Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Исторические анекдоты от Старого Ворчуна


Owls

Исторические анекдоты
от Старого Ворчуна
Вып. 780

от 04.04.2015 г.



Если из истории убрать всю ложь,
то это совсем не значит, что останется одна только правда -
в результате может вообще ничего не остаться.
Станислав Ежи Лец


Анонс!

5 апреля выходит в свет 800-й выпуск Ворчалок об Истории:

Эдуард II, король Англии: путь никуда. Часть V. Охота на короля и его пленение



Портреты писателей (и не только) в воспоминаниях П.И. Боборыкина. Часть I



Широко известный во второй половине XIX века, а ныне изрядно подзабытый писатель Пётр Дмитриевич Боборыкин (1836-1921) оставил любопытные воспоминания “За пятьдесят лет”, из которых я извлёк портреты некоторых знаменитых его современников.

Граф Владимир Александрович Соллогуб

Мыза Карлово, что находится на окраине Дерпта (Тарту), с 1828 года принадлежала Фаддею Венедиктовичу Булгарину (1789-1859), который постоянно бывал там до 1837 года. Через некоторое время Булгарин начал сдавать Карлово внаём, и в середине 50-х годов XIX века после семейства князя Михаила Александровича Дондукова-Корсакова (1794-1869) на мызу въехал граф В.А. Соллогуб, уже давно ставший известным писателем.
Боборыкин тогда учился в Дерптском университете и был свидетелем этого события:
"В Карлове после Дондуковых поселилась семья автора “Тарантаса” графа В.А. Соллогуба, которого я впервые увидал у Дондуковых, когда он приехал подсмотреть для своего семейства квартиру ещё за год до найма булгаринских хором".

Первые впечатления Боборыкина об известном писателе были не слишком благоприятными:
"Признаюсь, он мне в тот визит к обывателям Карлова не особенно приглянулся. Наружностью он походил ещё на тогдашние портреты автора “Тарантаса”, без седины, с бакенбардами, с чувственным ртом, очень рослый, если не тучный, то плотный; держался он сутуловато и как бы умышленно небрежно, говорил, мешая французский жаргон с русским – скорее деланным тоном, часто острил и пускал в ход комические интонации.
Таким оставался он и позднее... но мы с ним всё-таки ладили. Я был к тому времени довольно уже обстрелянный “студиозус”, любящий поспорить и отстоять своё мнение".

Боборыкин невольно признаётся в том, что у него к тому времени уже сложилось определённое отношение к творчеству Соллогуба-писателя, что, конечно же, отразилось и на восприятии Соллогуба-человека:
"Как писатель тогдашний граф Соллогуб уже мало “импонировал” мне, как говорят в таких случаях. Не один я находил уже, что он разменялся на мелкие деньги. Его либеральная комедия “Чиновник” совсем меня не обманула ни в “цивическом” (гражданском), ни в художественном смысле".

Свою любовь к спорам, невзирая на авторитеты, молодой Боборыкин проявил почти сразу же после знакомства с графом Соллогубом:
"И в первый же вечер, когда граф (ещё в первую зиму) пригласил к себе слушать действие какой-то новой двухактной пьесы (которую Вера Самойлова попросила его написать для неё), студиозус, уже мечтавший тогда о дороге писателя, позволил себе довольно-таки сильную атаку и на замысел пьесы, и на отдельные лица, и, главное, на диалог.
И со мною согласилась прежде всех остальных слушателей сама графиня. Автор не обиделся, по крайней мере, не выказал никакого “генеральства”, почти не возражал и вскоре потом говорил нашим общим знакомым, что он пьесу доканчивать не будет, ссылаясь и на мои замечания.
От такого критического успеха я не возгордился".
Вера Васильевна Самойлова 2-я (по мужу Мичурина, 1824-1880) – известная русская актриса.
Сологуб очень спокойно перенёс сильную атаку дерзкого студента, но не отдалил его от себя, а, наоборот, делился с любознательным молодым человеком своими воспоминаниями о встречах со знаменитыми соотечественниками:
"И граф не стал вовсе избегать разговоров со мною. Напротив, от него я услыхал – за два сезона, особенно в Карлове – целую серию рассказов из его воспоминаний о Пушкине, которого он хорошо знал, Одоевском, Тургеневе, Григоровиче, Островском.
Он действительно был первый петербургский литератор, у которого Островский прочёл комедию “Свои люди - сочтёмся!”. И он искренно ценил его талант и значение как создателя бытового русского театра".

