, когда у тебя каждое утро, каждый вечер происходит маленький ритуал: вот я разъезжаю по зоопарку на телеге, в которую запряжен мерин – развожу животным еду. Кстати, заведующим кормокухней в те годы был Владимир Владимирович Спицын – сегодняшний директор Московского зоопарка.
    Потом я некоторое время работал в виварии, а затем, когда мне исполнилось 18 лет, перешел в отдел "Птицы", точнее – в террариум, который был частью "птичника".
    Зоопарк 60-70-ых годов был совершенно не похож на зоопарк нынешний! Он бесконечно перестраивался, реконструировался, отделы расширялись, одни подразделения исчезали, но появлялись и новые. Отделом птиц руководила в те годы Зинаида Павловна Назарова, а зоотехником террариума была Валентина Алексеевна Иголкина – "историческая личность", легенда зоопарка. Энергичная, боевая, с ясным логическим мышлением, никогда не унывающая женщина, с которой мы поддерживаем дружеские отношения до сих пор. Многие ее поступки и действия я по достоинству оценил лишь намного позже, когда сам повзрослел… А однажды она в самом прямом смысле спасла мне жизнь, но об этом чуть позже.
    Террариум несколько раз переезжал. Сначала наши помещения располагались в старом бегемотнике, на месте которого сейчас находится двухэтажное здание птичника. У нас было два уличных бассейна с крокодилами, а летом мы делали экспозицию для посетителей под открытым небом – выносили многие террариумы на улицу. Потом часть экспозиции рептилий переехала в лекторий, а затем мы переместились на второй этаж слоновника. Там было всего три комнаты, и, разумеется, никакой экспозиции.  На том месте, где сейчас находится павильон "Экзотариум", раньше был вход в зоопарк и здание дирекции. После того, как было построено новое здание администрации, нам отдали старую дирекцию. На первом этаже за короткое время выросла очень неплохая экспозиция: вольеры для сейшельских и шпороносных черепах, террариумы со змеями и ящерицами. Коллекция размещалась и на втором этаже, но она была закрыта для посетителей.
    Работалось нам легко и приятно, с удовольствием, с радостью. Все мы были молоды и полны энтузиазма. Мы любили рептилий бескорыстно, трудились не столько за деньги, сколько "за интерес". Некоторые из тех, с кем мы тогда работали в террариуме, стали известными террариумистами, учеными. Среди них, например,   Николай Люцианович Орлов (сейчас работает в ЗИНе), Юрий Лукин – мой старый приятель, который проживает в Индонезии и работает в питомнике по разведению рептилий, и другие известные личности.

– Расскажите, пожалуйста, о самой коллекции террариумных животных. Какой она была?

– Тогда, в 60-70-е годы, у нас были разнообразные животные: крокодилы и черепахи, много ядовитых змей, хорошая коллекция ящериц. Но главная  направленность – герпетофауна Советского Союза. А это – море возможностей, материала для исследований, красивейшие животные, блестящие перспективы! Ведь СССР до своего распада – это бо?льшая часть Евразии, шестая часть всей суши! Исследователям было где "развернуться". А животные попадали к нам по-разному: часть мы отлавливали в экспедициях сами, часть – приобретались зоопарком или обменивались, а еще – мы принимали рептилий от частных лиц (тех же путешественников, натуралистов или террариумистов-любителей).
    Может быть это звучит парадоксально, но тропических рептилий содержать существенно легче, чем тех, что водятся в наших, средних широтах! У них нет таких климатических изменений, таких резких сезонных и суточных колебаний температуры, как, например, в северной и умеренной зонах, в южных степях и пустынях. Информации и литературы по террариумистике в советские времена было очень мало, поэтому все методы содержания животных разрабатывались и опробовались нами путем проб и ошибок, а также – с помощью собственной изобретательности, ведь такого замечательного оборудования, как сейчас, не было.
    Поясню это на паре примеров. Вначале – с рыбами. В здании дирекции, где тогда располагалась наша коллекция, одно время даже действовала выставка рыб – тоже, кстати, демонстрирующая богатство и разнообразие видов фауны СССР. Среди них были окуни и гольцы, щуки и одна из самых интересных для экспозиции рыб – камбала, привезенная из устья Невы: кровожадный хищник, не признававший никакого другого корма, кроме живой рыбы (мы кормили ее гуппи). Поскольку эта камбала, как и большинство наших местных рыб – довольно холодноводная рыба, аквариум для нее нуждался в постоянном охлаждении, и мы, не имея никаких холодильных установок, решили эту задачу весьма оригинальным (и, в то же время очень простым!) способом. На дно аквариума мы уложили стеклянные трубки, через которые пропускали проточную водопроводную воду. И рыбы жили у нас вполне неплохо!
    По своим же чертежам мы собственными руками изготавливали террариумные шкафы, в которых, несмотря на их кажущуюся простоту, благодаря особенностям конструкции было возможно регулировать все необходимые климатические параметры: температуру, влажность, световой режим. Помогали нам в этом и самые простейшие и дешевые приспособления (которых, увы, сейчас уже нет). Представляете, как я был удивлен, когда, попав недавно в одну организацию, увидел собственный террариумный шкаф, сделанный более 30 лет назад! И он, при этом, до сих пор прекрасно работал!  

