Алексей и Яна Мурашовы возвращают в дикую природу зверей и птиц, пострадавших от рук человека. Коренные москвичи, маститые биологи, они живут в опустевшей деревне Желнино Зубцовского района и души не чают в своих питомцах.

Мы с тобой одной крови

Центр реабилитации диких зверей и птиц «Ромашка» - это давно не крашенный голубой домик и кусочек земли вокруг.
Радушный Алексей с волком на футболке и спокойно-улыбчивая Яна с ходу начинают показывать своё скромное хозяйство. Только по цифрам скромное. На самом деле, на трёх сотках земли раскинулось целое государство. Форма правления - демократия. Основной закон: «Всё для животных, а не для человека».
Во дворе лепятся друг к другу вольеры, клетки, железные бочки, картонные коробки, вёдра и лейки. Тут же пасутся козы, стоят клетки с кроликами - домашний скот Мурашовых. Диких «пациентов» в центре «Ромашка» сейчас около 50-и: дятел и сорока, филины и совы, ёжики и белки, ястреб (ему подстрелили крыло: кто-то баловался пневматикой), куница Куня (её добрые люди подобрали в парке), маленький Лис и целое семейство волков.
В просторном вольере перед домом обитает жёлтоглазая рысь Луша. Её маленький мир - это резиновая шина, погрызенный оранжевый мяч, а под крышей - деревянные перекладины, потому что рысь любит высоту.
- Луша попала к нам ещё слепым котёнком, в двухнедельном возрасте, в рамках программы реабилитации рысей. Поэтому она такая ласковая. Спит с нами на диване, головой на подушке. Сейчас мы ищем Луше достойного жениха из дикой природы. Кстати, рысей в Тверской области осталось всего 400. Леса вырубают, зверей отстреливают. Мы обратились в областную администрацию с предложением организовать рысиный заказник, но ответа пока нет. А мы могли бы выпускать 10 рысей в год! Есть заявки со всех областей России. Лушка у нас первая.
- Лу! - ласковым голосом подзывает Яна. - Лу-уу! - И что-то урчит по-звериному. Рысь откликается. Она мурлычет, словно кошка, грациозно выгибает спину и разрешает погладить себя по голове.
За долгие годы супруги Мурашовы научились говорить на языке животных.


Когда-то эта территория была научным опытным участком от Академии Наук СССР. А именно - от Института эволюции и морфологии животных. Здесь изучали особенности лесных сообществ, следили за кабанами, лосями, косулями. Одним словом, занимались фундаментальной наукой.
- Я предложил создать в Желнино реабилитационный центр, - рассказывает Алексей. - И нас пригласили сюда работать в качестве охотоведа и егеря. Мы обрадовались, так как всегда стремились к работе «в полях». А в 1992-м, сразу после перестройки, институт нас бросил: предложил перебраться в Москву, а животных усыпить. Но мы так не смогли: стали частными собственниками и работаем здесь уже 20 лет.
…Каждый год в «Ромашку» попадает 20 - 30 раненых птиц и зверей, пострадавших от рук человека. Их привозят из зоопарков Москвы, Нижнего Новгорода, Пензы, подбирают в парках и лесах, находят на дорогах, отнимают у злых людей. В любой момент к Мурашовым могут постучаться и «подкинуть» в дом нового пациента.

