Х Р О Н О Г Р А Ф Ъ

Историческая рассылка    Выпуск № 42 (191), декабрь 2005 г.

Информационная поддержка сайта 

Хронографъ. Неизвестные страницы истории.

30 лет под страхом смерти

Военный преступник скрывался под маской журналиста

На столе рядышком лежат две фотографии.

На одной — Александр Юрьевич Мироненко. Седовласый старший редактор издательства Министерства гражданской авиации. Готовил очерки о подвиге советского народа в Великую Отечественную войну. Имеет многочисленные награды: “За победу над Германией”, “За взятие Берлина”, а также Кенигсберга и Варшавы...

На второй — Александр Иванович Юхновский. Молодой человек, почти всю войну отслуживший в карательном немецком органе ГФП-721 — тайной полевой полиции. По должности — переводчик, по сути — палач. За верность Гитлеру награжден медалью и поездкой в рейх...

Два человека, две судьбы. Кажется, между ними — ничего общего, кроме того, что они тезки.

Прошло 30 лет после войны, прежде чем стало известно, что уважаемый журналист Мироненко и жестокий полицай Юхновский — одно и то же лицо. В 1975 году за измену Родине его расстреляли. Недавно Управление ФСБ по Москве и Московской области рассекретило это громкое по тем временам уголовное дело.

1975 год. В центральной прессе мельком писали о том, что согласно приговору расстрелян некто Юхновский, гитлеровский палач, который долгое время скрывался под именем Александра Мироненко. Для того времени подобные разоблачения были не редкость: то тут, то там находили бывших карателей. Но чтобы гитлеровский пособник занимал такую высокую должность!

Журналист Мироненко дослужился до старшего редактора издательства Министерства гражданской авиации, и как знать, каких высот смог бы достичь еще, если бы не стечение обстоятельств. Потому-то и скандал с его разоблачением был громче других. Но подробностей никто не знал — дело было строго засекречено.

Награжден орденами и медалями

— Я Мироненко очень хорошо помню, — рассказывает “МК” Людмила Андреевна Свиридова, которая работала в издательстве вместе с Мироненко вплоть до его ареста. — Внешне он был приятным: высокий, симпатичный, голубоглазый, седоватый. Волосы густые. Очень исполнительный, не злобивый. Голоса не повышал. Если обещал что-то сделать, выполнит обязательно, не забудет.

Сам Мироненко практически не писал — правил чужие тексты, больше техническую литературу. Ему даже предлагали должность заведующего редакцией, но он почему-то отказался.

— Мы сталкивались с ним по профсоюзной линии, я вела культурно-массовую работу, а работала линотиписткой (наборщицей на типографской машине), — продолжает Людмила Андреевна. — Помню, как в издательстве праздновали очередную годовщину войны, так Мироненко как участнику памятные подарки вручали!

Поздравлять было с чем. Редактор Мироненко, согласно личному делу, был заслуженным человеком. Там значилось, что в армии он служил с начала войны и до октября 1951 года. После окончания полковой школы был командиром отделения и помкомвзвода в учебной и разведроте, завделопроизводством, писарем штаба. Везде за инициативу, успехи в службе, дисциплинированность отмечался начальниками. Во время войны был награжден несколькими медалями, получал благодарности.

Однако то, что было до 1944 года, Мироненко рассказывал сослуживцам сумбурно. Вроде тоже геройствовал на фронте. И даже был награжден, как было записано с его слов в том же личном деле, орденом Славы и прочими наградами.

Журналистская карьера Мироненко тоже была стремительна. В 1946 году (ему тогда был 21 год, и он служил в Германии) герою войны предложили вступить в комсомол, избрали в местное бюро ВЛКСМ. Он выступал в печати, обличая фашизм, и его откомандировали из части в газету группировки “Советская Армия”. Там он работал в международном отделе, поскольку знал несколько языков. После демобилизации, приехав с женой в Москву, устроился в армейскую газету “На стройке”, одновременно печатался в “Красном воине”, “Советской авиации”, “Советском флоте”. Здесь его снова избрали в бюро ВЛКСМ, приняли в Союз журналистов.

И вот тогда такому положительному со всех сторон журналисту Мироненко стали намекать: дескать, ты работник идеологического фронта, а беспартийный. Но Александр что-то мешкал.

Алиментщик или военный преступник?

