Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Исторические анекдоты от Старого Ворчуна


Owls

Исторические анекдоты
от Старого Ворчуна
Вып. 1049

от 27.01.2023 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


В.В. Маяковский: несколько зарисовок о жизни поэта и его окружения. Часть IX и последняя



Ося Брик и Лилины измены

Странные отношения в семействе Бриков объяснялись не импотенцией Оси (о чём я уже говорил раньше), а его полным равнодушием к Лиле как женщине - у него, как говорится, на неё не стоял. Это равнодушие накладывалось на цинизм Оси, так что в результате мы имеем многочисленные похождения Лили. Со слов Лили Брик мы имеем два описания её первой измены мужу - краткий и развёрнутый.
Лиля однажды пришла домой и сказала Осе:
"Вот, я только что изменила".
Ося на это среагировал вяло:
"Ну, что ж, прими ванну".
Другой вариант записал Бенгт Янгфельдт со слов самой же Лили.
Однажды на прогулке Лиля встретила двух молодых людей из московского “общества” и посетила с ними сначала оперетту, а затем ресторан, где они выпили много вина:
"...следующим утром она проснулась в комнате с огромной кроватью, зеркалом на потолке, коврами и задернутыми шторами – она провела ночь в знаменитом доме свиданий в Аптекарском переулке. Спешно вернувшись домой, она рассказала обо всем Осипу, который спокойно сказал, что ей нужно принять ванну и обо всем забыть".
Вполне возможно, что это был рассказ совсем о другом случае.

Как Шкловский развалил ЛЕФ

Разговоров и исследований о причинах распада ЛЕФ'а было много, но мы обойдём их стороной и обратимся к свидетельствам современников.
К.И. Чуковский вроде бы первым зафиксировал факт распада объединения ЛЕФ в своём дневнике записью от 10 ноября 1928 года:
"Вчера в Москве у М. Кольцова... Он сообщил мне новости: “Леф” распался из-за Шкловского. На одном редакционном собрании Лили критиковала то, что говорил Шкловский. Шкловский тогда сказал:
"Я не могу говорить, если хозяйка дома вмешивается в наши редакционные беседы".
Лиле показалось, что он сказал “домашняя хозяйка”. Обиделась. С этого и началось".
Однако, ни М. Кольцов, ни Корней Чуковский не были свидетелями этой сцены.

