Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

О горских евреях

Рассылка закрыта

При закрытии подписчики были переданы в рассылку "Jewish News" на которую и рекомендуем вам подписаться.

Вы можете найти рассылки сходной тематики в Каталоге рассылок.

←   Январь 2001   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30
31
Автор
Михаил Могилевский

Статистика

585 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

О горских евреях


Служба Рассылок Subscribe.Ru проекта Citycat.Ru
Здравствуйте!

Посетите интернет-журнал "ЕВРЕИ-ГОРЦЫ" ( Http://jews.nm.ru )

**********************************

Современная литература евреев Кавказа

КАК Я ВОСКРЕС
(Хизгил Авшалумов)

Я умер. Но умер не наяву, а во сне и поэтому видел, чувствовал и слышал все, что происходило со мной и вокруг меня.

Едва неумолимый ангел смерти - Азраил вместе с последним вздохом отнял мою душу, меня раздели догола и сняли с кровати (покойнику, мол, незачем без дела воляться в постели). Тело мое еще не остыло, когда его положили на голый пол в одном из углов комнаты (теперь все равно никакая хворь к нему не пристанет). Угол завесили белой простыней (неприлично ведь взрослому мужчине, если он даже мертв, растянуться нагишом на виду у всех). У моего изголовья поставили священный огонь - зажженную лампу.

Потом меня тщятельно омыли горячей водой (видимо, в рай не пускают без предварительной санобработки), завернули в белоснежный саван.

После всех этих и других процедур, предусмотренных обрядом (знаете, иногда живому легче попасть на прием к начальнику-бюрократу, чем покойнику в свою яму), меня положили на погребальные носилки, покрыли черной материей и быстро понесли на кладбище.

Впереди процессии шли мои сестры, тетки, двоюродные и троюродные сестры моей бабушки (жена осталась с детьми дома, она от горя не в состоянии была двигаться).

Все мои родственицы рвали на себе волосы, царапали себе лица, прыгали и громко причитали. Выше всех прыгала, несмотря на свои шестьдесят лет, и громче всех причитала моя мачеха. Пусть, мол, люди знают, что она, мачеха, тяжелее всех переживает кончину своего пасынка.

И, глядя на мачеху, я невольно вспомнил свое безрадостное детство: как она из-за лишнего куска хлеба била меня смертным боем и как за малеюшую провинность щипала и кусала меня.

"Эх, мачеха, мачеха! - думал я с горечью. - Если бы ты с таким же усердием работала в колхозе, с каким колотила меня твое имя давно занесли бы на Доску почета".

Но я смотрел на все происходящее безпристрастно, равнодушно, как и пологается мертвому. Однако, когда со своих носилок, покачивающихся на плечах моих согласно шагающих друзей, как на волнах, я бросил прощальный взгляд на родной город, освещенный лучами предзакатного солнца, меня охватили невывразимая тоска и волнение. ОН, этот город, был мне дорог и мил. Здесь я вырос, познал волнения первой любви.Город из года в год рос и хорошел на моих глазах. Многие здания в нем были выстроены при моем участии, и я смотрел на них, как смотрит старый садовник на деревья, посаженные и выращенные его заботливыми руками (при жизни я был бригадиром одной из строительных бригад).

Горькая, но полынь, жгучая, как молния, мысль о том, что я на веки вечные расстаюсь со своим городом, детьми, женой, что я умираю, не дожив до старости, возмутила меня, все во мне восстало.

Мне пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы подавить в себе эти земные переходящие чувства и покориться своей участи, памятуя, что покойник должен вести себя, как жених перед венцом, - тише воды, ниже травы, иначе потеряет уважение со стороны живых.

Все шло чинно и строго, как пологается по обряду. Похоронная процессия вступила на кладбище. Носилки со мной осторожно сняли с плеч и бережно положили у свежевырытой могилы, откуда несло сыростью и тленом. Кругом возвышались надгробные камни и безымянные холмики, застывшие в скорбном молчании. Они наводили меня на грустные мысли. Невольно приходили на память печальные строки величайшего из поэтов Омара Хаяма:

Друг мой, в могилу скоро ляжешь ты,
Где света нет, любви и красоты,
Слушай, эту тайну никому не открывай, -
Не расцветают вновь увядшие цветы...

