Рассылка закрыта
При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Здоровье человека. Загадки, тайны и открытия." на которую и рекомендуем вам подписаться.
Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.
Почему мы курим?
Елена Родина| ELLE.ru  Я помню, как закурила в первый раз. Мне было
девятнадцать лет, и я, студентка второго курса филфака, впервые в жизни
отправилась за границу одна. Мне предстояло все лето работать на базе
отдыха в Нью-Гэмпшире, и свой самый первый американский день я провела
в отеле Нью-Йорка, в группе таких же русских студентов. Я не спала всю
ночь, бродя по этажам отеля, выходя на заправку и таращась на шоссе,
которое, казалось, вело прямиком в мое светлое будущее. Бродя по
ночному нью-йоркскому отелю, я познакомилась со студентом, который на
следующий день ехал в тот же штат. Я обрадовалась попутчику, и в
автобус мы сели вместе, мгновенно подружившись. Когда автобус сделал
остановку для дозаправки, мы вышли размять ноги, и Вадим достал из
кармана пачку сигарет «Парламент». Я закурила с ним. Курить было
приятно и волнительно, как будто я наконец-то вступала в настоящий,
взрослый мир.
Потом, живя и работая на базе отдыха посреди нью-гэмпширского леса на берегу озера Сквам (как раз там, где когда-то снимался фильм с Джейн Фондой «На золотом пруду»), я покуривала время от времени в минуты особых волнений. За общежитием, где жили студенты, прямо в лесу стоял деревянный стол со скамейками, крепившимися к нему металлическими балками и железными болтами. На этих скамейках можно было скрыться от переживаний, которых было в избытке, и выкурить сигарету, пока вокруг бродили одомашненные еноты и толстобокие белки. Белки смотрели на нас, курильщиков, с явным неодобрением. Я смотрела с неодобрением на толстых белок и обещала себе меньше есть. Мне было приятно думать, что сигареты каким-то образом связаны с худощавостью (мне казалось, что все курильщики — стройные) и будут залогом того, что я не разъемся на американских гамбургерах. Говорят, ты не начинаешь курить по-настоящему, пока не покупаешь свою первую пачку. Я купила сигареты лишь под конец лета в обстановке любовной драмы. Героем моей разделенной любви был американский мальчик на пару лет меня старше, с золотой гривой волос и длинными мускулистыми ногами. Вообще, что-то в нем было от лошади, но любовь на такие вещи смотрит сквозь копыта... то есть пальцы. У нас оставались последние две недели вместе, перед тем как я должна была вернуться в Россию, и мы страшно, мучительно поссорились. Я побежала в ближайший супермаркет и купила пачку красных «Мальборо», хотя купить хотелось цианистого калия. Когда я вернулась домой с растерзанным сердцем и пачкой сигарет в руке, мальчик безмятежно спал. В ту ночь я решила, что брошу курить во что бы то ни стало, открыла пачку и каждую сигарету разломала на маленькие кусочки. Мне хотелось умереть, и лучшим способом для этого, по моим тогдашним сведениям, было наглотаться таблеток. Из лекарств у меня был только активированный уголь. Я выпила штук двадцать и легла спать. Уголь основательно прочистил мой желудок и оттянул неминуемую гибель от любви на неопределенный срок. Я также чувствовала гордость от того, что не закурила. Мой раскаявшийся друг похвалил меня за поступок, покорно заметая ошметки табака в совочек. Курить по-настоящему я начала уже по возвращении домой. Зима была ранней, отношения с американской любовью были разорваны после двухмесячных попыток поддерживать их на расстоянии. Зимняя Казань, изучение унылой английской фонетики — моя жизнь была смертельно тосклива, и сигареты делали ее немного разнообразнее. У меня появился друг, мужчина, старше меня и умнее, мы общались нежно и исключительно платонически. С ним я могла достать пачку сигарет и закурить, совсем как взрослая. Что я курила в тот период? Думаю, мой мозг стер название марки из чувства самосохранения. То были грустные дни. Друг подарил мне тяжелую серебристую зажигалку Zippo, сказав, что она придаст мне брутальности. Я все еще жила с родителями и по вечерам закрывалась в своей комнате, вставала на подоконник и курила в форточку, морозя нос и рискуя быть пойманной. Занимательно то, что, куря, я также не забывала каждое утро выходить на пробежку. Моя коллега рассказала мне тогда, что в школе они с подружками поступали примерно так же: отправлялись на пробежку в парк, делали перекур под сосенками, а потом бежали обратно бодрой трусцой. Многие, с кем я разговаривала и разговариваю о сигаретах, начали курить за компанию, чтобы быть как все. Мое курение всегда было для меня точкой опоры, чем-то, за что я могла ухватиться, — все остальное менялось слишком быстро, ускользало из поля зрения и казалось ненастоящим. Я переехала