Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Елабуга. Тысячелетняя истоpия. Александровский сад



Рассылка ЕЛАБУГА. ТЫСЯЧЕЛЕТНЯЯ ИСТОРИЯ (history.elabuga)
Выпуск № 46
Основная цель рассылки - поиск малоизвестных исторических фактов
Внимание! Если нет явного запрета, ваши письма могут быть процитированы в рассылке.

   Здравствуйте!
Сегодня с нами снова Андрей Иванов. В этом выпуске информация не только об Александровском саде, но и об его окружении.

Что было, то было.

Поговорка


Александровский сад: судьба и история

Детский приют
В апреле 1859 г. в Елабуге состоялось торжественное открытие Александрийского детского приюта для девочек-сирот (до недавнего времени в здании этого приюта располагался Детский дом). Комплекс зданий был построен на средства елабужского купца Федора Чернова и расположился на западной окраине города. Близ приюта был разбит фруктовый сад, отданный Черновым приюту в полное его распоряжение. Иван Васильевич Шишкин в «Истории города Елабуги» (Москва, 1871 г.), сообщая о приюте, среди прочего отметит следующее: «При доме этом имеется довольно обширный фруктовый сад. Так как заведение это обеспечено на вечные времена, то и память о благотворителе не умрет во веки».

Разбитый в Елабуге в 1856–66 гг. Александровский сад плавно переходил в Черновский фруктовый сад. Уместно сделать дополнительный акцент на том, что в Елабуге до сих пор многие ошибочно считают, что приют и расположенный рядом с ним парк названы в честь императора Александра, причем какого: I, II или III — точно не знают. На самом деле Городской парк назван Александровским в честь Александра II, а приют Александрийским в честь супруги Николая I Александры Федоровны. Среди благотворителей приюта был досточтимый протоиерей Кронштадтского собора о. Иоанн Сергиев (Иоанн Кронштадтский). Посещая Елабугу и, в частности, Александрийский приют, Иоанн Кронштадтский любил неспешно прогуляться по Александровском саду.

От театра до дома сумасшедших
В начале XIX века в Александровском саду находилось деревянное здание театра (здание это сгорело в 1950-х годах). Весьма специфическое свидетельство об этом театре оставил нам Григорий Егорович Верещагин (1851–1930) — первый крупный удмуртский писатель, просветитель-демократ и ученый. Верещагин посетил Елабугу в мае 1909 г., опубликовав в этом же году в газете «Вятские епархиальные ведомости» очерк «Прикамские юродивые» (№ 11 стр. 281 — 288; № 12 стр. 300 — 307).

Верещагин в Елабуге остановился в доме священнослужителя Павла Дернова — в двух минутах ходьбы от Александровского сада. В один из дней Верещагин встретил у дома Дернова своего давнего знакомого. «Я пригласил его сесть на скамейку, на которой сидел сам, — отмечает Верещагин в своем очерке. — Он охотно сел». «В перспективе, — описывает Г. Верещагин вид, который открывался собеседникам, сидящим на скамейке, — перед нами виднелось городское кладбище с ветвистыми березами. В театре, в соседстве с кладбищем, собирались дать какое-то представление, и потому любители сценических представлений шли и ехали туда с трех сторон. <…> «Соседями пришлись у нас театр, дом сумасшедших, больница и кладбище», — <промолвил> собеседник. — «Да, близкие соседи», — согласился я. — «И хорошо. Если в театре сойдут с ума, отправят к сумасшедшим, оттуда — в больницу, из больницы — на кладбище… Близки они друг другу», — произнес он в шуточном тоне».

Артист из «Мариинки»
Это здание театра в Александровском саду признали в начале века непригодным для своего выступления артисты Императорского Мариинского театра русской оперы и балета из столицы Российской империи Санкт-Петербурга. Так, например, артист оперы, концертный певец и вокальный педагог Константин Терентьевич Серебряков (1852–1919) до своей прогулки в Александровском саду «напугал» главу тогдашней елабужской полиции. Советский артист оперы и оперетты, заслуженный артист РСФСР (1947) Митрофан Днепров (1881–1966) в своей книге «Полвека в оперетте», изданной в 1961 г. в Москве издательством «Искусство», приводит весьма забавный эпизод, в котором фигурирует Елабуга.