– А что было дальше?

– А дальше в моей жизни наступил переломный момент. Случилось много всего – и хорошего, и плохого. Жизнь закрутила меня в своем водовороте, а судьба менялась настолько стремительно, что я и сам до сих пор удивляюсь!
    А началось все с досадного происшествия: как-то на работе в зоопарке меня укусил в палец щитомордник – довольно ядовитая змея. Но дальнейшие события развивались настолько непредсказуемо и неудачно, что я запросто мог погибнуть или остаться калекой.
    Яд щитомордника довольно сильно действует на нервную систему и после укуса у меня быстро проявилась эйфория, я перестал критически оценивать действия окружающих по отношению к себе. Когда вызвали скорую помощь, диспетчер ослышалась и записала вместо "укус змеи" – "укус свиньи". Поэтому доктора? к нам не очень-то спешили. Кроме того, мне пытались помочь, но, как позже выяснилось – неправильно. Мне наложили жгут, затем дали выпить какого-то дешевого вина (кто-то вычитал, что алкоголь нейтрализует яды). Всего этого не надо было делать, но я безропотно и спокойно все это позволял с собой "вытворять".
    В приемном покое больницы меня тоже поджидал неприятный сюрприз – огромная очередь! Ни протесты, ни уговоры не помогали – медики в наших Ленинградских больницах тогда еще не имели опыта оказания помощи при змеиных укусах и не желали при этом никого слушать. Поэтому очередь дошла до меня только через два часа. Как же поразился врач, увидев, что я все еще со жгутом на руке! А это очень опасно само по себе, без всякого змеиного укуса – ведь жгут можно накладывать только на короткое время. В противном случае кровь в затянутой конечности начинает разлагаться и когда жгут снимут, происходит тяжелая интоксикация всего организма. При этом можно потерять не только руку, но и жизнь… Одним словом, меня спасло чудо. И не только чудо.
    Валентина Алексеевна Иголкина мужественно сражалась с медиками, доказывая им, что и как надо делать. Но они ее не слушали. Как и следовало ожидать, после снятия жгута мне стало совсем плохо. Но меня поместили сначала в общую палату на 25 коек. Потом, естественно, состояние мое резко ухудшилось: начались судороги, галлюцинации, поднялась температура – в общем, меня перевели в реанимацию, где я пролежал неделю. Надо было срочно делать переливание крови, но наши эскулапы и слышать ничего не хотели. Чувствуя безысходность ситуации, В.А.Иголкина привезла на такси в больницу очень известного ученого-токсиколога П.П.Перфильева. Она привезла его прямо из дома, он был очень старенький, но в связи с остротой ситуации согласился предоставить консультацию. И только он, маститый ученый, сумел объяснить докторам, что действовать необходимо срочно: моя жизнь висела на волоске. Таким образом, переливания крови удалось добиться только через неделю…
    Я очень долго плохо себя чувствовал. Но, как говорится, нет худа без добра! Чтобы скрасить мою больничную тоску, ко мне часто приезжала симпатичная девушка, с которой мы вместе работали и учились. Пройдет время, и она станет для меня самым близким, самым любимым и родным человеком – моей женой.
    После этого печального случая мне пришлось долго восстанавливать здоровье. Я чувствовал слабость, если начинал читать или писать, то проявлялось расстройство зрения, начинались сильные головные боли, а пострадавшая правая рука потеряла чувствительность и плохо слушалась. Почти год я не мог учиться, пришлось даже брать академический отпуск.