жить сначала в Москву, потом в испанскую Малагу и год курила синие сигареты «Фортуна», крепкий, честный пролетарский табак. Моим местом для курения было кухонное окно, выходившее во внутренний колодец дома. Я затягивалась и смотрела на сушащееся белье соседей, слушала пылкие домашние ссоры, доносившиеся из окон, вдыхала ароматы готовящихся ужинов и обедов. В Испании курили многие, но, как оказалось, чаще марихуану. Я ни разу не пробовала — сигареты оставались моей единственной любовью. Может быть, помог подробный рассказ знакомого о том, каким образом кусочки гашиша извлекаются из желудка нарко-перевозчика (для непонятливых: в процессе участвуют туалет дешевой гостиницы и слабительное). Вернувшись в Россию и в журналистику, я открыла для себя чудеса сигаретного общения. Курили все вокруг, а если и ты тоже, многое казалось легче: взять интервью у директора водочного завода или у мужика из далекой деревни, обсудить с коллегами темы материалов, поболтать за жизнь. Когда я писала тексты, то выкуривала полпачки сигарет — мне казалось, это способствует творчеству. Я начала курить ментоловый «Вог», иногда, когда мой знакомый подвозил меня до работы на своей машине, я курила его «Кэмел». В дни, когда мы сдавали номер и я засиживалась на работе за полночь, у меня заканчивались сигареты и я стреляла у своего редактора сбивающий с ног крепостью «Голуаз». Последствия активного курения не заставили себя ждать. Я начала чаще кашлять, и любая простуда оборачивалась кошмаром: даже с больным горлом я не могла перестать курить, в результате чего горло опухало еще больше, а кашель не проходил неделями. Я постоянно жевала «Орбит», чтобы отбить неприятный вкус, остававшийся во рту после каждой сигареты. Курение, как мне казалось, снимало стресс, но приносило постоянное ощущение усталости. У меня было пониженное давление, и сигареты понижали его еще больше. Я стала замечать, как понемножку тускнеют кожа и волосы, желтеют зубы. Это были такие микроизменения, что никому, кроме меня, они заметны не были, но я-то все видела и внутренне содрогалась. Я знала, что с годами эффекты будут заметнее и неизбежнее. Но противный (и довольно упорный) голос внутри меня говорил, что на волосы можно наложить маску, зубы отбелить, — и вообще в Америке 1960-х все звезды дико курили и жили долго и счастливо, а красоту все равно к старости не сохранишь. Когда тебе за семьдесят, какая разница, желтые у тебя зубы или нет. Если ты старый, не все ли тебе равно? (Я поняла, что не все равно, увидев американских пенсионеров, живущих полной, насыщенной жизнью не только в семьдесят, но и в девяносто лет.) Привычка курить во многом структурирует твою жизнь, диктует многие поступки, которые некурильщикам непонятны. В аэропорту ты мечешься в поисках комнаты для курения, стремясь набрать нужную дозу никотина перед долгим перелетом. Другая забота курильщика — купить именно ту марку сигарет, которую он курит всегда. Если ее нет, можно, конечно, купить что-то еще, но какое это разочарование! А гостиничные номера? Мне, журналисту, много приходилось видеть этих номеров, от роскошных европейских в пятизвездочных отелях до деревянных сараев где-нибудь на краю света. Везде моим первым вопросом было: можно ли курить в номере? Отношения с людьми тоже складываются по принципу: «А вы курите?» Если ответ положительный, с человеком легче общаться. Потому что даже с самым непохожим на тебя индивидом можно разделить что-то общее: сигареты. Моя подруга бодро называла их «раковые палочки», что не мешало ей выкуривать по две пачки в день. Дело в том, что, пока ты куришь, все угрозы на пачках, страшные истории о раке легких и прочие запугивания никакого значения для тебя не имеют. Ну разве что немного раздражают. Ведь ты и так знаешь, что курить вредно, и ты принимаешь это. Зачем же лишний раз кричать о чьей-то проблеме?  Для того чтобы бросить курить, мне
понадобилось заодно бросить все — страну, работу, мужчину, всю свою
предыдущую жизнь — и начать заново. Конечно, мотивом перемен в моей
жизни стали не сигареты, но я хитро решила воспользоваться случаем. Я
уехала в Америку, и в день, когда мой самолет приземлился в аэропорту
штата Орегон, я официально стала некурящим человеком. Как говорят
американцы, я бросила курить cold turkey — сразу, без всяких там
ступений, уменьшения дозы, пластырей и прочих радостей. На тот момент я
уже точно знала, что хочу бросить. У каждого курильщика рано или поздно
этот момент наступает, только вот не каждый готов им воспользоваться. Я
сама пыталась бросить несколько раз и всегда возвращалась к привычной
уже пачке в день. Периоды моего некурения длились от недели до пары
месяцев, и они были невыносимыми как для меня, так и для окружающих.