В 1965 году Александр Мироненко все-таки стал кандидатом в члены партии. Поскольку дело это серьезное, партком стал требовать от него документально подтвердить получение ордена “Славы” и медалей, о чем Мироненко когда-то заявлял. Параллельно же проверка в архивах выявила некие расхождения в двух собственноручно написанных им автобиографиях: в одной он писал, что служил в Красной Армии с начала войны, в другой — что до призыва (до 1944 г.) находился в оккупации на Украине. Играть в игры с партийными органами — дело опасное. Поэтому в итоге Мироненко пришлось иметь дело с другими органами — им заинтересовалось Московское управление КГБ. Его вызвали на Лубянку и спросили: “Почему врал-то?” Потупив глаза, Мироненко ответил: “Боялся, что факт оккупации помешает мне вступить в партию”.

Ответ журналиста не убедил КГБ. И там начали “копать”: почему журналист путается в своей биографии, да еще, как выяснилось, приписал себе липовые награды?

Причин могло быть три: алиментщик, уголовник, военный преступник. Первые две версии быстро отпали.

…Карателей в Советском Союзе продолжали искать спустя и 10, и 20 лет после окончания войны, ведь военные преступления срока давности не имеют. По крупицам следователи восстанавливали в том числе кровавый путь тайной полевой полиции ГФП-721, которая действовала на Украине. Она состояла из местных добровольцев, и только ее костяк — из немцев. Основная обязанность “филиала гестапо” — “работать с населением”. Всех, кто симпатизировал “красным” ими пытался бороться, подвергали пыткам и казням. Убивали разведчиков, радисток, партизан. Детей расстреливали за то, что они собирали оружие или расклеивали листовки.

В архивах ГФП-721 сохранились копии донесений (немцы дотошно фиксировали, сколько людей арестовано, допрошено, избито, казнено), которые они отправляли “наверх”, для отчета. В одном документе фигурировала шахта “Калиновка”, на окраине города Сталино (ныне Донецк), где расстреливали людей. Казни происходили на глазах у многочисленных свидетелей — рядом с шахтой располагались слесарные мастерские.

Вот рассказ слесаря Авдеева: “В мае 43-го два немецких офицера вытащили из легковой машины девочку лет 10—12 и потащили к стволу шахты. Она упиралась изо всех сил и кричала: “Ой, дядечка, не стреляйте!” Крики раздавались долго, потом я услышал выстрел, и девочка перестала кричать”.

Другой слесарь рассказывал, как летом 43-го в шахту сбросили двух живых детей. А сторож ремонтной базы засвидетельствовал, что к этому адскому “котлу” неоднократно привозили женщин с грудными детьми на руках. Матерей убивали, младенцы же живыми падали вслед за ними.

…Когда после войны “Калиновку” разобрали, ствол шахты был почти “под завязку” завален трупами — он заполнялся с декабря 1941 г. по сентябрь 1943 г. Точный подсчет замученных людей был практически невозможен. И тогда судмедэксперты, зная объем шахты и высоту залегания трупов (ствол был забит останками на глубину в 330 м), пришли к выводу, что общее количество жертв составляет 75 тыс. человек!

Такой грандиозной массовой могилы история не знала ни до, ни после Второй мировой.

Алекс или Александр

В ходе работы на Украине чекисты выяснили, что был в ГФП переводчик Алекс. Молодой, но лютый, хотя в его “обязанности” издевательства над арестованными не входили. Алекс придумывал изощренные пытки, проявляя особое рвение. За что и был поощрен поездкой в рейх.

Удалось установить фамилию изувера — Юхновский, и то, что в 1944-м, он, почуяв, на чьей стороне победа, сбежал от своих работодателей. Сумел выправить “правильные” документы. Больше о нем никто ничего не слышал...

Как следователям, занимавшимся “делом журналиста”, пришла в голову идея проверить Мироненко на причастность к зверствам ГФП, остается только гадать. Их стараниями нашелся первый очевидец, видевший, как преданно переводчик Алекс служил немцам. В портрете Мироненко он узнал полицая Юхновского.

Словом, у КГБ появилась к уважаемому журналисту масса вопросов. Его снова вызвали на допрос. Но только в качестве свидетеля. Под напором улик Мироненко признался, что действительно состоял в тайной полиции. Но исключительно в качестве переводчика. И никого и пальцем не трогал. Зато про зверства других карателей рассказывал с охотой. Мироненко-Юхновского отпустили — на его руках не было крови.

Однако потом появился второй свидетель, потом еще один, которые утверждали, что Алекс не только переводил, но и бил арестантов и даже принимал участие в расстрелах. На поиски этих свидетелей уходили годы.