– И после этого кошмара вы все равно остались герпетологом? Не страшно ли было иметь дело со змеями в дальнейшем, не появилось ли отвращения?

– Ни в коем случае. Я еще несколько лет работал в террариуме, а потом  перешел в научный отдел зоопарка.

– А когда вы начали ездить в экспедиции?

– Первая моя поездка состоялась в 1972 году, когда мы с женой поехали в Туркмению, в Каракумы. Затем мои путешествия стали регулярными. И очень часто со мной был мой близкий друг Алексей Юрьевич Целлариус. На многих фотографиях, оставшихся с тех счастливых времен, мы засняты вместе.
    А потом начались поездки и по моей научной теме – термобиологии рептилий. Впечатления от тех экспедиций – не только самая интересная и значительная часть моего рассказа. Это самые яркие и прекрасные воспоминания в моей жизни!
    Начнем с того, что мои экспедиции сильно отличались от стандартных, зоологических поездок. На них никто не выделял никаких грантов – мы просто проводили в работе свой отпуск и все организовывали за свои деньги, но я был не один. Каждый раз находились друзья, которых не надо было уговаривать, ведь их энтузиазм был не меньшим, чем мой собственный. Кроме того, мы не ездили с места на место, а в течение ряда лет возвращались на одно и то же место, стараясь захватить разные времена года. Брали отпуска, отгулы, совмещали поездки с длительными праздничными выходными, подменялись на работе – одним словом, всячески выкручивались, но получали очень интересные результаты исследований.

– А какой была  цель, оправдывающая такие средства?

– Цель – изучение одного и того же биотопа и его отдельных обитателей в разное время года. Только кропотливый сбор данных (в науке ничего нельзя подтасовать или "додумать", все должно основываться на фактах!) может дать четкую картину жизни в определенном климате – как для одного вида, так и для всей экосистемы в целом, как для одной узкой темы, так и для общих выводов. Нашим первым постоянным "научным стационаром" стал заповедник Бадхыз на самом юге Туркмении, недалеко от городка Кушка. Там на горе над городом стояла вырубленная из скалы часовня с огромной надписью "Самая южная точка Российской империи", установленная еще в царские времена.
    Биотоп, который мы изучали – это большая впадина Еройландуз, пятисотметровый "провал" в горном плато. Внутри этой впадины – свой маленький мирок: сопки, дюны и соленые озера. Вот там-то и живут наши "подопечные" – те, кого нам приходилось наблюдать.
    До нас в этом месте почти никто не работал. Эта впадина считалась совершенно непригодной для жизни человека. Представьте себе: два больших соленых озера, как два огромных белых глаза, смотрят в небо. Кроме того, на дне впадины располагаются многочисленные сопки с темно-красными базальтовыми "шапками", множество мелких солончаков, глинистые участки и пески. Из растительности – небольшие кустики, полынь и солянки. Создается своеобразный эффект "концентрации": все это, а также отвесные склоны впадины, отражают мощный солнечный свет и многократно усиливают его тепловое действие. Излучение получается сильнее, чем в любой пустыне. Воду приходилось брать с собой в большой бочке, а соль в пищу мы использовали естественную: она имеет легкий горьковатый привкус, но со временем привыкаешь и перестаешь его замечать. На вид эта соль отличается от кристаллов обычной каменной соли – она имеет розоватый цвет.
    Своеобразный микроклимат во впадине приводит к существенной разнице в течении природных процессов. На ее дне они сдвинуты на целых две недели (!) по сравнению с плато, что расположено всего на 500 метров выше и которое можно наблюдать со дна впадины. На две недели раньше начинается весна, расцветают растения, начинается лет насекомых и т.д. Это поистине фантастическое место – не только "золотое дно" для любого зоолога, но и сказочная, волшебная страна.