Впрочем, то же самое происходило с моими курящими знакомыми. Помню
такой диалог с коллегой, который можно назвать классикой жанра: «Почему
Вася ведет себя как козел в последнее время?» — «Он бросает курить!» —
«А, понятно. Уж лучше бы он курил». И дальше коллеги несчастного Васи
начинают предлагать ему сходить на перекур, «забывая», что тот бросил,
и каждый раз удивляясь сему поступку. «Как, ты не куришь? А, ну ладно
тогда. Ты молодец, конечно. Вероятно, ты проживешь вечно, ведя такой
замечательно здоровый образ жизни. Мы к тому времени все умрем в
тяжелых мучениях. Может быть, ты еще и... ПИТЬ бросил?» И вот Вася
чувствует себя совсем уже окончательным козлом и в результате покорно
присоединяется к сотоварищам в курилке или подворотне здания — как
повезет.
К моему удивлению, не курить в Америке оказалось на удивление легко. Во-первых, сигареты стоили около десяти долларов за пачку. Во-вторых, курение было запрещено почти во всех общественных местах. И наконец, я почти не видела курильщиков, и, если кто-то и дымил на виду у всех, американцы испепеляли его взглядами, как будто человек зажимал в зубах не сигарету, а, например, фаллоимитатор (кстати, к последнему в Америке наверняка отнеслись бы с большим уважением). Разумеется, помогло и то, что тогда я жила не в мегаполисе вроде Чикаго или Нью-Йорка, где курение приемлемо хоть как-то, а в небольшом городке на прогрессивном «зеленом», экологически сознательном Западном побережье. Даже легкий запах сигарет, затаившийся в волосах или одежде курильщика, заставлял людей смотреть на него с ужасом, как на убийцу невинных животных. Я не представляла себе, каково было курильщикам в таких условиях, и искренне им сочувствовала. Но, с другой стороны, я понимала, насколько легче подобное отношение делает мою жизнь, жизнь человека, только что бросившего курить. Как-то я разговорилась со знакомым американцем и спросила, как его соотечественники относятся к курящим. «Нормально относятся, — политкорректно начал знакомый. — Но, если человек курит, он теряет некоторое уважение со стороны нормальных людей». Так и сказал — нормальных. Я не курю уже больше трех лет. После того как я преодолела никотиновую зависимость, я не растолстела, не стала козлом (вернее, козой, стервой, неврастеником и прочими чудесными людьми и животными) и не подсела на что-то более тяжелое взамен. Не курить — это такое чудесное чувство, которое понимает только бывший курильщик. Когда бросаешь, ты вроде как получаешь дополнительный повод гордиться собой и радоваться жизни. Правда, иногда мне снится, как я курю. Но эти сны, наверное, все-таки о другом. Они — о вещах и людях, которые были когда-то в моей жизни и которые стали частью моего прошлого заодно с сигаретами, полуночными барами, дедлайнами, написанными и ненаписанными текстами и пустыми отелями в Красноярске или в Гаване. Это сны ностальгии, и они полны скорее светлой грусти, чем ужаса и раскаяния. Но вот что правда: горло у меня сейчас совершенно не болит и кашлять я перестала. А зубы стали белыми сами по себе. Все это, конечно, не так романтично, как курение. С другой стороны, романтика — понятие относительное. Вполне возможно, кто-то думает о ней, когда речь заходит о курении марихуаны. А я вспоминаю о наркодилере в туалете дешевого отеля. Фото: David Burton |
| В избранное | ||
