Уважаемые подписчики рассылки "Театральная Москва"! Обратная связь осуществляется через почтовый ящик Yan-sosnov@yandex.ru и через форум рассылки: http://teatr-forum.narod.ru.

Сегодня в выпуске:

1. Сегодня! «Морфий» М. Булгаков.
2. «Золотая маска» устала бегать за шедеврами.
3. Фестиваль. «Вишневый сад» Е. Марчелли.
4. Интересно. Мюзикл "Властелин колец" провалился.
5. Неинтересно. Джулия Робертс променяла Голливуд на Бродвей.
6. Театральный март (2-я половина). Рецензии.

1. Сегодня! «Морфий» М. Булгаков.

Сегодня, 4 апреля,  в 19:30

« М О Р Ф И Й »

по произведению М.А. Булгакова.

представляет Московский ассоциативный театр «Вторая лягушка» 

Спектакль – участник Международного театрального фестиваля «Русская Классика»

Показ спектакля состоится на сцене Дома-музея М.А. Булгакова.

адрес: ул. Большая Садовая, дом 10, на первом этаже.

Подробнее – здесь: http://www.dombulgakova.ru

Не пропустите!

Вход свободный.

2. «Золотая маска» устала бегать за шедеврами.

29 марта стартовал XII фестиваль «Золотая маска». Эти два слова стали для публики символом всего самого помпезного и элитарного в театре, верхушкой театрального истеблишмента.

Эти два слова с большой буквы рекламируют театр как общественный институт, являются синонимом столичной славы и ассоциируют московскую весну с пробуждением театральной активности.

«Золотая маска» – ВДНХ российского театра, которая и гордится этим, от этого же и страдает. Помпезная, «виповская», в духе западных награждений, церемония вручения национальных премий венчает трехнедельный марафон из полусотни названий: лучших свершений со всей России во всех жанрах театрального искусства – начиная от многотонной оперы и кончая куколками в полпальца, начиная от махровой классики и завершая самым крутым, шокирующим авангардом.

Так было все эти 12 лет. «Маска» выполняла роль талантливого организатора театрального пространства России, выставляя на ее поле метки, вехи и знаки качества.

Она рождала имена, она показывала Москве, чем живет провинция, и заставляла последнюю гордиться за себя, а первую гордиться за последнюю. «Золотая маска» попыталась восстановить баланс между провинциальной культурой и столичным истеблишментом, предлагая возможность (или хотя бы мечту) пешке выйти в королевы. Структурируя театральное пространство, «Золотая маска» заставляла поверить в то, что провинциальность – не географическое понятие, а мозговое, сугубо эстетическое.

«Золотая маска» – идеальная технология, техника успеха. Это совершенный информационный ресурс, бренд, способный донести слово «театр» не только до тех, кто ниже его, но, что важнее, до тех, кто считает себя выше его. И до тех, кто способен оплатить непомерные расходы национального фестиваля. Порой бывало – в связи с приездом какой-нибудь Новосибирской оперы, – через всю Россию перемещают целые самолеты людей (чтобы организовать показ «Аиды» в Кремлевском дворце, нужно было переместить из столицы Сибири и разместить в Москве около 500 человек, уже не говоря о многотонной декорации и реквизите).

Как событие номер один театрального мира «Золотая маска» всегда вызывала на себя огонь нелояльной прессы. Фестиваль лучших спектаклей был поводом сказать, что есть и другие мнения насчет того, что в театре лучшее. А также поводом гневливо проорать: «А судьи кто?»

Скандал сопровождал «Маску» круглогодично. Особо кризисным было четвертое вручение премии, когда режиссер Владимир Мирзоев и сценаристы церемонии Михаил Угаров и Елена Гремина устроили в Вахтанговском театре целую провокацию: торжественное вручение премий превратилось в «похороны» театра, в замогильную насмешку над идеологией успеха.