– Владимир Александрович, можете ли вы поделиться собственными впечатлениями? Ведь, как я понимаю, сейчас в это место не попасть никому…

– Это действительно так: Туркмения – уже давно самостоятельное государство. И, к тому же – довольно закрытое. Сами туркмены серьезных научных разработок в этих местах, похоже, не ведут. По многим важным политическим причинам, идущим еще с давних времен, попасть в Еройландуз сегодня действительно  почти нереально.
    Что касается личных впечатлений – они настолько яркие, что никакое время не может их стереть. В моих фотографиях есть множество фантастических пейзажей, целая коллекция восходов и закатов – и ни один не похож на другой!
    Возьмем те же сопки. Как изящны и гармоничны их очертания! На карте есть некоторые их названия (Казан, Сахарная голова и др.), но когда мы начинали работать в Еройландузе, многие из сопок были "безымянными". Мы давали им свои названия: Царица Тамара, Робинзон и Пятница, Близнецы и т.д. И как странно теперь видеть наши названия на географических картах…
    Та змея, которая интересовала меня как объект изучения – песчаная эфа –бо?льшую часть сезона ведет сумеречный и ночной образ жизни. Чтобы наблюдать за ней, необходимо дождаться заката. Сидя на вершине сопки, мы ждем приближения сумерек, встречаем волшебный закат – или неспешно и тихо разговариваем о своем, или благоговейно молчим, восхищаясь величием природы, нетронутой человеком. И вдруг раздается музыка! Самая настоящая музыка – словно нежный, мелодичный перезвон маленьких хрустальных колокольчиков. Это пение местных сверчков (они называются "трубачики"). Растительность в этих местах, как вы понимаете, очень скудная, самое часто встречающееся растение – это солянка, которой и питаются эти сверчки. Потом приходят сумерки, закат темнеет, алый цвет переходит в черно-серую гамму, пока не наступит ночь и не покроет все вокруг бархатным черным куполом, расшитым бусинками звезд… Если бы я был в ту пору верующим человеком – я совершенно по-другому осмысливал бы увиденное, видел во всей этой красоте философию Творения и благодарил высшие силы за то, что мне была дарована такая сказка. Но, увы, времена были совсем не те…

 – Так не хочется спускаться с небес на землю! Но придется. Давайте поговорим о результатах ваших исследований: чего нового вам удалось открыть, какие выводы сделать для себя лично и для науки вообще?

–  До наших поездок по природе впадины Еройландуз было опубликовано две-три статьи, в которых было указано, что на этой территории обитает всего четыре вида пресмыкающихся. В первые же годы мы убедились, что это не так – их на пару-тройку видов больше, но потом, когда мы "вросли" в это место, "почувствовали" его, поняли, как и почему оно живет именно так, нам открылась другая истина: оказывается, в этой впадине рептилий великое множество, включая редчайшие виды! После нескольких лет работы мы выпустили собственную публикацию, в которой описывали в Еройландузе 32 (!) вида рептилий.
    Позже мы работали еще во многих других местах: наши стационары были в Восточных Каракумах и в Кызылкумах, мы работали в Кара-Кале и на Хребте Кугитанг в Туркмении, в окрестностях Ташкента, под Ленинградом и в Карелии, на острове Кунашир и в других регионах. И везде перед нами стояла главная задача: понять и описать КАК живет это место, чем управляются и направляются жизненные процессы, происходящие в нем, как разные виды рептилий "вписываются" в эти условия, за счет чего к ним приспосабливаются. Мы изучали в самом широком смысле взаимосвязь жизни разных видов рептилий со средой, в которой они живут. И когда мы, наконец, понимали основные принципы этой связи, то получали возможность сначала спрогнозировать ситуацию, а потом получить вещественные доказательства правоты своего прогноза.

– Но эта работа – не последнее достижение в вашей жизни! Как развивалась дальше ваша судьба как ученого?