Мироненко снова вызывали на допросы, показывали фотографии свидетелей. Тогда он сказал: “Да, этого человека я пару раз ударил по ягодицам — мне начальник приказал! Но я этого не хотел, вообще старался помочь патриотам — водички принести или чего еще”. По поводу участия в расстреле заявил: “Я и впрямь стоял возле ямы, когда людей туда сбрасывали: вдруг они захотят что-то сказать, я бы перевел. Но сам-то никогда не стрелял!”

Следователи по маленьким кусочкам составляли полную картину жизни Мироненко. Нашли фото журналиста в молодом возрасте, и проехались с ним по всем местам, где ступала нога карателей ГФП — а это 44 населенных пункта! Было опрошено колоссальное количество людей, подключали Институт военной истории ГДР. И наконец свели все воедино. Теперь у чекистов были неопровержимые доказательства того, что переводчик Алекс Юхновский, он же гражданин Мироненко, принимал участие в пытках и расстрелах советских граждан.

На это ушло 10 лет.

“У редакции был шок”

Мироненко-Юхновского арестовали летом 1975-го.

Папа у 16-летнего Саши (именно столько было Юхновскому, когда началась война) был бывшим петлюровским офицером. А при советской власти Иван Юрьевич Юхновский трудился агрономом в Роменском районе Сумской области. В идеалы социализма не верил.

Когда немцы пришли на Украину, Юхновские с радостью приветствовали новый порядок. Папаша по заданию оккупантов сформировал из надежных людей местную полицию, куда пристроил и своего сыночка. Саша Юхновский был зачислен у немцев на все виды довольствия и вооружился пистолетом. В марте 42-го в Ромны прибыл штаб тайной полевой полиции — ГФП. Папа-полицай протолкнул туда сына — переводчиком.

Мироненко-Юхновский рассказал, как в августе 44-го ушел от немцев, нарочно отстав от отступавшей из Молдавии колонны, как выправил себе новые документы на фамилию мачехи и вступил в Одессе в Красную Армию.

Правда, сознавался он лишь в тех преступлениях, которые были уже доказаны, от которых невозможно откреститься. Но и таких “эпизодов” набралось несколько десятков. А сколько их было на самом деле! Тем не менее он даже не допускал мысли, что его приговорят к высшей мере наказания.

— Когда мы узнали, что он воевал на стороне фашистов и людей лично расстреливал, у всей редакции шок был, — рассказывает Людмила Андреевна Свиридова. — Говорят, он очень тщательно заметал следы. Например, когда его в Германию посылали немцы, он там опрометчиво сфотографировался с семьей какого-то офицера. Так в 1945 году, когда Мироненко уже с советскими войсками дошел до Берлина, он разыскал эту семью и уничтожил все фотографии.

Жена и дочь Мироненко-Юхновского тоже ничего не знали о бывшей деятельности главы семейства.

— Еще до процесса дочь свою Мироненко выдал замуж за немца, — говорит Людмила Андреевна. — Она живет в Германии. Она и на суд приезжала. Его жена, насколько я знаю, работала в издательстве “Высшая школа”, и ее оттуда “попросили” сразу после того, как мужа арестовали.

Из протокола допроса обвиняемого Мироненко Александра (он же Юхновский) 12 сентября 1975 года:

“Служил я действительно честно, проникнутый новым сознанием и пониманием, покончив с сумятицей мыслей в голове в молодости с прошлым, которое морально тяготило и удручало, вызывало какое-то самопрезрение. А тут в первые послевоенные годы неоднократно поступали приказы, говорилось по радио и писалось в газетах о расстрелах изменников, пособников фашистов. Все это страшило, сковывало волю. Так еще поживешь, а то разбираться не будут. Советоваться было не с кем. В состоянии крайнего малодушия я решил отдать себя на волю волн. Отсюда, когда потребовались автобиографические данные, их пришлось составить, где правдивость переплеталась с вымыслом”.

50 лет — хороший возраст, чтобы наслаждаться спокойствием, растить внуков, копаться в саду. Вместо этого Александр Мироненко-Юхновский, видимо, трясся от каждого стука в дверь.

Когда приговор привели в исполнение, никто не уронил даже скупой слезы. Супруга Мироненко по вполне понятным причинам предпочла сменить фамилию...

 P.S. Сегодня — День работников органов госбезопасности РФ. “МК” присоединяется к поздравлениям и сообщает, что в ближайшее время выйдет в свет художественно-документальная книга о преступлениях Юхновского, которую УФСБ по Москве и области уже подготовило к печати.

Елена ПАВЛОВА.

Московский Комсомолец

от 20.12.2005г.

Обсудить материалы в Форуме >>>