Трагический колорит церемонии в духе «Театр умер, а мы еще нет» завершился еще большим кощунством: четыре премии одна за другой на глазах столичных мэтров, пришедших за своим куском славы, уплывали Омскому драматическому театру – очень достойному режиссеру Владимиру Петрову, но совсем не бесспорному его спектаклю «Женщина в песках». Этот случай не только создал прецедент неадекватного распределения наград, но дал почву к разговорам о продажности премии.

И более того – к представлению о том, что «Маска» может как открыть карьеру (скажем, в истории фестиваля был случай, когда воронежской актрисе после получения «Маски» как лучшей актрисе России губернатор вручил ключи от новой квартиры), так и заморозить карьеру на несколько лет, как это случилось с ни в чем не повинным Владимиром Петровым.

В этом году «Золотая маска» столкнулась с более сложными вопросами – с управленческим и идеологическим кризисом. Сразу за обнародованием списка номинантов и афиши фестиваля в январе воспоследовали обвинения в коррупции и окостенении фестиваля, в однообразии имен, «обязательных» к отбору в фестивальную афишу. Возможно, с уходом продюсера Эдуарда Боякова из кресла директора премии, а скорее всего, с общим процессом «уставания» театральной идеи, из «Золотой маски» ушел креатив. И сегодня справедливыми кажутся обвинения фестиваля в бюрократическом, чиновническом подходе к делу.

У «Золотой маски» всегда был заготовлен один аргумент против любых притязаний и нареканий: «Каков российский театральный сезон, таков и последующий фестиваль». Мол, качество фестивальной афиши зависит от «плодовитости» российского театра в узкий отрезок времени, именуемый театральным сезоном.

Аргумент этот можно признать самодостаточным, а может, счесть и отговоркой. Дело не в том, что земля русская может и имеет право временно оскудевать талантами, дело в общем направлении работы. Для «Золотой маски» важно всегда осознавать диалектику между представлением о фестивале как о выставке театра с ее неизбежными «потемкинскими деревнями» и представлением о фестивале как свидетельстве ежедневной работы и «кручении» театрального дела.

«Золотая маска» как продюсерская модель всегда доказывала одну банальную истину: над собственным успехом можно и нужно трудиться. Она предъявляла Москве самую пассионарную форму провинциальной культуры – той, что не умеет замыкаться на собственных успехах, а ищет олимпийских рекордов в столичном театре или хотя бы пытается к ним приблизиться. За «Золотой маской» тянулись как за лидером, соревновались с идеалом – и в этом соревновательном азарте, заставляющем остервенело двигаться вперед и напролом, заключался цивилизаторский пафос фестиваля национального значения. Этот фестиваль пестовал тех, кто бьется головой о стенку и склонен разбивать стенку, а не голову.

«Маска» держалась удивительным сочетанием административного ресурса и креативности. Детище Союза театральных деятелей, она пользуется беспримерной поддержкой государственных и городских культурных фондов, собирая огромные бюджеты для праздника. Московские рекламные возможности (пиар «Маски» в СМИ и на улицах Москвы – колоссален по объему и роскоши) легко обменивались на поддержку провинциальных властей, имеющих самые серьезные резоны прорекламировать культуру своей области в столице.

Попасть на «Маску» – предел мечтаний театральных директоров, начальников культуры на местах и, более того, губернаторов и мэров. Одна из важнейших «Золотых масок», сильно влияющих на престиж премии у власти, – «За поддержку театрального искусства» – вручается именно главам регионов. Так было с президентом Татарстана Минтимером Шаймиевым, главой Самарской области Константином Титовым, губернатором Челябинской области Петром Суминым.

Возможность прорекламироваться через театр для власти оказалась очень лакомым и недорогим сувениром. «Маска» сумела возбудить, заставить административную, бюрократическую машину тратить деньги на театр – особенно актуальна эта ситуация в провинции, где властям кажется, что культура может жить бедно, замкнуто. «Золотая маска» пробудила фестивальное движение во всей России – а без фестивалей, обмена опытом театральная кровь обычно не приходит в движение.