– Вскоре я уволился из зоопарка и перешел в Зоологический Институт (ЗИН). Был лаборантом в виварии лаборатории паразитологии, но имел возможность вести собственные исследования по эфам и по термобиологии, используя возможности Зоологического института. Я готовил кандидатскую диссертацию. В советские времена система получения научных степеней была в ряде случаев удручающе безнадежной и непробиваемо бюрократической. Например, "не приветствовалось", если в научном учреждении на лаборантских местах работали люди с научными степенями кандидатов наук. А если ставок научных сотрудников в институте не было, то и защищать диссертации не давали, или же институт должен был дать гарантию того, что после защиты новоиспеченного кандидата наук можно будет взять на ставку научного сотрудника. А в то время в ЗИНе уже был "перебор" кандидатов наук в штате, поэтому меня не брали не то что аспирантом – даже в качестве соискателя. И вновь моя судьба заложила такой крутой вираж! Одно дело – ездить в экспедиции, осваивать далекие уголки нашего континента, и совсем другое – переехать из холодного, дождливого, но такого родного Питера на жаркий солнечный юг. Немыслимо! Невозможно! Но зарекаться нельзя ни от чего…
    Однажды мне позвонили из Ташкента: в зоопарке освободилось место заведующего террариумом. Соблазнительно было то, что этот зоопарк курировала непосредственно Академия Наук Узбекистана, это было уникальным шансом, какой мог не повториться никогда, но… Дом, работа, жена, двое маленьких детей, неходячая мама после инсульта – как бросить свой семейный корабль на волю стихии? Конечно же, я отказался, ни о чем не пожалел и забыл об этом разговоре. Но ненадолго…
    В один прекрасный день раздался звонок в дверь. На пороге стояла крупная женщина – вся в черном, громогласная и решительная. Она ворвалась в дверь словно ураган, и сразу же заполнила собой все пространство, не давая мне опомниться: "Я директор Ташкентского зоопарка. Меня интересуете именно Вы! Любая зарплата, любые условия, любые возможности для работы – все, что хотите, но в нашем зоопарке через два года должен быть самый лучший террариум в Союзе!" Под таким напором отступил бы любой. Мы с супругой посоветовались и решили попробовать. Я согласился поработать в Ташкенте год, а дальше, если все сложится благополучно, перевезти туда свою семью.
    То, что я увидел, меня не разочаровало. По моей просьбе выделялись средства, покупались материалы и оборудование, мне никто не мешал делать то, что я считал нужным. Это были почти идеальные условия для творчества! И через два года, действительно, мы имели, правда, не первый, но второй по величине и качеству зоопарковский террариум в СССР, после Московского, конечно. А в 1983 году я перевез в Ташкент своих домочадцев, и мы прожили там до 1989 года.
    Моя научная карьера шла в гору. Сначала меня назначили заведующим террариумом, потом заместителем директора по науке. Позже я перешел в НИИ физиологии, стал старшим научным сотрудником. Мои исследования были связаны и с термобиологией рептилий, и с проблемой термогенеза тканей. Это дало мне возможность понять место рептилий в животном мире вообще. Там, в Ташкенте, я написал свою первую книгу по эволюции.
    Но в силу многих не зависящих от меня обстоятельств мне опять пришлось вернуться в Ленинград. Однако это уже был новый "виток" в моей биографии. Какое-то время я поработал научным сотрудником в НИИ эволюционной физиологии, а в 1990 году наконец-то защитил кандидатскую диссертацию (темой моей научной работы была, опять же, среднеазиатская эфа и весь род эф в целом). Затем в одном из появившихся в то время кооперативных предприятий я создал лабораторию по интересующей меня тематике и перешел туда работать. А вскоре мы вместе с еще несколькими знакомыми людьми учредили АОЗТ "Биопрепарат" – научно-производственную фирму, в которой я организовал змеепитомник, занимавшийся добычей змеиного яда. У нас был крупный спонсор, финансировавший наши разработки. Но главной в фирме была лаборатория, занимавшаяся герпетологическими исследованиями по термобиологии рептилий, по биологии ряда интересных видов: серого варана, сцинковых гекконов, гюрз и др. В лаборатории собрались очень интересные и талантливые люди – известный  герпетолог Александр Михайлович Захаров и, конечно же, Алексей Юрьевич Целлариус, мой давний друг, бессменный товарищ по экспедициям. В то время у нас работали Андрей Громов, Юрий Меньшиков, Николай Голубев, Анна Козьмина и другие интересные люди. В лаборатории мы содержали множество животных, было очень неплохое оборудование, экспедиционный КАМАЗ, великолепная база для работы. Так получилось, что в то время, когда вокруг научная деятельность оказалась никому не нужной, у нас произошел бурный расцвет. Мы начали издавать свой научный журнал… Но в бурные девяностые все рухнуло, и я остался ни с чем.

