Приветствуем Вас на страницах рассылки "Новый день с FinancialFamily!" и сегодня мы начинаем этот день с увлекательной и полезной статьи под названием "Почему я не инвестирую в рунет". Вы можете также прочесть множество другой интересной и важной информации по адресу: http://www.financialfamily.ru
Почему я не инвестирую в рунет
Автор статьи: Елена Рыцарева, bishelp.ru
Александра Джонсон одна из немногих женщин — венчурных инвесторов в Кремниевой долине. Два года назад она решила принять участие в самом, пожалуй, рискованном проекте ее жизни: создать совместный венчурный фонд с абсолютно не подходящей для этого вида деятельности структурой — российским госбанком ВТБ. Но, как ни странно, машинка заработала. Вот-вот фонд «DFJ ВТБ Аврора», где Джонсон является управляющим директором, должен сделать первую инвестицию в российскую инновационную фирму. Ее название скрывается,
известно лишь, что она не будет иметь никакого отношения к интернету. Александра Джонсон рассказала «Эксперту», почему ее не привлекают российские интернет-компании.
— Будут ли западные венчурные инвесторы вкладываться в российский интернет?
— Да, будут, потому что на этом можно заработать. И на самом деле, наверное, для западного инвестора это легче, чем строить заводы и так далее. Если какой-то сервис — это русскоязычная копия понятной бизнес-модели, которая на Западе уже себя оправдала, то почему же на этом не заработать? Вот недавно был проинвестирован проект kupi.com. Но посмотрите на этот сайт, разве там есть оригинальные идеи?
— Следует ли венчуристам и в России инвестировать в проекты, которые должны стать глобальными?
— Российский рынок для меня — это сочетание того, что делают Израиль и Китай. Израиль изначально делал компании, ориентированные на глобальный рынок, потому что там своего нет, Китай насыщал и насыщает свой. Так вот, российский рынок интернета настолько ненасыщенный, что инвестиции в локальные проекты вполне могут себя оправдать. С другой стороны, пока здесь не будет проникновения такого интернета, какой есть на Западе, или такой массы пользователей, как в Китае, венчурный капитал сильно стремиться сюда
не будет. Почему американские инвесторы, например, идут в Китай? Потому что на такой массе пользователей может сыграть даже маленькая бизнес-идея. В России такого эффекта не будет. Зато трудностей много. Например, вы захотите инвестировать в компанию, занимающуюся электронной коммерцией, вроде «Озона». У меня первый вопрос: как вы будете делать масштабирование этой бизнес-модели? Вот пользователь из города Грязи в интернете зарегистрировался, купил что-то. А там дороги есть? Кто доставит покупку в результате?
Почта за двадцать восемь дней? Это все теряет смысл.
— Почему вашему фонду интереснее инвестировать в другие отрасли?
— В России, я считаю, нужно идти туда, где нет толпы. А на российском рынке нигде, кроме интернета, толпы нет.
— А нашим интернет-компаниям легче найти деньги, чем компаниям из других отраслей?
— На российском рынке? Конечно, конечно да! Потому что фондов, специализирующихся на интернете, даже в России достаточно. А остальным куда идти? Вот инноватор изобрел промышленную технологию. Куда ему с ней идти, если потребитель — монополист? Как ему соревноваться с местными газпромами? Это очень трудно. Поэтому венчурные фонды, которые работают на российском рынке, должны быть частно-государственными. Потому что большим корпорациям выгодно сохранять статус-кво, и только господдержка может дать инноватору
шанс вырасти.
— Частные российские деньги тоже мало интересуются высокими технологиями…
— Ну есть исключения — фонд «Северстали» Алексея Мордашова, Михаил Прохоров. Но в целом, если предприниматель может на вложенные сто долларов заработать двести, то он пойдет туда, где быстрее эти деньги заработает. На западном рынке на технологиях люди давно уже много и хорошо зарабатывают. Они понимают, что это деньги, которых стоят Apple, Cisco, Google.
А на российском рынке мы все ждем и надеемся: скоро «Яндекс» пойдет на IPO! Скоро всему миру покажет, что и в России можно заработать на технологиях! А пока этого не случится, частных российских денег тут не будет. А если нет частных российских денег, то и западный инвестор говорит: извините, ваши грамотные инвесторы вот в эти фонды не вкладывают, почему я вкладывать должен? И получается такой замкнутый круг.
И тут необходимо государство. Если смотреть на историю развития венчурного капитала, американское государство поддерживало малый бизнес вначале, и венчурные инвесторы брали у него деньги. Главное, чтобы правила игры были хорошо составлены и чтобы не прокуратура определяла инновационность проектов — так, на всякий случай, — а инвестиционный приоритет.
— Во что вы собираетесь инвестировать в России?
— Больше всего нас привлекает материаловедение. В России существовал миф, что все ученые уехали за границу и там создали что-то великое. А если расспросить, кто же все-таки что-то построил, то я знаю, наверное, одного человека. Это Валентин Гапонцев, который производит лазерное оборудование, об этом писал «Эксперт» (см. «Скорость русского фотона» [1], № 27 за 2008 год). Очень многие остались в России. И они сдались от того, наверное, что никто не может оценить, насколько уникальна у них технология и, главное,
можно ли ее коммерциализировать. Этим на самом деле никакие инвестфонды не занимались, потому что это тяжелый процесс.
— А почему этим выгодно заниматься сейчас?
— Появились институты развития. Можно неоднозначно относиться к Роснано, но я считаю, что это здорово. Потому что там огромная армия сотрудников, натренированных именно на анализ технологий. А мы можем подтянуть западных экспертов, которые помогут оценить их уникальность, посмотреть по инвестциклам, по срокам. Что-то, конечно, придется десять лет строить, но и такие проекты тоже нужны. Наш фонд ищет такие проекты, которые можно взять, испытывать год-два и потом продать.
В июне в Россию приезжали ректор, несколько деканов и ведущие эксперты из Массачусетского технологического института (MIT). И мне посчастливилось походить с ними по московским вузам, мы смотрели презентации в МФТИ, в МГУ. И там было несколько проектов, познакомившись с которыми американцы сказали: «Да, в этом что-то есть». Конечно, было много такого, что они уже видели и пять лет назад, и десять, но были и вполне интересные идеи, интересные для MIT.
Если посмотреть на все российские прорывы, то они выходили именно из научных школ, не было там Кулибиных в гараже. Как в идеале должен работать наш фонд? Надо взять научные школы, которые совершенно точно сохранились и работают. А потом наложить их на студентов, на новое поколение, у которого мышление уже явно заточено на бизнес. Естественно, мы не сделаем тридцать компаний. Но вы знаете, если мы сделаем пять, в которых будет реальная научная база, уже с наработками, то это будет хорошо.
Также Вы можете прямо сейчас продолжить чтение увлекательной и полезной информации на следующие темы: