Приветствую вас, коллеги!

Продолжаем публикации эссе из серии "Чужие уроки". Сегодня - первое приближение к системообразующему понятию "старых денег": история Vereenigde Oostindische Compagnie (VOC).

* * *

 «Чужие уроки»

VOC

Сергей Голубицкий

Нумизмадицея

От внимательных читателей не мог ускользнуть общий знаменатель, к которому постоянно сводятся самые, на первый взгляд, разнородные биографии, описанные в нашей рассылке: будь то видных предпринимателей или корпоративных структур. Знаменатель условно можно отнести к исторической конспирологии — в той мере, в какой он усматривает за внешне никак не связанными между собой явлениями присутствие единого вектора власти и финансового контроля. В отличие, однако, от традиционных конспирологических теорий, от мутных бильдербургских клубов, «комитетов-300» и «богемных рощ», единым вектором «Чужих уроков» выступает не таинственная структура или организация, а некое вполне приземленное понятие —старые деньги.

В «старых деньгах» нет ничего мистического: они зародились в XII веке в Испании и Италии, в XIV переместились во Франкфурт, в XVI — в Антверпен, чуть позже — в провинции Утрехтской унии, пока окончательно не обосновались в Британии после успешного экспорта революции Оливера Кромвеля (XVII век). На уровне имен под «старыми деньгами» мы понимаем корпоративную спайку старинных финансовых домов Европы: Дельмонте, Суассо, Карвахаль, да Сильва, Медина, Гидеоны, Варбурги, Шиффы, Ротшильды — костяк, сформировавшийся к началу XIX века.
Для осознания реальных масштабов «старых денег» необходимо понимать, что речь идет не о миллионах и даже не о миллиардах долларов, фунтов стерлингов и гульденов, а о практически безмерных состояниях, накопление которых проходило веками. Значимость этих состояний подкрепляется не только родовыми банками, дворцами и многовековой эксплуатацией колоний, но и прямым доступом к денежным печатным станкам ведущих индустриальных держав , а заодно — и контролем над институтами политической власти.
Очевидно, что гипотеза «старых денег» делала наше обращение к истории лишь вопросом времени. Рано или поздно нам пришлось бы отвратить взгляд от занимательных сюжетов современного бизнеса и углубиться в прошлое, дабы найти в нем прямые ответы на такие, казалось бы, разноплановые вопросы настоящего: «Почему 70% всех алмазов в мире гранят в Антверпене?» Или: «Почему котировки золота послушно гуляют по узким коридорам, определяемым в одном из лондонских офисов?» Или совсем уж конкретное: «Как так случилось, что сразу после начала вторжения американской армии в Ирак, все 175 газет информационной империи Руперта Мердока, раскинувшейся от Болгарии и Индонезии до Австралии и Мексики, дружно опубликовали передовицы в поддержку агрессии?»
Мы предлагаем читателям совершить первое из задуманной серии назидательных погружений в прошлое и проследить удивительную судьбу VOC, Голландской ост-индской компании, пионера транснациональной корпоративной экспансии, первого в истории эмитента публичных акций, являвшегося на протяжении 200 лет крупнейшим бизнесом планеты, превратившим свою родину — Утрехтскую унию — в самую богатую страну мира, а затем тихо и бесславно обанкротившимся. Уроки VOC, наследие VOC — такова наша тема сегодня.