Михаил Ефимович Кольцов (1898-1940) - имя при рождении Моисей Хаимович Фридлянд; советский журналист и писатель.
Свидетелем этой сцены оказалась художница "Лиля" Лавинская, которая была кратковременной любовницей Маяковского в далёком 1920 году. Лавинская очень не любила Лилю Брик и всегда довольно зло о ней отзывалась. Воспоминания об этой сцене записал Бенгт Янгфельдт со слов самой Лавинской, которая утверждала, что Лиля Брик
"враждебно относилась ко всякому, кто как-то самостоятельно общался и воздействовал, так сказать, на Маяковского, охраняя его. И вот, говорит, помню сцену в ЛЕФ'е, как с чем-то с ней не согласился Шкловский, она ему что-то возразила, он ей, и потом... Тут я цитирую её фразу:
"Я помню, истерический бабий визг:
"Володя, выведи Шкловского!"
Шкловский встал и сказал:
"Не трудись, Володечка, я сам уйду", –
и ушёл".
“И ушёл” – я даже не помню, сказала она или нет. Но вот эти две фразы я помню точно".
Елизавета "Лиля" Александровна Лавинская (1899-1948) - советская художница.
Янгфельдт передал рассказ Лавинской достаточно точно, так как художница в 1948 году записала свои воспоминания о Маяковском, которые были изданы в 1965 году. Интересно, что в монументальном труде под названием “Маяковский в воспоминаниях современников”, изданном в 1963 году, фамилия Лавинской даже не упоминается.
По словам Лавинской, Лиля Брик перед последним собранием лефовцев заявила о том, что так как на собраниях ЛЕФ'а ей делать нечего, то она будет председательствовать. Все восприняли это негативно, но протестовать никто не стал - неудобно, всё же хозяйка квартиры.
"Итак, Леф перешёл к новому этапу. Председательствовала Лиля Юрьевна Брик. Осип Максимович бросал по этому поводу, как всегда, несколько иронические, но в то же время игриво-поощрительные замечания - одним словом, всем было понятно: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало! Маяковский молчал, и по его виду трудно было определить его отношение к этому новшеству. Возможно, всё обошлось бы без всяких инцидентов, вплоть до самоликвидации Лефа, если бы не скандал с Пастернаком и Шкловским.
Как будто всё дело состояло в том, что Пастернак отдал в другой журнал своё стихотворение, которое должно было быть, по предусмотренному плану редакции, напечатано в “Лефе”. Начал его отчитывать Брик. Пастернак имел весьма жалкий вид, страшно волнуясь, оправдывался совершенно по-детски, неубедительно, и казалось, вот-вот расплачется. Маяковский мягко, с теплотой... просил Пастернака не нервничать, успокоиться:
"Ну, нехорошо получилось, ну, не подумал, у каждого ошибки бывают..."
И т.д. и т.д. И вдруг раздался резкий голос Лили Юрьевны. Перебив Маяковского, она начала просто орать на Пастернака. Все растерянно молчали, только Шкловский не выдержал и крикнул ей то, что, по всей вероятности, думали многие:
"Замолчи! Знай свое место. Помни, что здесь ты только домашняя хозяйка!"
Немедленно последовал вопль Лили:
"Володя! Выведи Шкловского!"
Что сделалось с Маяковским! Он стоял, опустив голову, беспомощно висели руки, вся фигура выражала стыд, унижение. Он молчал. Шкловский встал и уже тихим голосом произнес:
"Ты, Володечка, не беспокойся, я сам уйду и больше никогда сюда не приду".
Позднее Шкловский подтвердил этот рассказ Лавинской:
"Так и было. Причём, меня провожали Маяковский и Брик, сказали:
"Мы уладим".
Но ничего уже уладить было нельзя".


Ретроспективная выставка

В 1929 году положение Маяковского в обществе пошатнулось. Во-первых, группа ЛЕФ рассыпалась, и Маяковский оказался вне объединения: то ли он сам вышел из ЛЕФ'а, то ли его отстранили от руководства. В общем, Маяковский впервые за долгие годы оказался вне какого-либо объединения, так что и руководить-то было некем.
Во-вторых, Маяковский почувствовал недоверие со стороны властей, которые на словах были ласковы с поэтом, но заграницу его в 1929 году не пустили. Власть немного подсластила пилюлю, отпустив Лилю и Осипа в Париж (Лиля была счастлива!), но это было не то... Надо было что-то делать...
Ещё зимой 1929 года Маяковский организовал творческое объединение РЕФ (Революционный фронт), в которое кроме него, вошли Асеев и нескольких человек из ЛЕФ'а. Была опубликована программа объединения, планировался выпуск альманахов, Но дальше вялых слов дело не шло. Тогда в конце октября 1929 года Маяковский провёл через РЕФ решение о проведении ретроспективной выставки достижений революционного искусства. Идея была неплохой, но Маяковский захотел, чтобы выставка была приурочена к 20-летию его творческой деятельности, и, следовательно, выставка должна была представлять достижения только одного поэта - его самого, любимого.
Кстати, в 1909 году Маяковский ещё ничего не опубликовал, но в 1919 году он слегка подправил свои творческие даты, а потом уже и сам поверил в них. А почему бы и не поверить, если это было очень удобно и в 1919 году, и теперь - в 1929?
Рефовцы согласились на проведение подобной выставки, но особого энтузиазма в подготовке данного мероприятия не проявляли. Хотя проведение выставки было намечено на конец 1929 года, очень скоро стало ясно, что до Нового года они не успеют, так как собирать и сортировать материалы (а их было огромное количество) приходилось самому Маяковскому и Брикам. Остальные члены РЕФ'а никакой реальной помощи при организации данной выставки не оказывали.