После таких бесед Боборыкин скорректировал своё мнение о графе Соллогубе, как писателе, правда, в либерально-демократическом духе:
"В таких людях, как граф Соллогуб, надо различать две половины: личность известного нравственного склада, продукт барски-дилетантской среды с разными “провинностями и шалушками”, и человека, преданного идее искусства и вообще, и в области литературного творчества. В нём сидел нелицемерный культ Пушкина и Гоголя; он в своё время, да и в эти годы, способен был поддержать своим сочувствием всякое новое дарование. Но связи с тогдашними передовыми идеями у него уже не было настолько, чтобы самому обновиться. Он уже растратил всё то, что имел, когда писал лучшие свои повести, вроде “Истории двух калош”, и свой “Тарантас”. Он действительно разменялся, кидаясь от театра (вплоть до водевиля) к этнографии, к разным видам полуписательской службы, состоя чиновником по специальным поручениям".

Да и для Сологуба-человека у Боборыкина нашлись потом добрые слова:
"В Соллогубе остался и бурш, когда-то учившийся в Дерпте, член русской корпорации. Сквозь его светскость чувствовался всё-таки особого пошиба барин, который и в петербургском монде в года молодости выделялся своим тоном и манерами, водился постоянно с писателями, и когда женился и зажил домом, собирал к себе пишущую братию".

Окончательно Боборыкина добил граф Сологуб своим отношением к молодёжи зимой 1859 года:
"В предпоследнюю мою дерптскую зиму он вошёл в наше сценическое любительство, когда мы с благотворительной целью (в пользу русской школы, где я преподавал) ставили спектакли в клубе “Casino”, давали и “Ревизора”, и “Свадьбу Кречинского”, и обе комедии Островского. Он приходил в наши уборные, гримировал нас и одевал, и угощал при этом шампанским".


Графиня Софья Михайловна Соллогуб

Жена графа В.А. Соллогуба, графиня Софья Михайловна Соллогуб (Виельгорская, 1820-1878), была замечательной женщиной и заслуживает отдельной главы.
Боборыкин вспоминает, что сразу же после приезда Соллогубов в Карлово, он
"стал часто бывать у Соллогубов, но больше у жены его, графини Софьи Михайловны (урожденной графини Виельгорской), чем у него, потому что он то и дело уезжал в Петербург, где состоял на какой-то службе, кажется по тюремному ведомству".
Да, красота графини оказала такое сильное влияние на нашего молодого человека, что даже спустя годы он как-то невнятно оправдывает свои частые посещения дома Соллогубов.
Впрочем, описывает графиню Боборыкин довольно скупыми мазками:
"Его жена, графиня Софья Михайловна, была для всего нашего кружка гораздо привлекательнее графа. Но первое время она казалась чопорной и даже странной, с особым тоном, жестами и говором немного на иностранный лад. Но она была - в её поколении - одна из самых милых женщин, каких я встречал среди наших барынь света и придворных сфер; а её мать вышла из семьи герцогов Биронов, и воспитывали её вместе с её сестрой Веневитиновой чрезвычайно строго".
Аполлинария Михайловна Веневитинова (Виельгорская, 1818-1884) в 1843 году вышла замуж за Алексея Владимировича Веневитинова (1806-1872), брата поэта Дмитрия Владимировича Веневитинова (1805-1827)..
Отмечал Боборыкин и давнее знакомство графини с Гоголем:
"Тогда графиня уже была матерью целой вереницы детей, и старшая дочь (теперь Е.В. Сабурова) ещё ходила в коротких платьях и носила прозвище Булки, каким окрестил её когда-то Гоголь.
Воспоминания о Гоголе были темой моих первых разговоров с графиней. Она задолго до его смерти была близка с ним, состояла с ним в переписке и много нам рассказывала из разных полос жизни автора “Мёртвых душ”".
Елизавета Владимировна Сабурова (Соллогуб, 1847-1932).
Напоследок Боборыкин делает почти идиллическую зарисовку:
"В маленьком кабинете графини (в Карлове) я читал ей в последнюю мою зиму и статьи, и беллетристику, в том числе и свои вещи. Тогда же я посвятил ей пьесу “Мать”, которая явилась в печати под псевдонимом".