In utero

В январе 1579 года Нидерланды окончательно раскололись по религиозному признаку. Представители дворянства и духовенства южных провинций заключили в Аррасе соглашение в поддержку католической веры, закрепив, тем самым, еще основательнее испанское влияние во Фландрии и Брабанте, а протестанты северных земель подписали в Утрехте унию, которая быстро переросла из чисто военного союза в полноценное государственное образование.
Поначалу казалось, что семерка северных провинций совершает экономическое самоубийство, добровольно отрезая себя от Антверпена, крупнейшего торгового порта Европы. Однако скоро стало ясно, что амбиции купцов-реформаторов простираются гораздо дальше скромной интеграции в уже сложившуюся систему международной торговли.
Надо сказать, что система эта в XVI веке выглядела крайне незамысловато: весь мир был попросту поделен между двумя морскими державами. Тордесильясский договор 1494 года проводил демаркационную линию от Северного полюса к Южному по 46 градусу западной долготы, передавая моря и земли к востоку от этой черты Португальскому королевству, а к западу — королевствам Кастилии и Арагону (Испании).
Два обстоятельства заставляли остальных европейцев безропотно мириться с несправедливостью: во-первых, никто из них не обладал даже намеком на флот, способный противостоять иберийским морским державам, во-вторых, Тордесильясский договор был скреплен в 1506 году специальной буллой папы Юлия II, возлагавшей на Испанию и Португалию не только почетную миссию по обмену у аборигенов стеклянных бус на золотые слитки, но и святое право разжигать в заблудших душах огонь Христова прозрения на эксклюзивных началах. В подобной обстановке ясно, что для прекословия сложившемуся status quo, помимо военной воли, требовалась еще и особая теологическая независимость, коя обнаружилась лишь десятки лет спустя у протестантских наций.
Как бы там ни было, на протяжении всего XVI века международную торговлю развивали, как умели, лишь Испания и Португалия. И надо сказать, умели они жутко посредственно. Тому были причины не только объективные — малочисленность этих наций и, как следствие, их неспособность обеспечить экономические потребности континента в полном объеме, — но и субъективные, отражавшие специфику иберийского национального духа: кровожадная воинственность и беспощадность, выказываемая к аборигенам мужского пола, замечательно сочетались в испанцах и португальцах с утонченной куртуазностью и мягкостью в отношениях с прекрасной половиной человечества. В результате, на колонизированных территориях конкистадоры повально бракосочетались с туземками, плодили детей, проникались местным расслабленным настроением (тропический климат!), утрачивали былой пассионарный задор и постепенно отходили от дел благородного служения родине.
Совокупность указанных перипетий приводила к тому, что торгово-закупочная деятельность иберийских морских держав развивалась по изысканно-провинциальному сценарию. В качестве примера рассмотрим коммерческую модель португальцев — не только потому, что именно этой нации перешли дорогу голландские мореходы, но и потому, что испанская модель выстраивалась аналогично.
Итак: неимоверным напряжением сил лузитанам удавалось в лучшие времена отправлять в торговые экспедиции не более семи кораблей в год. Для опасных походов задействовались тяжелые и неуклюжие галеоны, которые были не способны пристать к берегам Индии зимой (из-за северо-восточных муссонов) и отплыть от них летом (из-за юго-западных муссонов), — фактор, обусловивший строгую сезонность каждого путешествия. Добавьте сюда среднюю продолжительность плавания в юго-восточную Азию в ту эпоху — полтора года туда, год — обратно, и вы получите печальный график поставок экзотических товаров (в основном, специй) на европейские рынки.