Заручившись богатой административной поддержкой столичной и провинциальной власти, «Маска» круглогодично изобретала новые креативные формы, обогащающие фестивальную жизнь. К основному массиву фестиваля добавились краткий Russian Case – выставка российского театра для иностранных продюсеров, фестивальщиков и театроведов, а также выставка-ярмарка для 60 провинциальных трупп «ProТеатр», серьезная образовательная программа с мастер-классами и семинарами.

«Маска» откликалась на новые театральные формы – с появлением в России мюзикла европейской формы в список номинаций добавился мюзикл, с развитием современной хореографии из балета выделилась отдельная номинация. Для театра внежанрового, авангардного, «странного» изобрели конкурс «Новация».

Отдельной строкой жизни «Золотой маски» стали провинциальные выездные мини-фестивали, когда «масочные» лауреаты едут в обратном направлении. В провинцию или, напротив, в страны СНГ и Балтии, прославляя всероссийский театр в удаленных от Москвы регионах.

Сегодня фестиваль действительно пришел к кризисному этапу, при этом оставаясь довольно обеспеченной финансовым и административным ресурсом машиной. Креатива стало катастрофически не хватать.

Причины следует искать в кризисе идеологии фестиваля: постоянный поиск «лучшего» настолько истончил требовательность к театру, что резко сузил круг явлений, способных преодолеть заветный барьер. Сегодня «Золотой маске» нужно срочно искать формы ухода от рекордсменской гонки, от постоянного повышения требований к театру.

Понятно, что именно ради «спортивного интереса», ради поиска «лучших из лучших», ради гонки качества фестиваль и имеет такую «звездную» раскрученность. Современный мир, нацеленный на факторы престижа и элитный способ существования, готов предоставить все свои ресурсы только самым богатым гостям, только продуктам отборного качества.

Как известно, лучше всего в Москве продаются самые элитные, самые дорогостоящие товары. Вот от этой философии сверхпрестижности «Золотой маске» следует отходить.

Надо перестать бегать за шедеврами.

В принципах отбора спектаклей для фестиваля стали преобладать такие аргументы, как товарный вид продукта, наличие бренда, «покатит тот или иной спектакль в Москве или нет». Появилось разделение на спектакли, «удобные для Москвы» и «неудобные».

Качество спектакля затирается, возникает мотив «продаваемости». Можно продать или нельзя? Будет ли это выгодно экономически? Пойдет «народ» или нет? Эстетического риска стали бояться в «Золотой маске» как экономического, не желая идти напролом, на взрыв театрального мышления. Моду надо всякий раз создавать заново, не опираясь на то, что было модным сезон назад.

Бренд заставляет товар коснеть, оставаться традиционным и скучным.

«Золотая маска» стала страдать от критериев престижа, заранее установленных и якобы проверенных. Она перестала открывать новые имена и трудиться над созданием новых тенденций и новых ценностей, остановившись на использовании уже опробованных факторов успеха. Философия «выставки», «потемкинских деревень» стала преобладать над философией «театрального дела», театрального процесса, работы.

«Золотая маска» стала похожа на современный спорт, где побить рекорды людям, ограниченным самой природой и ее возможностями, можно не столько с помощью изнуряющих тренировок, сколько с помощью допинга – обнаруживаемого или не обнаруживаемого. К культуре нельзя подходить с постоянно повышающимися требованиями, культура – это процесс, ее нельзя тянуть вверх и повышать.

«Золотая маска» в идеале может сегодня либо измениться, либо все дальше превращаться в престижный, но чисто формальный, бюрократический фестиваль с четко определенными факторами отбора, гарантирующими престиж.

Но лучше ей измениться внутренне. Понять, что важнее любых «презентативных» функций будет функция ежедневной театральной работы, важнее факторов престижа будет фактор театрального дела, театрального культуртрегерства. Процесс этот важнее бесконечной гонки за результатом, удовлетворяющим самым изысканным и искушенным вкусам.

