Любовная лодка и быт

Кто она — женщина — в собственном доме, что для нее самой и для окружающих ее повседневные хлопоты, заботы, переживания? Все это так или иначе осмысливает каждый. В детстве мы думаем о маме, о других взрослых женщинах, что они слишком мало занимаются семьей и нами, что они все время куда-то убегают, спешат. Нет чтобы побыть с теми, кому они больше всего нужны, т. е. со своими детьми. Потом, обзаведясь собственным домом, видим все в ином свете: жалеем время, силы, способности, которые отнимает он (дом), отрывая нас от любимой работы, от интересных людей и встреч, от занятий искусством и собой, конечно. Войдя в солидный возраст и глядя на следующее поколение молодых женщин с высоты собственного опыта и зрелости, снова досадуем: как беспечно и эгоистично они расходуют время и себя. Ну добро бы работа отвлекала, а то еще и ателье, парикмахерские, телевизор, вечеринки, культ- и турпоходы! Лучше бы с детьми посидели, позанимались с теми, кому сейчас больше всего нужны и кто им самим больше всего нужен. Ведь ни-то: ни фильм, ни книга — не может сравниться с поучительностью и наслаждением, которые дает растущий ребенок. И в то же время, будучи бабушками, сами не хотим, не можем ограничить себя стенами дома: его забот и радостей нам мало для ощущения полноценной жизни мы уж так выращены, так привыкли.

Так что такое дом и его заботы для женщины и женщина для него? Как видим, представление об этом «предмете» меняется в зависимости от возраста человека.

Вчитываясь и вслушиваясь в то, что говорится и пишется на эту тему, легко можно запутаться, увязнуть в противоречиях. С одной стороны, это самые необходимые, естественные, вечные труды по воспроизводству жизни. С другой, отупляющий, обкрадывающий душу тянущий в болото мещанства быт. Труд здесь, дескать, однообразный утомительный, малопродуктивный, грязный, нетворческий, поэтому от него надо избавлять семью. При этом обычно ссылаются на высказывания В. И. Ленина по этому вопросу, не делая оговорок, что за 60 лет, прошедших с той поры, не только в общественном производстве, но и в домашнем произошли разительные перемены.

До революции сельские жители составляли почти 80% населения страны. И все члены семьи, по сути, занимались домашним хозяйством, действительно низкопроизводительным и тяжелым, когда мучительными усилиями удавалось лишь избежать голодной смерти. Я попыталась мысленно перечислить, сколько труда нужно было потратить бабушке, чтобы приготовить самую простую пищу, ну, например, сварить молочную лапшу. Она должна была помочь мужу в посевной и уборочной страде, смолотить зерно, просеять муку. Чтобы получить молоко, нужно было скосить и убрать траву на сено для коровы, потом ее ежедневно обихаживать, кормить, поить и доить. И сам процесс приготовления этой самой лапши был несоизмеримо трудоемким. Нужно было натаскать воды из реки или колодца, дров для печки (кстати, их тоже она помогала заготавливать в лесу и пилить), разжечь огонь, замесить тесто, раскатать его и нарезать, а потом уже засыпать в кипящее молоко, которое она тоже сама добыла, не в магазине купила.

Уфф! Одно перечисление и то утомительно. Сколько же сил нужно было для того, чтобы везде поспеть и все переделать! Вставала она засветло и ложилась затемно, и вся жизнь уходила на заботы: накормить, одеть, обогреть семью.

Вот от этой нерентабельной траты времени и способностей, при которой уже ни на что иное, кроме питания и согревания себя, не хватало возможностей, и призывал освободить женщину В. И. Ленин. Нынче горожанка может себе позволить в течение почти 10 ч отсутствовать дома, зарабатывая на производстве деньги на ту самую лапшу и ребятишкам на молочишко. На все домашние дела остается всего часа 3—4, в которые укладывается гораздо больше дел самого разного свойства, чем успевала ее хлопотунья-предшественница. Почему? Да потому, что сам характер домашнего труда, его оснащенность не имеют ничего похожего на прежний. Мы пользуемся всякими отопительными, осветительными приборами, холодильниками, электроутюгами стиральными машинами, соковыжималками, кофемолками и прочими приборами, что значительно сокращает наши расходы времени и физических сил.