Я ждал: вот-вот снимут меня с носилок, положат в яму, и мир с голубым небом, горячим солнцем и мерцающими звездами навсегда захлопнется передо мною. Но в это время чей то голос объявил об открытии траурного митинга по поводу моих похорон. От имени коллектива и профсоюзной организации СМУ дали слово пожилому мастеру Дада Бадаеву, бригадиру второй строительной бригады, с которой соревновалась моя бригада.

Грусть моя несколько смягчилась, когда я услышал его знакомый и сердечный голос. Я не сомневался, что этот седой человек с добрыми глазами скажет обо мне людям несколько задушевных слов...

Но какой же удар я испытал, когда увидел, что он вытащил из кармана несколько листков, напечатанных на машинке, и, запинаясь, начал читать, впиваясь близорукими глазами в текст:

"За последние годы у нас повсеместно широким фронтом развернулось жилищно-бытовое строительство... Наш боевой девиз - строить быстро, дешево и высококачественно..."

Дальше оратор сообщил похоронной процессии о прроизводственных показателях нашей строительной организации, доложил, где и что она строила за последние годы, упомянул несколько передовиков производства, в том числе и меня. Обо мне он сказал, что я "ловко орудуя мастерком и свободной левой рукой, в одну смену перекрывал по две с лишним нормы".

Старик и сам, видно, чувствовал, что говорит не то. Он с досадой дергал головой, хмурился, кряхтел, но продолжал читать речь, написанную, видимо, для него каким-то административным сухарем. В конце своего выступления он бросил все-таки в мою сторону поспешный взгляд, но, боясь надолго оторваться от бумаги, продолжал чтение:

- Дорогой Хизгил! Пусть терхэтажный двадцатиквартирный дом, который мы строим со всеми коммунальными удобствами на улице Веселые ребята, будет памятником тебе за твой доблестный труд в нашем коллективе. Спи спокойно, дорогой... Прошай и до свидания!..

Я незаметно объвел взглядом лица столпившихся на кладбище людей. Нарушив приличествующую моменту скорбь, они - о, ужас! - весело улыбались. Один коротконогий, большеголовый, пучеглазый толстяк без всякого стеснения хихикал так, будто его щекотали.

От досады и возмущения я чуть не повернулся на носилках. "Ну зачем доброму Дада Бадаеву потребовалось выступать с этим отчетным докладом на моих похоронах? - сокрушался я. - Неужели в дни большой радости или большого горя у каждого из нас не найдется несколько сердечных слов?.. А какое же горе больше, чем смерть друга, товарища?.. Ведь в человеческом языке столько славных, верных слов. Неужули я только занимался в своей жизни тем, что "ловко орудовал мастерком и сжимал кирпич левой рукой?" Разве не был я любящим мужем, нежным отцом, верным другом, разве не бало у меня радостей и горестей, мечтаний и стремлений?! Почему обо всем этом не сказали ни слова"?

Толстяк, придерживая обеими руками свой тугой живот, точно боясь уронить его, уже не хихикал, а хохотал.

Вдруг и мне самому стало смешно. Сперва тихо, а потом все громче и громче начал я хохотать. Все мое тело содрогалось от смеха.

Как я ни старался сдержать себя, ничего не выходило. (Что это за порядок, если покойники начнут смеяться над живыми, -до сих пор всегда былонаоборот).

От моего громкого, раскатистого смеха черное покрывало над носилками колыхалось все сильнее, как от крепкого ветра. К удивлению всех, я вдруг ожил, встал и сбросил с себя мрачное покрывало.

Я слышал, что смех излечивает от многих болезней, а на этот раз смех излечил меня от самой страшной шутки - смерти.

Проснувшись в то утро, я сказал жене:

- Знаешь, если я умру раньше тебя, пусть над моей могилой не устраивют митинга.

На следующей неделе - О некоторых параллелях в ономастике горских евреев и иудейских хазар.

************************************
Посетите интернет-журнал "ЕВРЕИ-ГОРЦЫ" ( Http://jews.nm.ru )

************************************

Ведущий рассылки - Яков Ильягуев
E-mail: yasha@nm.ru

http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru
Поиск
В избранное