Дальше больше. Ревностно оберегая монопольные привилегии, Португалия дозволяла своим подданным перевозить товары исключительно на кораблях королевского флота. Любое отклонение от предписания расценивалось как преступление против короны и каралось смертью. Вместе с торговым людом в далекое плавание отправлялись в прямом смысле слова армии солдат-охранников и иезуитов-миссионеров, на содержание которых уходила львиная доля выделенных средств. Для пущего контроля галеоны снаряжались в поход и отплывали только из Лиссабона, возвращались непременно туда же. Столичный порт представлял собой гигантский пакгауз, предназначенный для принудительного временного хранения всех привезенных товаров. Разумеется, за очень и очень большие деньги.
Португалия в силу своего географического положения являлась глухой европейской провинцией (равно как и Испания), поэтому в Лиссабоне не было больших рынков и всё накопленное добро вывозили на подводах и легких судах в Антверпен, который и стал реальным торговым центром Европы: в период расцвета (середина XVI века) этот порт заглатывал ежедневно более 100 кораблей и 300 подвод. По веселой иронии судьбы, торговцы Антверпена, обеспечивающие ликвидность и устанавливающие цены на иберийские колониальные товары, являлись теми самыми марранами, которых за полвека до описываемых событий испанские и португальские радетели чистоты веры изгнали с полуострова.
Этот заунывно-провинциальный торговый механизм и вознамерились разрушить энергичные обитатели северных нидерландских провинций. Благоприятные условия для перехвата инициативы возникли к концу XVI века: сначала Испания в пылу религиозной схватки учинила погром в Антверпене (1576), растерзав 6 000 несчастных торговых евреев и спалив дотла 600 домов. Выжившие купцы и банкиры бежали в Амстердам и Роттердам, крупнейшие порты северных провинций, разрушив, тем самым, всю цепочку иберийской колониальной торговли. Затем британский флот под начальством лорда Говарда разметал по Северному морю весь цвет испанского флота — т.н. Великую Армаду (1588), передав эстафету доблестным британским пиратам, которые никогда уже больше не оставляли иберийских мореходов в покое. Наконец, Португалия по злополучному стечению обстоятельств (бездетный король Себастьян Желанный пал в сражении с сарацинами и престол достался его родственнику — испанскому королю Филиппу II) утратила независимость, подпав на добрые 60 лет под власть своего соседа (1580—1640).
Описанные события создали уникальную брешь в безраздельной торговой монополии и морском владычестве иберийских держав, и динамичные голландцы не преминули в эту брешь вклиниться. Поначалу торговый люд северных провинций действовал застенчиво и с оглядкой: для финансирования каждого похода в Восточные Индии создавалась отдельная компания (т.н. voor-compagnie), которая распускалась сразу после успешного завершения мероприятия. Ограниченные финансовые возможности не позволяли снаряжать за раз более трех кораблей, а также обеспечить должное военное прикрытие для защиты от конкурентов (испанцев, португальцев и англичан), поэтому на первых порах (90-е годы XVI века) морские достижения Утрехтской унии оказались более чем скромными. Тем не менее, даже этой малости хватило, чтобы за четыре года (1598—1602) выйти на обороты, превышающие португальские: шесть ведущих городов северных провинций отправили в Восточные Индии 51 корабль, и это принесло владельцам voor-compagnies 700% прибыли.
Исторический перелом, однако, наступил только после того, как в экспедиции голландских мореходов вложились бывшие антверпенские банкиры, бежавшие от испанских погромов. Колоссальный финансовый капитал позволил вывести торговые операции на совершенно иной уровень, который, в итоге, и обеспечил Нидерландам доминирующее положение на протяжении двух столетий.