Это уже известно: современный труд горожанки дома становится разновидностью индустриального. Так, вычислено, что один работник из сферы общественного питания за полный рабочий день (8 ч) может накормить лишь 8 человек. Сюда, естественно, включаются трудовые затраты не только поваров, но и множества вспомогательных работников (судомоек, раздатчиц, официантов, кладовщиков, разнорабочих и руководящего звена столовых и ресторанов, а также бухгалтеров, контролеров и т. п.). А одна хозяйка за 1,5 ч наготовит пищи на семью из 3—5 человек. Выходит, профессионал тратит на одного едока больше времени, чем «любительница». И при этом готовят в столовых хуже, менее экономно, менее разнообразно, менее калорийно и вкусно, что тоже признано специалистами.

Выходит, что по своей производительности, энерго- и электровооруженности и технизации домашний труд стал совсем иным, количественно и качественно новым, а отношение к нему ничуть не изменилось, осталось прежним. Вновь и вновь слышатся голоса, требующие «освобождения» семьи от кухонных хлопот, забот, словно бы и впрямь цель социальных преобразований заключается в том, чтобы всех людей сделать законными бездельниками, получающими все блага без каких бы то ни было усилий. Этакий потребительский рай мерещится сторонникам «кнопочной цивилизации»..

Такая же двусмысленность в отношении к материнским, женским заботам. С одной стороны, признание высокого нравственного долга и даже подвига хорошей матери и жены. С другой — снисходительное отношение к тем, кто избирает для себя только эту деятельность, как к неполноценным, ограниченным, в чем-то даже ущербным. К примеру, любой человек оценит как человеческий профессиональный и гражданский подвиг поведение врача, который забыл о себе, ночи недосыпал, просиживал у постели больного и, выходив его, радостно сообщает коллегам: «Анализы стали спокойнее, ему лучше!» Таким рвением мы будем тронуты до слез. Но, если мать, которая в бессонном бдении выходила собственного ребенка, явится к близким с радостной вестью о выздоровлении, неприбранная, небрежно причесанная, близкие нередко брезгливо морщатся: «Ограниченный, опустившийся человек». И не всегда эти близкие нечуткие, неглубокие люди. Напротив, Лев Толстой силой своего таланта и авторитета утвердил, усугубил это двойственное отношение к роли матери и жены.

А женщина очень чутка к тому, как ценятся ее занятия. (Я бы сказала: порой излишне чувствительна к реакции окружающих). И под влиянием противоречивых суждений испытывает двойственное чувство к домашним делам как к тяжелому, но неизбежному долгу, «к кресту», что и нести неудобно, и сбросить нельзя, т. е. не на кого. Но если появится вдруг такая возможность, то этим тут же надо воспользоваться. И тогда встать вровень с мужчиной в делах, славе и удовольствиях.

Итак, первый вопрос, который предстоит решить: отчего и для чего мы стремимся освободиться от наших домашних обязанностей? От универсальности, говорят нам одни. В век всеобщего разделения труда нерационально, невыгодно вести натуральное хозяйство. А домашнее — его атавистический, рудиментарный орган. И женщина, что и по сей день «и швец, и жнец, и на дуде игрец», должна тоже обрести специализацию. Из универсала ей придется переквалифицироваться в... диспетчеры, что ли. Детей растит педагог, пищу готовит домовая кухня, обшивает портниха, завивает парикмахер, развлекает артист. Ее дело — организовать во времени и пространстве чередование этих работ, заказать «меню». В принципе в городах так оно сейчас и ведется. За малым дело стало: улучшить качество услуг. Возможность нажатием кнопки привести в движение службу, удовлетворяющую наши бытовые потребности, — для многих из нас желанный идеал. Идеал, если вдуматься, очень опасный для дома и для женщины.

В любимой моей книге — в «Былом и думах» — А. И. Герцен много места отводит рассуждениям о женской натуре, и очень часто фигурирует в них слово «тайна». «Вообще женское развитие — тайна: все ничего, наряды да танцы, шаловливое злословие и чтение романов, глазки да слезы, — и вдруг появляется гигантская воля, зрелая мысль, колоссальный ум. Девочка, увлеченная страстями, исчезла и перед нами Теруань-де-Мерикур, красавица-трибун, потрясающая народные массы; княгиня Дашкова с саблей в руках среди крамольной толпы солдат». История всех народов знает, что всегда рядом с великим деятелем стоит женщина: либо его мать, либо возлюбленная. Нередко они становились и активными помощницами, соратницами даже.