20-летие творческой деятельности

Маяковского всё-таки решили провести 30 декабря 1929 года, и он получился как бы повторением новогоднего праздника 1915 года, даже многие из гостей были на обоих праздниках, но позолота молодости и надежд как бы облетела - триумфального подведения итогов не получилось ни в этот день, ни на открытии выставки, которое состоялось через месяц (об этом позже).
Маяковский в подготовке этого праздника не участвовал. Из 14-метровой комнаты в Гендриковом переулке (самой большой) вынесли всю мебель, а на полу у стен разместили тюфяки и подушки. О характере подготовки к празднику можно судить по некоторым фрагментам из дневника Лили Брик:
"Купила 2 тюфяка — сидеть на Володином юбилее... Покупала стаканы и фрукты на завтра. Куда я вмещу 42 человека?!»
Каждый приглашённый (и даже дамы!) должен был принести с собой шампанское, но не все на это соглашались, и Лиля записала:
"Кручёных ужасно не хочет покупать Абрау — говорит: боюсь напиться и сказать лишнее".
По стенам комнаты развесили фотографии и плакаты Маяковского, а с потолка свисал плакат, на котором большими буквами была написана фамилия виновника торжества.
Мейерхольд для создания карнавальной обстановки притащил массу театральной бутафории и сам лично обряжал всех гостей в качестве костюмера.
Всех гостей этого праздника я перечислять, конечно, не буду, но отмечу лишь некоторых из них. Кроме бывших сотрудников по ЛЕФ'у, пришли несколько товарищей из компетентных органов, некоторые с дамами. Пришли две пассии Маяковского: бывшая - Наталья Брюханенко, и нынешняя - Нора Полонская, правда, с мужем.
Были на празднике и неожиданные гости, например, крупный партийный босс Юсуп Абдрахманов. Лиля стала его любовницей летом 1929 года, и почти весь праздничный вечер этот сын гор (одетый соответственно) не отходил от неё, а Маяковский тоскливо наблюдал за их ужимками. Но это будет немного позже...

Когда Маяковский появился перед гостями, все встали и исполнили кантату, сочинённую Семёном Кирсановым в честь юбиляра. Василий Каменский наяривал на гармошке, куплеты исполняла Галина Катанян, а припев пели все хором.
Потом начался собственно праздник. Сначала всё вертелось вокруг Маяковского и его творчества - сценки, шарады и пр., - а потом веселье развернулось: пили и танцевали под гармошку Каменского. Танцевали в других комнатах и на лестничной площадке.
Первое время Маяковский подыгрывал гостям в их веселье, но потом все стали замечать подавленное состояние поэта. Галина Катанян вспоминала:
"Лицо его мрачно, даже когда он танцует с ослепительной Полонской в красном платье, с Наташей, со мною".
Лиля Брик объясняла это тем, что он “грустен во хмелю”, но это утверждение выглядит натянутым. Ведь Полонская весь вечер вилась вокруг Маяковского и достаточно громко признавалась ему в любви.
"Лёва" Гринкруг, один из приятелей Маяковского, чуть позже говорил Норе:
"Я не понимаю, отчего Володя был так мрачен. Даже если у него неприятности, то его должно обрадовать, что женщина, которую он любит, так гласно объясняется ему в любви".
Под утро, когда все уже порядком окосели, гости стали просить Маяковского прочитать что-нибудь из своих произведений. Поэт долго отказывался, а потом прочитал "Хорошее отношение к лошадям". Мрачновато для юбилея.
Лиля Брик дневниковую запись об этом вечере закончила словами:
"До трамваев играли в карты, а я вежливо ждала пока уйдут".
Лев Александрович Гринкруг (1889-1987) - финансист, деятель кинематографа.
Алексей Елисеевич Кручёных (1886-1968) - поэт и художник.
Наталья Александровна Брюханенко (1905-1984) - редактор; директор съёмочных групп ЦСДФ.
Юсуп Абдрахманович Абдрахманов (1901-1938) - председатель совета народных комиссаров Киргизской АССР 1927-1933.
Василий Васильевич Каменский (1884-1961) - советский поэт и художник.
Семён Исаакович Кирсанов (1906-1972) - советский поэт и журналист.