Modus vivendi

Объединенная ост-индская компания (по-голландски: Vereenigde Oostindische Compagnie или сокращенно VOC) была учреждена 20 марта 1602 года на основании хартии, выданной сроком на 21 год Генеральными Штатами . Помимо монополии на торговлю, VOC наделялась уникальными правами заключать соглашения, объявлять и вести войну от имени самих Генеральных Штатов, иными словами, полностью представлять интересы государства за рубежом.
VOC состояла из шести Палат (Kamers) по числу портовых городов, принявших участие в формировании уставного капитала: Амстердам, Миддельбург, Энкгуйзен, Делфт, Хоорн и Роттердам. Делегаты Палат избирали специальный комитет — «Семнадцать Господ» (Heeren XVII), реализовывавший верховную власть в компании. 8 членов в комитет «Семнадцати Господ» делегировал Амстердам, 4 — Миддельбург, остальные города — по одному. Последнее, 17-е, место в комитете получали по ротации все Палаты, за исключением Амстердама. Очевидно, что система выстраивалась для уравнения интересов доминирующей Палаты Амстердама и всех остальных участников мероприятия.
Распределение уставного капитала VOC по Палатам выглядело следующим образом:

Устав VOC закреплял право любого гражданина Объединенных провинций стать акционером торговой компании. История трепетно донесла до нас никчемушные имена ложкаря Тийса Диркзуна, внесшего 150 гульденов, и швеи Клациен Клаасдохтер — 100 гульденов. В общей сложности VOC насчитывала 1 143 акционера, что, несомненно, является самым ранним в истории примером подлинного триумфа демократии и капитализма. Другое дело, что 40% акций VOC контролировали беженцы из Амстердама (301 акционер), возглавляемые Исааком ле Мером (внес 85 тысяч гульденов).
В исторической перспективе затея VOC выглядела в равной мере амбициозно и фантастически — шутка сказать: вызов величайшим морским державам (Португалии, Испании и набирающей мощь Британии) бросала одна коммерческая структура, представляющая, к тому же, еще и государство, учрежденное 23 года назад (Утрехтская уния 1579 года). Поглядим же, как VOC расправилась с каждым из своих соперников.
Начнем с Португалии. В отличие от иберийских мореходов, добровольно обременивших себя духовной миссией, VOC религиозными амбициями не страдала. Голландская флегматичность и упорство, помноженные на иудейскую изобретательность и хитрость, полностью исключили вопросы веры из уравнения. VOC было глубоко наплевать, какому богу молятся малайцы, китайцы, индийцы и японцы, главная задача — заполучить мускатный орех, гвоздичное масло, перец и корицу — четыре специи, превратившие в скором времени Утрехтскую унию в богатейшую страну Европы.
Существенная экономия на содержании армии миссионеров позволила VOC сосредоточиться на военном аспекте торговой деятельности и добиться в этом направлении неслыханных результатов. «17 Господ» рассудило, что на начальном этапе экспансии было неразумно вступать в морские сражения с португальцами, поэтому корабли VOC отказались от традиционного пути в юго-восточную Азию (вдоль восточного побережья Африки и далее — к Индии, Цейлону и Малайзии) и проложили собственный новый путь: южнее Мадагаскара через Индийский океан до 120 меридиана, а затем на север — к острову Ява. По пути следования голландцы основали перспективную колонию у мыса Доброй Надежды (Ян ван Рибек, 1652) и открыли Австралию (прозванную Новой Голландией, 1606).