«Золотой маске» нужно перестать соревноваться с самой собой, перестать играть в конфликт хорошего с лучшим. Национальная премия должна показывать многообразие российского театра не в его результативности, а в процессе развития, в движении не обязательно вперед, но и вширь, в глубину.

Сегодня «Золотая маска» – пестрая ярмарка с товарообменными ценностями, философией купли-продажи. Идеальная «Золотая маска» – это мастерская, где важно показать работу, а не результат, ежедневную жизнь, а не праздничную возбужденность.

Сегодня «Золотой маске» просто необходимо хоть немножко подемпинговать, чтобы не обесцениться на рынке. Монополии, чтобы сохранить свое влияние, нужно перестать все время диктовать условия и цены. «Золотой маске» сегодня нужно прославлять не героев, а подвижников.

Павел Руднев. "Взгляд".

Информация взята с сайта: http://www.vz.ru

http://www.vz.ru/columns/2006/3/28/27595.html

3. Фестиваль. «Вишневый сад» Е. Марчелли.

Театр драмы, Омск.
 

«Я ни разу не брался за «Вишневый сад», и мне, естественно, было интересно, как его делали другие. А поэтому изучил историю его постановок, начиная от Станиславского и заканчивая Стрелером, Някрошюсом, работы которых очень известны и снискали немало лавров. И у каждого из моих предшественников я обнаружил внутреннее несогласие с материалом: пьеса написана о другом и про другое. Вот именно это другое, невостребованное иными постановщиками, нам хочется реализовать. Лопахин у меня не хищник точно, а Раневская, конечно, не инфантильная барышня. Судя по поступкам, Раневская – человек сильный, мощный, волевой, и совершает все очень осмысленно. Причем действует она не от внутренней пассивности, сгоряча, так сказать, лишь бы что-то сделать, а совершает обдуманные ходы достаточно отчаянно. А Лопахин – человек, который пытается практически, меркантильно, логически выжить. Если описать в двух словах впечатление от пьесы «Вишневый сад», то это РОСКОШНОЕ ПАДЕНИЕ В ПРОПАСТЬ. Изящное, красивое падение. Если говорить о линии поведения Раневской, это прыжок в пропасть с огромным удовольствием. Красота умирания, умышленная, не инфантильная. Фантастическая, мазохистская красота этого прыжка».

Евгений Марчелли.

Спектакли Евгения Марчелли степенных зрителей должны озадачивать: режиссер чувствует себя свободным от замшелых театральных канонов. Спектакли его часто невоздержанны и дерзки, но сам он не претендует на всезнание, лишь предлагает собственную версию. В этом спектакле нет ни дома, ни сада. Режиссер ставит увлекательную драму без надежд и иллюзий. Общество и его история, кажется, мало интересуют Марчелли, он вообще вычеркивает из пьесы почти все, что связано с мыслями о будущем. Каждому из персонажей режиссер придумывает оригинальный и понятный мотив поведения. Омский «Вишневый сад» заполнен внятными подробностями, но легок и летуч. Режиссер словно вытачивает собственный игровой механизм, какие-то собственные шестеренки, зубцы которых зацепляются друг за друга там, где их прежде не догадывались соединить. В спектаклях Марчелли вообще особенная механика. Мнимый дефект игры, который у других может дать трещину и привести к разрушению всей конструкции спектакля, у него, напротив, придает ей обаяние и живость. Там, где у других обнаружатся просто бессмысленные пустоты, у Марчелли образуются дополнительные зоны свободы, которые готовы к вторжениям какой-нибудь новой, неожиданной игры. Что же, столкновения стилей на сцене могут оказаться драматичнее и честнее, чем революционные потрясения в обществе. Режиссер любит напоминать зрителю о том, что тот находится в театре, учреждении довольно безумном.

«Коммерсант»

Намерения режиссера и актеров Омского театра вполне нешуточные – прояснить для себя и для публики, почему же пьесу, которую всегда играли как драму, сам автор называл комедией, местами даже фарсом. Собственно, эта дистанция между столетней традицией восприятия и голосом самого автора и стала темой спектакля Марчелли. Наделенный фамилией и природой циркового артиста, Марчелли пытается разглядеть за пудовой толщей слов, произносимых героями самой знаменитой русской драмы, аттракционы, эксцентричные гэги и лацци традиционной итальянской комедии масок.