– Это был очередной зигзаг судьбы? Словно крутые повороты на горной дороге-серпантине…

– Да! И поворот совершенно неожиданный. В ту пору на работу меня никуда не брали, даже в школе кандидат биологических наук был не нужен. Я отошел от всего, чем занимался раньше, ведь надо было как-то выживать всей семьей. Началась депрессия, я не знал, как из всего этого выбраться. И помощь пришла с совершенно неожиданной стороны: по совету приятеля я пошел на курсы экстрасенсорики и вскоре сам вышел из психологического кризиса и стал помогать другим. Это дало возможность какое-то время "продержаться на плаву?". Затем у меня появилось новое увлечение: эзотерика, философия разных культур, разных народов, разных эпох, религий и школ. И, как это часто бывает с людьми в зрелом возрасте, я пришел к выводу: нам ближе всего наша русская культура, наши старинные церковные традиции, наша православная вера. Вскоре я начал возить паломнические группы на экскурсии, помогать храмам, и, в конце концов, попал на работу в церковь. Затем один знакомый батюшка пригласил меня на работу в свой реабилитационный центр для молодых людей, вернувшихся из мест лишения свободы, который находился рядом с Пушкинскими Горами в Псковской области.
    Очень скоро я понял, что наша адресная программа несколько расплывчата, ведь к нам приходили не только представители определенной социальной прослойки, но и совершенно разные отчаявшиеся люди с изломанными судьбами. Они просили помощи, они искали свое место под солнцем, но уже не могли вернуться в обычную жизненную колею. Большинство из них употребляло алкоголь или наркотики. Тогда я убедил батюшку несколько изменить направление работы нашего центра, ориентировав его на помощь тем алкогольно- и наркозависимым, кто желал избавиться от этой страшной привычки. Затем совместно с батюшкой мы учредили благотворительный фонд во имя преподобного Серафима Вырицкого, основой которого и стал реабилитационный центр. Я стал его директором, но также имел дело и непосредственно с пациентами.
    Наш центр разросся и представлял большую, серьезную реабилитационную структуру, в которую обращались за помощью со всей страны и даже из-за рубежа.  Я проработал там почти десять лет, но мои силы оказались далеко не безграничны. Наше государство не заинтересовано в поддержке подобных организаций, изыскивать средства для существования было невероятно тяжело. Кроме того, работа с людьми сложной судьбы – особенное, очень сильное испытание для здоровья, психики и слишком тяжелое бремя для души: ты пропускаешь чужую боль через себя и, буквально, выматываешься физически! У меня ухудшилось самочувствие, стало болеть сердце, расстроились нервы, и я понял, что долго так не выдержу. Мне пришлось уйти с такой ответственной и тяжелой работы. А центр существует и поныне.
    В течение года я был без работы. И вот, когда мне уже исполнилось 60 лет, мою судьбу опять решил один телефонный звонок из зоопарка: "Владимир Александрович, приходите, мы вас ждем". Я вновь вернулся к тому, с чего начинал свой жизненный и научный путь. Я вновь в родных стенах, среди старых и новых друзей! Я занимаюсь тем, чем занимался, по сути, всегда – герпетологией.
    Конечно же, мне было очень нелегко, особенно поначалу. Пришлось поднимать из памяти свои старые знания, а главное – узнавать много нового. Наука и террариумистика шагнули далеко вперед, есть возможность свободно общаться с зарубежными коллегами, читать переводные публикации, следить за мировыми новостями в области герпетологии и террариумной практики, использовать новейшее лабораторное и террариумное оборудование, препараты, кормовые добавки…

– Владимир Александрович, спасибо вам за такой интересный рассказ! А чем вы занимаетесь сегодня?