Идея заключалась в том, чтобы основать на Джаве форпост, укрепить его, передислоцировать на места войска и лишь затем разобраться с конкурентами. Так на карте появился город Батавия (ныне — столица Индонезии, Джакарта) с непобедимым гарнизоном и свирепым генерал-губернатором — Яном Питерзуном Коеном. Коен методично и спокойно вырезал всех сопротивлявшихся туземцев, а затем расправился с англичанами и португальцами. В противовес любвеобильным иберийцам сотрудники VOC не западали на местных красавиц, не вступали в смешанные браки и не стремились променять родные польдеры на джунгли тропиков. Такой подход позволил VOC без лишних угрызений совести физически истребить руками Коена, а затем и его последователей на посту генерал-губернатора Голландских Восточных Индий, всех противников, не делая — что показательно! — исключений ни для безбожников-аборигенов, ни для братьев во Христе из Британии и Португалии.
Ян Питерзун Коен, вошедший в историю знаменитой максимой «Dispereert niet, ontziet uw vijanden niet, want God is met ons!» (Не отчаивайся и не щади врагов, потому как Господь пребывает с нами), убедительно продемонстрировал эффективность в бизнесе протестантской логики: «Прости, старик, ничего личного!» Когда в 1623 году на острове Амбон Коен руководил пытками и рубил головы благородным джентльменам из конкурирующей Английской ост-индской компании, он отнюдь не испытывал эмоционального сладострастия (иберийская слабинка!), а лишь преследовал простую, как гульден, цель: выдавить англичан с острова и установить монополию VOC на производство гвоздичного масла. Забавно, что «амбонская бойня» проходила в период действия мирного соглашения, подписанного Британией и Нидерландами в 1619 году.
Военно-торговая экспансия VOC шла на север. После острова Ява голландцы захватили Борнео и Суматру, выдавили португальцев с Цейлона (монополия корицы), закрепились в Малайзии, проникли на китайский рынок через остров Формоза (Тайвань) и добились эксклюзивных партнерских отношений с Японией, торговавшей на протяжении 200 лет с внешним миром исключительно через представительство VOC на острове Дешима. Можно спекулировать на тему близости самурайского духа и голландской беспощадной целеустремленности, однако факт остается фактом: португальцев японцы с позором выгнали.
К 1669 году VOC превратилась в самую богатую частную компанию мира, на балансе которой состояло 150 торговых судов, 40 военных кораблей, 50 тысяч сотрудников и собственная 10-тысячная армия. Выплата дивидендов достигла 75% в год — факт, безусловно, сказавшийся на благосостоянии всего государства. К этому времени Нидерланды уже завершили 80-летнее военное противостояние с Испанией, переломив в 1639 году хребет Армады в решающем морском сражении (77 кораблей потоплено, 24 тысячи солдат убито). Мюнстерский мирный договор (1648), хоть и не принес вожделенные южные провинции (Фландрию и Брабант), однако санкционировал полное закрытие судоходства по реке Шельде, соединявшей Антверпен с морем, тем самым окончательно утвердив торговую монополию портов северных провинций.
Мы приблизились к самой драматичной главе нашей истории: Нидерланды, достигнув экономического и военного величия, дополненного беспрецедентным развитием науки и искусства, неожиданно покатились в конце XVII века под гору. Рост торгового оборота VOC продолжался, монополия укреплялась, однако на дивиденды оставалось все меньше и меньше денег: почти все доходы компании поглощала гигантская машина, которая на глазах превращалась из динамичного коммерческого предприятия в болотообразный modus vivendi гражданского населения: десятки тысяч голландцев поступали на службу в VOC, уплывали в далекие азиатские колонии, страдали от малярии, получали зарплату, приторговывали на стороне, сколачивали скромное состояние, возвращались к родным польдерам и умирали в умиротворенном сознании выполненного долга. Добавьте сюда изменение рыночной конъюнктуры, выход специй из моды и — главное! — полную неспособность руководства VOC переориентировать экономическую деятельность компании на иные перспективные рынки (например, жесткую древесину, составляющую сегодня одну из основ экспорта Индонезии), и вы получите картину печального умирания некогда самой блестящей европейской деловой инициативы.