«Российская газета»

Смотрите спектакль «Вишневый сад» в рамках фестиваля «Золотая маска» в «Театре им. Пушкина» 6 апреля 2006 г. в 19:00.

Продолжительность - 2 ч. 40 мин.

Информация взята с сайта: http://www.goldenmask.ru

http://www.goldenmask.ru/fest.shtml?/2006/spect_182.html

4. Интересно. Мюзикл "Властелин колец" провалился.

Критики назвали неудачей первую сценическую версию  «Властелина колец». Бюджет музыкального спектакля составил $25 миллионов, а его премьера прошла в Торонто,  передает BBC.

Большинство театральных обозревателей отметили, что трех с половиной часовое шоу не оправдало ожиданий, возложенных на него. Издание The Toronto Star назвали спектакль «глупым», в то время как Toronto Sun предположили, что «Властелин колец» стал «жертвой ожиданий, возложенных на него».

Внучка Толкиена, присутствовавшая на премьере, по ее словам, осталась благодарна постановщикам за верность оригинальному тексту. "То, что для действительно важно во «Властелине колец», самое волнующее в этой книге, было перенесено на сцену. Думаю, что это замечательно – уместить все это в трех с половиной часах».  

Постановка, как сообщается, самого на сегодняшний день дорогого спектакля в мире, была названа газетой Toronto Globe and Mail "хилой имитацией книг, фильмов и, увы, самого театра". Театральный обозреватель New York Times заметил, что постановка «в значительной мере непонятна».  Обозреватель британской Daily Telegraph отметил: «Постановка доказывает, что решить проблему постановки невозможно, лишь закачивая в нее будущий спектакль».

Продюсеры спектакля приняли решение провести премьеру спектакля в Торонто после того, как отчаялись найти подходящий по техническим параметрам театральный зал в Лондоне.

Информация взята с сайта: http://www.polit.ru

http://www.polit.ru/culture/2006/03/28/vlastelinprov.html

5. Неинтересно. Джулия Робертс променяла Голливуд на Бродвей.

Самая высокооплачиваемая актриса в мире Джулия Робертс дебютировала на театральной сцене в Нью-Йорке. 20 миллионам долларов за фильм она предпочла 35 тысячам в неделю на Бродвее, отмечает лондонская The Times.

Первая сценическая работа Робертс - роль в пьесе Ричарда Гринберга "Три дождливых дня". Критики отметили, что в первом акте актриса держалась не очень уверенно, а многие зрители сетовали, что плохо ее слышали. Во втором акте Робертс уронила пластиковый реквизитный помидор и рассмеялась, хотя это не было предусмотрено сценарием. Эта невольная импровизация расположила аудиторию.

По мнению корреспондента Los Angeles Times, сценический дебют для Робертс может оказаться решающим: "Либо она подтвердит репутацию самой высокооплачиваемой актрисы Америки и, возможно, завоюет премию "Тони", либо самые безжалостные критики - театральные снобы - утопят ее".

Пьеса "Три дождливых дня" ("Three days of rain") впервые была поставлена в 1997 году и номинировалась на Пулитцеровскую премию. В ней рассказывается история брата и сестры, которые пытаются узнать, что стоит за фразой "три дождливых дня" в дневнике их покойного отца. В первом акте Робертс играет Нэн, эксцентричную южную красотку. Во втором она играет ее мать.

Информация взята с сайта: http://lenta.ru

http://lenta.ru/news/2006/03/30/roberts/

6. Театральный март (2-я половина). Рецензии.

Шаг на улицу.

"Носорог", "Ивонна, принцесса Бургундская", "Русский инвалид".