Современные американские психологи исследовали, измерили мозг женщины и мужчины, их интеллектуальные возможности. Открытие было потрясающим: все преимущества за женщинами. И в объеме мозга, и в количестве и глубине извилин, и в испытаниях на «коэффициент интеллектуальности». Ученые задались тем же вопросом, что и А. И. Герцен сто лет назад: откуда это? Может, я и заблуждаюсь. Но я думаю, что все «открытия» такого рода как раз покоятся на недооценке домашних дел, их развивающего влияния.

Есть одна область нашего знания, которую пока не преподают ни в каких школах, но которая приобретается в процессе бытия. Наука эта самая доступная, но и самая сложная — человековедение. Его с младых ногтей занимается интуитивно девочка-женщина, и на практику идти ей никуда не нужно: изучается эта наука тут же, дома.

К. Маркс говорил: «Образование пяти внешних человеческих чувств — это работа всей до сих пор протекавшей всемирной истории». Кто же больше упражнялся в разнообразных действиях, развивающих эти исторически сложившиеся свойства? Конечно же, женщина. Это не то что быть чутким только во время охоты. Это ежеминутный тренаж.

Различать по запаху, вкусу, цвету съедобные травы, овощи, продукты или несъедобные; сочетать их в необходимых и достаточных, приемлемых, аппетитных и привлекательных сочетаниях; на глаз, на ощупь определять, взвешивать их количество; кожей рук измерять температуру воды для купания и температуру тела ребенка... и т. д. и т. п.

Если принять за истину утверждение В. А. Сухомлинского, что способности детей на кончиках их пальцев, то придется признать, что «кончики пальцев» — инструмент более женский, нежели мужской. (Не случайно современное производство новейшей техники все чаще доверяется исключительно женским рукам.) И вообще никакая самая разнообразная профессиональная деятельность не требует такого множества умений и навыков, как домашняя. Не случайно очень многие профессии, требующие однообразных повторяющихся движений, легко заменяются автоматами. А вот создание автомата, полностью заменяющего хозяйку хотя бы на кухне, никто из специалистов пока что даже не обещает. Ведь самые современные роботы имеют всего 5—б степеней свободы, т. е. вариантов движений и действий, а у человека их 105, и почти все они реализуются в процессе приготовления пищи. Даже для того, чтобы приготовить стандартный обед из трех блюд, нужно проделать сотни разнообразных манипуляций с продуктами: сыпучими, твердыми, мягкими, текучими, требующими разной обработки: мытья, резки, варки, жарки, томления, печения, толчения, растирания, взбивания и бог знает еще чего. И все это при разных температурах, разной формы и веса. Где уж тут угнаться автоматике?

Нет, что ни толкуйте, но если женщина хорошо и умело исполняет обязанности хозяйки дома, то ее с полным правом можно назвать разносторонне развитой личностью. Ведь чтобы быть большой хозяйкой маленького государства, которым является семья, надо быть одной во многих лицах: педагогом, психологом, экономистом, дипломатом, лекарем, пекарем, художником, поэтом, актрисой, драматургом и режиссером (семейных сцен, без которых редкая из женщин обходится), руководителем и подчиненным одновременно. И всегда импровизатором. Потому что здесь не заготовишь заранее сценария: в одном доме ситуация дважды не повторяется, как бы ни был однообразен и заучен быт: смена погоды, глядишь, смена настроения, а значит, меняется реакция на стандартную обстановку.

Семейная работа — это непрекращающийся эксперимент, творчество, труд, не имеющий конца, не позволяющий остановиться, застыть в самодовольном покое: я сделал все, что мог, пусть другие сделают лучше. Семейная работа, наконец, сложнейшее из производств — производство человека.

«Если люди не верят, что математика проста, то это только потому, что они не осознают, насколько сложна жизнь». Так говорил один из основателей кибернетики — Джон фон, Нейман. И точно указал нашу общую беду (а может, счастье, говорят же древние: в многознании много печали). Не осознаем мы, что каждым своим шагом, словом творим великое действо жизни. А тот, кто проникался этим сознанием, по-иному начинал воспринимать и оценивать и хлопоты по дому. Приблизившись вплотную к основному «объекту» этих трудов — ребенку, он тоже восклицал: «Нет ничего интереснее человека, нет ничего .сложнее и выше судьбы воспитательницы!» Признавал и то, что направлять массу, наставлять с кафедры или амвона куда легче, чем вырастить отдельную личность.