Ad posteros

Принято считать, что крушение экономической мощи Нидерландов связано с неудачной политической ставкой на революционное движение. Вначале славные мореходы поддержали Соединенные Штаты Америки в их борьбе за независимость, в результате чего озлобленная Британия уничтожила голландский военный флот (четырехлетняя война 1780—1784 годов), а заодно конфисковала и большую часть имущества VOC в юго-восточной Азии — корабли, фактории, склады, форпосты и рынки сбыта. Затем Патриотическая партия Нидерландов, напитавшись ядом «Égalité, Liberté, Fraternité», повергла страну в прусскую (1787) и французскую оккупации (1795). Последнее событие привело не только к утрате независимости, но и переименованию страны (в Батавскую республику).
К экономическим причинам гибели VOC ученые мужи относят целый букет, на наш взгляд, второстепенных факторов, кои, тем не менее, полезно довести до читателя:
1. VOC утратила монополию на специи, поскольку сосредоточилась на ревностной защите плантаций в Восточных Индиях вместо того, чтобы вслед за англичанами и французами попытаться культивировать растения в других, экономически более выгодных местах (яркий пример — удачный перенос гвоздичного дерева с Амбона на французский остров Маврикий в Индийском океане).
2. Торговая флотилия VOC состояла из легких судов, которым для окупаемости приходилось перевозить только товар повышенной рентабельности (специи, кофе, чай). В долгосрочной стратегической перспективе гораздо более выгодным товаром могли стать жесткие породы тропического леса — ведь даже собственные корабли голландцы строили из древесины, закупаемой втридорога в Скандинавии и странах Балтии.
3. Во второй половине XVIII века произошло резкое изменение рыночной конъюнктуры: вместо перца, мускатного ореха и гвоздичного масла наибольшим спросом стали пользоваться кофе и чай, на которые у VOC никогда не было монополии.
4. VOC в пух и прах проиграла торговую схватку со своим основным конкурентом в колониях — Английской ост-индской компанией (АОИК). Голландцы торговали по старинке, скупая за бесценок у местных предпринимателей товары, которые последние несли в фактории VOC от безвыходности положения. Британцы же разработали и воплотили гениальную схему, совмещающую бартерные цепочки с инициативой местного криминалитета (вот оно — рождение института зиц-председателей!). Выглядела эта схема приблизительно таким образом: китайские агенты АОИК получали у британских хозяев оружие и обменивали его на перец у местных пиратов под самым носом у VOC — в проливе Сунда (между островами Суматра и Ява). Перец китайцы несли обратно в АОИК и обменивали на опиум, который англичане производили на фабрике в Бенкулу. Опиум китайцы везли на родину, где этот товар пользовался феноменальным спросом, а на вырученные деньги закупали чай, который корабли АОИК чинно доставляли в Лондон — аккурат к Five O’Clock Tea. Знаете, какая суммарная рентабельность была у этой гениальной цепочки? 1 000 «концов» и выше .
5. VOC проиграла торговую схватку и пиратам, которые на своих быстроходных лодках не только легко уходили от погони голландских военных кораблей, но и поднимались высоко вверх по течению островных рек, торгуя по выгодным ценам с оторванными от цивилизации племенами.
6. Наконец, двухсотлетняя компания стала жертвой закономерного одряхления и бюрократизации: расслабленное управление в центре («17 Господ», вечно пребывающих не «в теме»), отвратительная бухгалтерия, разнесенная по шести Палатам VOC и не сводимая воедино, неподъемные расходы на содержание армии солдат и управленцев в колониях, повальная коррупция на всех уровнях, спорадическое и недостаточное кредитование.
Спору нет: перечисленные проигрышные обстоятельства явно способствовали умерщвлению двухсотлетней старухи. Рискну, тем не менее, предположить: если бы не одна скрытая от глаз широкой публики метаморфоза, VOC благополучно умирала бы и по сей день. О какой метаморфозе идет речь? Намек прозвучал абзацем выше: «недостаточное кредитование». Именно это обстоятельство определило незавидную судьбу первой транснациональной компании в истории. Когда это произошло? Полагаю, в конце 1688 года, когда штатгальтер Голландии Вильгельм Оранский высадился в Торбее и под восторженные крики толпы лишил Иакова II короны, реставрировал протестантство и провел через Парламент великий «Акт веротерпимости» (Toleration Act), ознаменовавший начало активного оттока банковских капиталов из Нидерландов в Британию, связанного с прямым переселением из Утрехтской унии в Лондон банкиров Антверпена — тех самых «южан», что обеспечивали на протяжении века особый размах и особый успех VOC.
В истории «старых денег» начиналась новая глава.

* * *

Мы ждем вас в vCollege! Не упустите уникальный шанс получить блестящее образование в самой "горячей" области - финансовом интернет-трейдинге, тем более, что период экономического кризиса - лучшее время для начала биржевых инвестиций. Практически все состояния мира созидались именно в такое - кризисное - время!

Искренне ваш,

Сергей Голубицкий