«В наших поездках случалось много курьезных и некурьезных „происшествий“.
Помню, как, например, буквально перед носом известного оперного певца К. Серебрякова, имя которого знал весь образованный Петербург, захлопнули дверь гостиницы в Елабуге, услышав, что мы актеры. Правда, Серебряков не растерялся: он тут же на улице раскрыл свой чемодан, достал синий фрак с серебряными пуговицами ведомства императорского человеколюбивого общества с массой орденских значков и медалей, крахмальную манишку, манжеты. Тут же под прикрытием наших фигур переоделся, подозвал проезжавшего извозчика и, вскочив в пролетку, крикнул: „К исправнику! Скачи!“. Через полчаса мы услышали грохот возвращавшейся пролетки, в которой рядом с Серебряковым восседал мужчина в крылатке и фуражке с красным околышем. Они остановились около нас. Человек в крылатке оказался исправником (исправник — в Российской империи глава полиции в уезде.). Он снял фуражку, извинился перед нами за происшедший конфуз и уверил, что сейчас все будет устроено. В это время подбежал запыхавшийся городовой и стал разгонять толпу, которая уже собиралась около нас, а исправник, не говоря ни слова, подошел к стеклянной двери, вышиб локтем стекло и сам отодвинул задвижку. Мы увидели, что по лестнице спускается тот самый „дядя“, который захлопнул перед нами дверь. Исправник без дальних объяснений приказал: „Через пять минут приготовить три номера!“.

Серебряков нам потом рассказал, какого он нагнал страху на городское начальство. Явившись на квартиру исправника в семь часов утра, он велел швейцару немедленно его разбудить. Увидев перед собой статную фигуру в форменном фраке с орденами, исправник так обалдел, что не заметил некоторого несоответствия синего фрака с брюками в полоску. На его робкий вопрос „Что вам угодно?“ Серебряков заговорил своим зычным басом: „Я и мои товарищи, артисты императорского Мариинского театра сидим на площади на чемоданах. Нас ни в одну гостиницу не пускают. Это безобразие! Я буду жаловаться министру двора его императорского величества!“ Перепуганный исправник не успел даже как следует одеться, накинул только крылатку и поехал наводить порядки…»

Вскоре елабужская публика насладилась прекрасным исполнением оперы Петра Чайковского «Евгений Онегин», написанной по одноименному роману в стихах А. С. Пушкина (премьера состоялась в России в 1879 г.), оперы «Паяцы» итальянского композитора Руджеро Леонкавалло (1857–1919) и концерта. Выступление состоялось в пожарном сарае, который украшали всем городом.
«На все спектакли аншлаг. Мы поем так, как будто под нашими ногами подмостки знаменитой Ла Скала».

А в Александровском саду Константин Серебряков во время вечерних прогулок поражал многочисленных отдыхающих своим басом — любил он песни на свежем воздухе попеть.

Любимая женщина адмирала Колчака
Летом 1930 г. в Александровском саду прогуливалась любимая женщина адмирала Колчака — Анна Васильевна Тимирева. Совершив путешествие на пароходе по Оке и Каме, она прибыла в Елабугу, где в то время находился ее сын Володя. Позже Анна Васильевна только за то, что она любила Колчака, проведет несколько лет в тюрьмах и лагерях…

«Артист из Москвы»
В годы Великой Отечественной войны в Елабуге в эвакуации находился оперный певец Сергей Яковлевич Лемешев. У него в это время были обнаружены первые признаки туберкулеза, и елабужские врачи рекомендовали Лемешеву пешие прогулки в Танайском лесу близ Елабуги. Но Лемешев любил прогуляться не только в этом сосновом лесу, но и среди липовых аллей Александровского сада. Во время прогулок в саду он весьма громко (сознательно увеличивая голос, чтобы его слышали все прогуливавшиеся) исполнял свою любимую арию Ленского из оперы «Евгений Онегин». В этот елабужский период Лемешева у нас называли так: «артист из Москвы».

Скульптор Федор Лях
В марте 1866 г. в Елабуге умерла легендарная кавалерист-девица Надежда Андреевна Дурова. Похоронили российскую амазонку на Троицком кладбище близ Александровского сада. На ее могиле была установлена достаточно скромная надгробная плита, которую в 1901 г. сменил богатый памятник из гранита, установленный на средства Литовского уланского полка.

Этот памятник исчез в 1930-е годы при разорении Троицкого кладбища. В 1947 г. (не под влиянием ли героической комедии в стихах «Давным-давно» Александра Гладкова?) о Дуровой вспомнили. На примерном месте установили надгробие из черного мрамора, а в 1962 г., в ознаменование 150-летия Отечественной войны 1812 года, было осуществлено символическое перезахоронение останков Надежды Дуровой в Александровском саду. Здесь, на новой «могиле», был установлен бюст Дуровой работы казанского скульптора Георгия Зяблицева (бюст в 2004 г. был с разрешения скульптора перенесен на территорию музея-усадьбы Н. А. Дуровой).

В Александровском саду любил отдыхать художник и скульптор Федор Лях, приехавший впервые в Елабугу в 1978 году для того, чтобы найти захоронение Дуровой. В 1980-е годы Ляха часто можно было увидеть в Александровском саду, где он укрывался от полуденного зноя, работая подчас в одиночку на расчистке Троицкого кладбища.

Андрей Иванов,
заведующий издательским отделом ЕГМЗ
«Вечер Елабуги» №724(31) 01.08.2012

Окончание следует

Евгений Репин
elhistory@rambler.ru
Сайт рассылки http://www.elabuga.net.ru
Архив рассылки на сайте (http://www.elabuga.net.ru/way/rassylky.htm)

В избранное