Пора уже отчитаться за вторую половину марта. Из обещанных на это время премьер, пожалуй, только три заранее казались любопытными. "Носорог" в Мастерской Фоменко, поставленный одним из его лучших учеников, Иваном Поповски, манил и из-за театра, который всеми любим, и из-за режиссера, имеющего репутацию эстета. "Ивонна, принцесса Бургундская" в "Эрмитаже" - из-за знаменитой, загадочной и прежде редко у нас ставившейся пьесы Витольда Гомбровича, к тому же в постановке Алексея Левинского - режиссера-эскаписта, такого же странного, загадочного и притягательного, как польская молчаливая Ивонна. "Газета "Русский инвалид" за 18 июля..." в "Et cetera" - из-за того, что тут Михаил Угаров ставил свою собственную пьесу, причем главную роль в ней отдал Владимиру Скворцову. Точно такой же расклад - драматург-режиссер плюс актер - был несколько лет назад в Центре драматургии, когда Угаров ставил своего легендарного "Облом-off"а, и теперь можно было надеяться, что тот успех повторится.

Начнем с "Носорога". Пьеса одного из патриархов европейского абсурда, Эжена Ионеско, в истории театра считается эпохальной, но, если отвлечься от благородства ее социального пафоса, не кажется слишком существенной. Сюжет о том, как все жители маленького городка, приличные буржуа, один за другим превратились в носорогов, и только пьяница Беранже остался человеком, всегда трактовался, как произведение антитоталитарное - антифашистское, антикоммунистическое и т.д. Марширующие и ревущие под окнами стада идентифицировать было легко, а сатирические диалоги о том, стоит или нет становиться носорогом, раз уж это делают все, звучали весьма прямолинейно. Поповски удержался от прямых параллелей, но почтительность, которую он проявил к этой длинной пьесе, не только сохранив каждое ее слово, но и обложив его ваткой, выглядела чрезмерной.

Критика отнеслась к этой постановке довольно кисло, все описали ее веселенькое начало - белый городок на фоне синего неба, разноцветные платьица девушек и музыкальный автомат, играющий симпатичные мотивчики. А еще трех магриттовских мужчин - безликих (лица закрыты повязками) людей в пиджаках и котелках, которые многозначительно проходят через сцену, выстраиваются, как трио теноров перед микрофонами, и каждый раз перед тем, как заиграет музыка, издают угрожающий рык. Далее все, пишущие о спектакле, то стесняясь и делая реверансы, то рубя прямо, начистоту, признавали, что спектакль получился скучным. Кто-то описывал один-два удачных эпизода, похожих на эстрадные скетчи, кто-то - изумительное преображение изящной Галины Тюниной в неуклюжую толстозадую мадам Беф (я к этому добавлю, что не могла узнать на сцене Андрея Казакова, игравшего совершенно на себя не похожего экзальтированного коммуняку-учителя в беретке). Все соглашались, что сцена, где Жан (Олег Нирян) на наших глазах после долгих почесываний и валяния в грязи превращается в носорога - очень эффектна. Но - хором признавали все - забавных деталей и эффектных сцен не хватает на почти четыре часа, которые длится спектакль. Особенно на тягостный, вялый, полный разговоров и лишенный действия второй акт. Спектакль кажется каким-то пустоватым, он болтается, как большой пиджак на худом человеке. Будто мысль, которую хочет донести до зрителя режиссер, мала для постановки такого формата. Да и актерам в спектакле нет занятия по плечу, вот они и пробавляются скетчами.

Все эти соображения кажутся справедливыми. Есть только одно "но", которое меня, например, примиряет с вяловатым и безбожно затянутым спектаклем. Я говорю о том, как Кирилл Пирогов играет Беранже - невозможно обаятельного, мятого молодого забулдыгу, совсем не похожего на саркастического героя пьесы, а неожиданно искреннего, простодушного и чистого. Он поспешно и стыдливо соглашается со всяким, кто указывает на его недостатки, и имеет смешную привычку, вроде эхолалии, сам с готовностью повторять каждое слово, которое ему назидательно говорят. Он хотел бы быть правильным, как остальные обыватели, но не может - другая природа. Жалко только, что обаяния Пирогова хватает только на первый акт, а дальше актер гибнет вместе со всем спектаклем.