Пётр Исаевич Вейнберг

С поэтом, переводчиком и журналистом Петром Исаевичем Вейнбергом (1831-1908) Боборыкин познакомился в 1861 году, когда тому было 30 лет, поэтому определённый интерес представляет зарисовка нестарого ещё литератора, которого все привыкли видеть на портретах позднего времени с окладистой бородой:
"Кто знаком с теперешней наружностью моего собрата – с его обликом “Нестора” петербургского писательского мира, - вряд ли мог бы составить себе понятие о тогдашнем его внешнем виде. Он был резкий брюнет, с бородкой, уже с редеющей шевелюрой на лбу и более закругленными чертами лица, но с тем же тоном и манерами. Дома он носил длинный рабочий сюртук – род шлафрока, принимал в первой, довольно просторной комнате, служившей редакторским кабинетом".

Вейнберг был тогда редактором еженедельного журнала “Век”, и упоминание об этом позволяет Боборыкину отметить ещё несколько черт личности Петра Исаевича:
"В “Веке” появился разбор моего “Ребёнка”, написанный самим редактором, - очень для меня лестный. Оценка эта исходила от такого серьёзного любителя и знатока сценического дела. Он раньше, в Петербурге же, играл Хлестакова в том знаменитом спектакле, когда был поставлен “Ревизор” в пользу [Литературного] “Фонда” и где Писемский (также хороший актёр) исполнял городничего, а все литературные “имена” выступали в немых лицах купцов, в том числе и Тургенев".
Алексей Феофилактович Писемский (1820-1881) – русский писатель.

Михаил Илларионович Михайлов

Литератора М.И. Михайлова (1829-1865) Боборыкин снабжает инициалами М.Л. по той простой причине, что все тогда говорили “Михаил Ларионович”; так и повелось.
Впервые Боборыкин увидел Михайлова ещё в свои юные годы, и был поражён его внешностью: "О М.Л. Михайлове я должен забежать вперёд, ещё к годам моего отрочества в Нижнем. Он жил там одно время у своего дяди, начальника соляного правления, и уже печатался; но я, гимназистом, видел его только издали, привлечённый его необычайно некрасивой наружностью. Кажется, я ещё и не смотрел на него тогда, как на настоящего писателя, и его беллетристические вещи (начиная с рассказа “Кружевница” и продолжая романом “Перелётные птицы”) читал уже в студенческие годы".
Познакомился же с Михайловым Боборыкин несколько позже, когда из Дерпта, где он учился в местном университете, он приехал в Петербург к известному поэту Якову Петровичу Полонскому (1819-1898):
"В первый раз я с ним говорил у Я.П. Полонского, когда являлся к тому, ещё дерптским студентом, автором первой моей комедии “Фразёры”. Когда я сказал ему у Полонского, что видал его когда-то в Нижнем, то Я.П. спросил с юмором:
"Вероятно, в каком-нибудь неприличном месте?"
И я вспомнил тогда, что Михайлова считали автором скабрезных куплетов на Нижегородскую ярмарку, где есть слобода Кунавино".

Ненавязчиво Боборыкин упоминает и о переходе Михайлова к полулегальной деятельности:
"После знакомства с Вейнбергом я столкнулся с Михайловым у Писемского вскоре после приезда моего в Петербург. Он, уходя, жаловался Писемскому на то, что у него совсем нет охоты писать беллетристику.
"А ведь я был романист!" -
вскричал он.
"Заучились, батюшка, заучились... Вот и растеряли талант!" -
пожурил его Писемский.
В эти годы Михайлов уже отдавался публицистике в целом ряде статей на разные “гражданские” темы в “Современнике”, и из-за границы, где долго жил, вернулся очень “красным” (как говорили тогда), что и сказалось в его дальнейшей судьбе".


Анекдоты о литераторах. Вып. 16. Английские поэты XVII века

(Продолжение следует)

Дорогие читатели! Старый Ворчун постарается ответить на все присланные письма.
Труды Старого Ворчуна:

WWW.ABHOC.COM ,
на котором собраны все выпуски рассылок "Исторические анекдоты" и "Ворчалки об истории", а также
Сонник по Фрейду
© Виталий Киселев (Старый Ворчун), 2015
abhoc@abhoc.com

В избранное