Первый месяц после поступления - обязательный карантин в московской ветлечебнице: снятие стресса, курс прививок. Затем зверь или птица поселяется в центре Мурашовых, и начинается работа по авторской, единственной в России методике адаптации животного к дикой природе.
- Главное - чтобы зверь был не на виду. Он должен привыкнуть к 2 - 3 людям и к вольеру, не более. Иначе потом животное доверчиво подойдёт к любому дому. А хозяин возьмёт ружьё и застрелит.
Мурашовы заново учат зверушек добывать пищу и не подходить к людям. На воле их питомцы ничем не отличаются от своих лесных сородичей, разве только окольцованы в научных целях.
- Дикие совы ведут охоту в железной бочке, на дне которой мох, трава, камни, - объясняет Алексей. - Мы подкидываем им хомячков и белых мышей - чтобы легче было заметить. А уже потом они ловят серых мышей на слух. Кто сам, а кто отбирает добычу у соседа. С этими, вторыми, надо ещё поработать.
Через год-два, если животное полностью восстанавливается, его отпускают на волю. Зверям - волкам, косулям, лисам - просто открывают клетку вольера, и они уходят сами. А птиц - сов, аистов, степных орлов, галок - отпускают в поле:
- При выпуске мы ещё 1 - 2 километра идём за ними следом, наблюдаем. Иногда птица возвращается через несколько суток: значит, не прижилась.
Благодарные питомцы не забывают своих спасителей, и время от времени навещают их.
- Рысь недавно приходила, приносила двух котят - похвастаться, - смеётся Алексей. - А местные жители постоянно нам сообщают:
- Ваш журавль гуляет у нас в Погорельском.
- Ваши орлы за трактором ходят, мышей ловят.
Конечно, не все звери подлежат реабилитации. В таком случае супруги оставляют животное в своём доме - ухаживают за ним и изучают его повадки для будущих научных статей. Так стало с волками Каем и Гердой, которых 7 лет назад нашли в канаве у Рублёвского шоссе. Сейчас они живут в норе, в углу большого вольера. А недавно Герда стала мамой - родила, правда, не от брата-Кая, а от дикого волка, в порыве страсти сиганувшего через забор. Из разных поколений волков Мурашовы хотят создать стаю и детально заняться её изучением.
Многие раненые звери создают пары - с соседом или дикой особью, и тогда к вольной жизни готовится их потомство.
…В центре Мурашовых гораздо интереснее, чем в любом зоопарке. И информации можно почерпнуть в разы больше.
- Мы бы хотели начать принимать экскурсии, - делится Яна.- Рассказывать людям о животных, о проблемах лесов, об экологическом воспитании. Если бы Тверь за это взялась… Сейчас здесь абсолютно нет сервиса, даже негде остановиться. Последняя зубцовская гостиница «умерла», а новая пока не отстроена.


- Почему вы назвались «Ромашкой»?
- Ромашка - русский цветок. Оторвать лепесток - выпустить зверя в природу. По задумке, на нашем сайте число лепестков должно равняться числу проектов, которые мы намерены реализовать. А корни - финансирование: люди, фонды, государство.
Но это, конечно, в идеале. В основном, деньгами помогают международные фонды. Как могут, поддерживают люди. И уж совсем равнодушно государство. Правда, супруги Мурашовы зарабатывают и сами. Конечно, сейчас это сделать значительно сложнее, чем 20 лет назад: слишком много официальных препон.
- Теперь на всё нужна лицензия, - сокрушается хозяин. - Раньше я делал чучела из павших животных для магазинчика на Арбате… Сейчас - на это требуется особое разрешение. Раньше - собирал змеиный яд и сдавал в серпентарий. А теперь единственный завод по переработке яда змей - в Прибалтике.
- Наша страна чуть вздохнёт свободно - тут же война, перестройка, кризис, - добавляет Яна и невесело смеётся. - Из статей личного дохода остались лекции, статьи, консультации, операции. Выращиваем цыплят и утят. Да из шерсти Нила (огромная лохматая южно-русская овчарка, любимец Мурашовых - прим. корр.) вяжем носки и лечебные пояса.
И о самом актуальном. Мировой финансовый кризис затронул не только бизнесменов, бросавшихся из окон своих особняков, но и этих беззащитных тварей.
- Самый большой падеж животных за 20 лет случился в декабре 2008 года, - с содроганием вспоминает Яна. - Многие фонды закрылись по причине кризиса. В центр реабилитации пришёл голод. Мы скормили всех своих кроликов и утят, но этого оказалось очень мало! Тогда знакомые ребята разослали по Интернету просьбы о помощи. Люди среднего достатка переводили на наш счёт по 200 и 300 рублей. Всего на питание требуется около 100 тысяч рублей в месяц. Когда 31 декабря Алексей привёз корма, волки затянули заздравную песнь, а птицы жадно хватали пищу прямо из рук…


Яна проводит нас по территории центра и рассказывает истории о животных - весёлые и грустные.
- Старую рысь Найду нам подарил один НИИ. Над ней всю жизнь ставили опыты: обкалывали снотворным, а перед тем несколько дней не кормили. Поэтому Найда очень зла на людей. Шипит за несколько метров перед их приближением.
- Иногда к нам попадают животные, купленные фотографами для летних съёмок. Их накачивают транквилизаторами, а потом предлагают детям сфотографироваться «со зверушкой». Осенью таких зверей, как правило, усыпляют. Однако если животное вовремя попадёт в центр, мы сможем его спасти.
- А одна наша сойка ругалась матом! Этот талант раскрылся случайно. Местные мужики пришли, начали между собой беседовать, а она им из клетки отвечает, причём на отборном мате! Стыдобища! Наверное, раньше жила в доме, где общались только таким образом. Когда мы её выпустили, к нам приходили охотники, жаловались:
- Она меня с ёлки матом обложила!