– Конечно же, термобиологией пресмыкающихся. Но, помимо научной и практической работы в зоопарке, я выбрал для себя еще одно направление: помогать террариумистам-любителям. Тем, кто еще не был на семинарах по террариумистике, организованных порталом "Живая вода", я настоятельно рекомендую задуматься над тем, что для успешного содержания рептилий нужно подходить к вопросу серьезно, получить хотя бы общие знания по вопросам анатомии, физиологии и поведения рептилий, об особенностях их терморегуляции, водного обмена и отношения к свету, об их образе жизни. Они совершенно определенным образом связаны со средой своего обитания и это сделало их такими, какие они есть, а наша задача – создать им наиболее комфортные условия для проживания в террариуме.


Анна Курц, фото из архива Владимира Александровича Черлина.

 Подробнее>>

Новости, интересные
факты герпетологии
и террариумистики

В полку сцинков заметно прибавилось

    В недавно опубликованной на страницах журнала «Zootaxa» статье было описано 24 новых вида сцинков, обитающих на островах Карибского моря. По словам Блэра Хеджеса, профессора биологии Университета штата Пенсильвания и руководителя исследовательской группы, половина из новых видов возможно уже вымерла или стоит на грани исчезновения. Исследователи обнаружили, что причиной вымирания является, в первую очередь, расселение мангустов – инвазивных хищных млекопитающих, которые были завезены в конце 19 века фермерами для борьбы с крысами, разорявшими плантации сахарного тростника.

    Известно, что ежегодно ученые-герпетологи описывают около 130 новых для науки видов рептилий. Но эти описания разбросаны в десятках публикаций. Новое исследование, базирующееся в первую очередь на исследовании музейных коллекций, выявило в общей сложности 39 видов сцинков с островов Карибского бассейна, в том числе шесть видов признанных в настоящее время, и еще девять, считавшихся до этого невалидными. Хеджес и его команда использовали анализ ДНК, но большая часть таксономической информации была получена путем изучения морфологии ящериц.
    "Благодаря нашему исследованию одна из самых маленьких групп ящериц в этом регионе мира стала одной из крупнейших", – сказал Хеджес. Профессор также пояснил, что данная группа сцинков, прародители которой прибыли в Америку около 18 миллионов лет назад из Африки, является уникальной среди ящериц; самки этих видов во время беременности вырабатывают ткань на подобии человеческой плаценты, которая является органом, непосредственно соединяющим растущее потомство с материнским организмом.
    "Хотя есть и другие ящерицы, для которых известно живорождение, только часть из сцинков имеет что-то наподобие плаценты и вынашивает потомство до одного года", – заявил Хеджес. Он также предположил, что длительный период беременности, возможно, дал хищникам преимущество над сцинками, так как беременные самки медлительнее и более уязвимы. "Мангусты, как мы считаем, повинны в вымирании многих видов ящериц Карибского бассейна, – сказал Хеджес. – Наши данные показывают, что мангусты, которые были ввезены в Вест-Индию в 1872 году и распространились по всей стране в течение следующих трех десятилетий, практически уничтожили всю эту фауну рептилий, которая оставалась незамеченной учеными-экологами до сих пор".
    Хеджес объяснил, что мангусты первоначально были доставлены для борьбы с крысами, которые стали вредителями сахарного тростника на Кубе, Пуэрто-Рико, Ямайке и Малых Антильских островах.
    Новое исследование фауны сцинков резко увеличило количество рептилий, относящихся к категории "исчезающих" в списке Международного союза охраны природы.
    Ученый пояснил, что есть две причины, почему такое большое количество видов осталась незамеченным в течение многих лет, несмотря на то, что этот регион активно посещают ученые и туристы. "Во-первых, сцинки Карибского бассейна в начале 20-го века практически исчезли, так что люди с тех пор редко сталкивались с ними. Во-вторых, основные признаки, которые отличают это разнообразие видов, до сих пор были неизвестны специалистам".

    Материал подготовил Игорь Доронин.

Статья иллюстрирована фотографией.

    По материалам Science Daily

 Подробнее>>

Самки сцинков могут подготовить своих детенышей к испытаниям окружающего мира

    Самки сцинков при стрессе тратят больше энергии для самосохранения, обделяя будущее потомство. Но столь экстремальное начало на самом деле может быть благом для детенышей.