Незваные гости

В своих записях Лиля Брик опустила одну неприятную сцену, случившуюся незадолго до ухода гостей.
В квартиру неожиданно пришли Борис Пастернак и Виктор Шкловский, которых на праздник не приглашали. Пастернак пришёл, чтобы поздравить Маяковского и помириться с ним:
"Я соскучился по тебе, Володя. Я пришёл не спорить, я просто хочу вас обнять и поздравить. Вы знаете сами, как вы мне дороги".
Но Маяковский грубо обрезал Пастрнака, отвернулся и громко сказал:
"Ничего не понял. Пусть он уйдёт. Так ничего и не понял. Думает, что это как пуговица: сегодня оторвал — завтра пришить можно обратно... От меня людей отрывают с мясом!.. Пусть он уйдёт".
Ошеломлённый таким приёмом, Пастернак выскочил из квартиры, забыв шапку.
От шума проснулась Галина Катанян и вспоминала:
"В столовой была странная тишина, все молчат. Володя стоит в воинственной позе, наклонившись вперёд, засунув руки в карманы, с закушенным окурком".


Юбилейная выставка

Маяковского “20 лет работы” открылась 1 февраля 1930 года. Поэт добивался официального признания от советской власти и пригласил на открытие своей выставки большинство руководителей партии и правительства (Молотов, Каганович, Ворошилов и пр.), а также руководителям ОГПУ (Агранов, Мессинг, Ягода и пр.). Были приглашены, разумеется, и видные советские писатели: Юрий Олеша, Илья Сельвинский, Александр Фадеев, Леонид Леонов, Федор Гладков, Александр Безыменский, Всеволод Иванов, Николай Эрдман и другие.
Персонально Сталина Маяковский на открытие выставки не приглашал, но отправил два пригласительных билета в его секретариат.
Никто из руководства страны и органов на открытие выставки не пришёл, а из писателей её посетили только А. Безыменский и В. Шкловский. Зато на выставку пришли буквально толпы молодёжи.
На бойкот своей выставки со стороны властей и приглашённый писателей Маяковский ответил в речи на открытии выставки:
"Я очень рад, что здесь нет всех этих первачей и проплёванных эстетов, которым всё равно, куда идти и кого приветствовать, лишь бы был юбилей. Нет писателей! И это хорошо!.. Ну что ж, “бороды” не пришли — обойдёмся без них".


Проблемы с голосом

В довершение ко всем неприятностям, у Маяковского в начале 1930 года обострились проблемы с горлом из-за сильного переутомления и простуд. Он стал прерывать свои выступления, не в состоянии долго говорить.
17 марта на вечере в Политехническом музее он читал “Во весь голос”, но выступление закончить так и не смог.
Василий Каменский вспоминал об этом:
"Нервный, серьёзный, изработавшийся Маяковский как-то странно, рассеянно блуждал утомлёнными глазами по аудитории и с каждой новой строкой читал слабее и слабее. И вот внезапно остановился, окинул зал жутким потухшим взором и заявил:
“Нет, товарищи, читать стихов я больше не буду. Не могу”.
И, резко повернувшись, ушёл за кулисы".


Дурацкий вопрос

Примерно в это же время к Маяковскому обратился некий молодой человек:
"Маяковский, из истории известно, что все хорошие поэты скверно кончали: или их убивали, или они сами... Когда же вы застрелитесь?"
Маяковский спокойно ответил:
"Если дураки будут часто спрашивать об этом, то лучше уж застрелиться".


В.В. Маяковский: несколько зарисовок о жизни поэта и его окружения. Часть VIII


Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:
WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Исторические анекдоты" и "Ворчалки об истории", а также
Сонник по Фрейду
Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2023
abhoc@abhoc.com

В избранное