В дом Мурашовы приглашают через чёрный вход, так как передний закрывает Лушин вольер.
В прихожей живёт сова-сипуха с круглым человечьим лицом. Такие вошли в моду после фильмов о Гарри Поттере. Люди их покупали, а потом понимали, что сова ночью не спит, а сипит. И выбрасывали на улицу.
В переднем углу комнаты в обнимку спят лисёнок с волчонком. До поры до времени они дружат и вместе хулиганят так, что пыль стоит столбом.
Потому мебель в доме самая простая и старенькая. Её приходится часто менять, зверьё постоянно норовит погрызть ножки стула или дивана. По этой же причине на окне вместо занавески висит полотенце: чтобы кошки, которых в семье девять, не висели и не раскачивались.
…Яна накрывает стол белой шуршащей скатертью. На столе сахарница в форме медведя. В этом доме любят и умеют встречать гостей. Без излишеств, но с открытой душой. Супруги с улыбкой вспоминают, как они познакомились - в зоопарке, в секции орнитологии. И выбор общего занятия был не случаен:
- С детства мне в руки всё время попадали раненые птицы, - повествует глава семьи.- И я думал: «Можно ли выпустить их обратно в природу?» Во всех журналах было написано, что нельзя. А потом мне попалась статья, где на опыте американских ученых доказывалось, что можно. И я понял, что у нас этим просто никто не занимался. В 1968 году мною была выпущена белая трясогузка. А затем я сороку вырастил с голого птенца. Она за мной в школу 3 километра по лесу летала. Потом, уже будучи на воле, она привела меня к своему гнезду и показала своих птенцов. Это меня убедило: реабилитировать животное можно.


Разговор вновь и вновь соскальзывает на наболевшие темы. Потому что в нашей стране любое гуманное и бескорыстное дело обязательно попадает в бюрократические тиски.
- В 2004 году наши земли передали в ведение местной власти. Хотя у нас был договор с сельской администрацией на 15 лет аренды по фиксированной оплате, в 2004 году с нас потребовали вместо 600 рублей 89 тысяч рублей - за 3 Га. Объяснили, что мы не местные, а земля должна себя окупать. Мы обращались в администрацию Тверской области, и даже к президенту. Путин нас поддержал. Однако последний аргумент Зубцовской прокуратуры был: «Мы не хотим вам помогать!» У нас отняли даже пустое поле рядом с домом, в котором мы выпускали птиц, зайцев и лис. В прошлом году немцы, снявшие о нас фильм, хотели подарить центру большой (с гектар) вольер для воспитания молодняка. Они спросили:
- Где будем строить?
Мы только развели руками: строить было негде.
Нас зовут работать много областей, но уже поздно срываться с насиженного места.
- Сколько у вас земли сейчас?
- 31 сотка. А было 3 гектара. Сейчас эта земля пустует.
Зато соседи у «Ромашки» добрые и всячески помогают биологам-энтузиастам.
Колхоз «Сознательный», к которому относится деревня Желнино, и в самом деле отличается редкой сознательностью.
- Местный ветеринар Нина Ивановна Назарова поставляет корм: падаль и вынужденный убой. Да и все колхозники - отличные люди! Они как-то охотились на лосей, и в забой попали волки. Прибегают, спрашивают: «Не ваши? Грех на душу взять - ручное животное забить!»

Ни копейки за любовь
По сути, супруги Мурашовы - родоначальники реабилитации животных в России.
- Меня в этом деле величают патриархом, - смеётся Алексей. - До меня никто в эту «безумную» идею не верил. Сейчас в России много реабилитационных питомников, но они создаются, в основном, для выбивания денег. Мы же действуем по-честному и не даём откаты. Хотя все спонсоры ждут именно этого. Все фонды работают, в основном, для себя: 90% дохода идёт на зарплату сотрудникам. Мы же хотим создать Всероссийский фонд, где ни один человек не будет получать зарплату. Пусть эта работа будет для него хобби. Как только человек почувствует деньги, он не захочет их отдавать.