    Как известно, стресс меняет у животных распределение выделяемой организмом энергии. Во время нападения хищника или нехватки корма высвобождаются гормоны, которые помогают организму получить доступ к накопленной энергии. Но перед беременной особью возникает выбор. Спасая себя, она может "украсть" драгоценную энергию у развивающихся эмбрионов, что может привести к появлению не совсем здорового потомства.
    Группа исследователей под руководством Эрика Вепстра из Университета Тасмании изучила воздействие стресса на южного травяного сцинка, который, в отличие от многих ящериц, рожает живых детенышей, а не откладывает яйца. В лабораторных условиях исследователи воссоздали стрессовую ситуацию, искусственно повышая уровень гормона стресса кортикостерона у беременных особей. Другие особи сцинков стали получать значительно меньше корма, что тоже является фактором стресса. Затем команда изучила состояние здоровья самок и их будущего потомства в сравнении с контрольной группой, не подвергавшейся стрессовым воздействиям. Исследование показало, что "стрессуемые" самки родили меньше потомства, которое при этом росло достоверно медленнее по сравнению с контрольной группой. При этом "стрессуемые" самки сами оказались в лучшей физической форме после родов, чем особи из контроля. Это говорит о том, что в случае опасности организм матерей, как правило, в первую очередь запускает программу самосохранения.
    Однако у этого явления есть и оборотная сторона. "Мы обнаружили, что мелкое потомство имело большие запасы жира по отношению к размерам тела; что может повысить выживаемость потомства в стрессовой ситуации", – пишут исследователи. Предыдущие исследования также показали, что меньшее количество ювенильных ящериц часто бывает лучшим выходом для популяции при недостатке корма. Похоже, что физиологический эгоизм самки может заранее адаптировать ее потомство к стрессовой ситуации.

    Материал подготовил Игорь Доронин.

Статья иллюстрирована фотографией.

    По материалам Science Daily

 Подробнее>>

Новый вид "красящей" лягушки

    В горах западной части Панамы ученые обнаружили новый вид лягушек, который получил название Diasporus citrinobapheus. Животное имеет весьма интересное свойство – если к нему прикоснуться, то пальцы окрасятся в желтый цвет.

     Примечательно, что обнаружить новый вид удалось совсем случайно. Во время изучения учеными из Научно-Исследовательского института Сенкенберга (Франкфурт-на-Майне) одного из районов центральных Кордильер в Западной Панаме была зафиксирована брачная песня самцов. После анализа полученных данных, зоологи пришли к выводу, что эта песня принадлежит лягушке, о которой на сегодняшний день нет никакой информации.
    После того, как ученые смогли найти неизвестного вокалиста, они заметили, что ярко-желтый цвет ее кожи характеризуется нестабильностью. Если потрогать амфибию пальцем, то он окрасится в желтый цвет. Благодаря именно этому свойству, лягушка получила свое имя, что в переводе означает "дождевая лягушка, окрашивающая желтым". Кроме того стоит заметить, что само животное крайне маленьких размеров – длина тела не превышает двух сантиметров.
    Новый вид принадлежит к совсем "молодому" роду, который был описан только в 2008 году. Все его представители обладают прямым развитием, то есть у них отсутствует стадия головастика. Они населяют влажные низменности и горные леса восточных районов Гондураса, Панамы, Колумбии и северо-западного Эквадора.
    Говоря об окраске нужно отметить, что, как правило, яркая окраска животных говорит об их ядовитости. Особенно это свойственно земноводным, у которых яд – чуть ли не единственный способ защиты. После детального анализа кожных выделений лягушки, ученые установили, что данный вид не обладает ядовитыми железами, что в свою очередь в некотором роде удивило зоологов. Ученые утверждают, что пока еще рано говорить о том, ядовита ли эта лягушка или нет, а также о том, какую роль для нее играет нестабильность кожного пигмента.
    Брачные песни не первый раз помогают зоологам обнаружить новый вид – лягушку Cardioglossa cyaneospila из Бурунди недавно обнаружили также по характерному пению.

    Материал подготовил Игорь Доронин.

Статья иллюстрирована фотографией.

    По материалам ZooKeys

 Подробнее>>


Наверх

    
   © Живая Вода, 2012 г. info9@vitawater.ru

В избранное