С "Принцессой Бургундской" тоже все как-то не задалось. Пьесу Гомбровича, как и Ионеско числящегося абсурдистом, Левинский прояснил, сколько мог, и мутная история о вялом, нелепом и молчаливом существе по имени Ивонна превратилась в забавную сказку с плохим концом. Ведь, в сущности, что такое Ивонна - совершенно не понятно. Это какая-то черная дыра. Чучело с медленной кровью, девушка, вызывающая всеобщий смех и даже отвращение, которую капризный принц объявляет своей невестой лишь потому, что рядом с ней особенно чувствует свое величие. Но именно эта безмолвная и вечно испуганная Ивонна, с которой, как с куклой, можно делать что угодно, почему-то рождает в людях самые постыдные воспоминания и страшные мысли. В спектакле попытка понять, отчего это происходит, остается за бортом, а Ольга Левитина играет Ивонну хорошенькой молчуньей, которая, впрочем, иногда поет милые простенькие песенки. Что бишь смущает в ней прочих героев, которых в привычно фарсовой манере играют артисты "Эрмитажа", не слишком понятно. И почему ее надо не просто отправить обратно домой, а обязательно убить - бог весть.

Критики заметили, что Гомбрович у Левинского получился как-то уж очень прост, но отнеслись к этому по-разному. Одни сочли, что история стала притчей и это хорошо. Другие - что она стала слишком уж прозрачна, и смыслы считываются так быстро, что смотреть неинтересно. Как бы то ни было, такой набор критических соображений никогда прежде не высказывали по отношению к Левинскому. И когда представляешь себе вместо бойких исполнителей "Эрмитажа" артистов его студии, чем-то похожих на своего режиссера с их отрешенно-медитативной манерой, странными, нездешними и нетеатральными лицами и большим опытом игры абсурдистских текстов, понимаешь, что это пьеса очень подходит Левинскому. Только ставить ее надо было со своими.

Самой любопытной постановкой в мартовском наборе была "Газета "Русский инвалид"...". Причем неожиданности начинались с пьесы, которую прочесть мог всякий: театр остроумно выпустил программку к спектаклю в виде газеты, где напечатан весь угаровский текст в окружении забавных реклам столетней давности и стилизованной под них афиши театра ("готовится к постановке выдающ. монопольн. пьеса М. Курочкина"). "Инвалид", написанный лет десять назад, - пьеса странная. Действие ее происходит где-то в ХIХ веке, под ХIХ век стилизован ее язык, да и вся она пропитана литературой того времени, будто плавая в крепком литературном растворе. Не то чтобы в ней были видны прямые отсылки или цитаты, скорее ходовые микросюжеты, детали и общее "литературное" ощущение. А начинается она даже не как пьеса, а как роман, с огромнейшей лирической ремарки, о которой в обычном случае у зрителя нет шансов узнать. Ремарка описывает вид сцены, но подробный рассказ о мебели и бутафории прошит горячими детскими воспоминаниями героя: "Сине-черная обнаженная дева-светильник занимает особое место в гостиной... У нее видна черная пуговица соска. Черные ноги ее скрещены, меж них не заглянешь и пальчик туда не вложишь. Зато весело, когда взрослых нет рядом, шлепнуть ее по широким черным ягодицам...". Или: "На гладком кафеле можно написать чернилами плохое слово. Если шепотом прочитать его - по животу пройдет холодок. За корявыми буковками можно вслед, чуть с запозданием, представить тот предмет, который это словцо обозначает. Если предмет мужской, то можно просто усмехнуться, а если женский, то скорее послюнить палец и стереть написанное, как будто его здесь и не было никогда"... Буковки, пальчик, а еще - шкафчик, стеклышки, трещинки, ягодки - бесконечные уменьшительные, которыми набит весь текст пьесы, сначала кажутся лишь знаком детского восприятия, а потом становятся невыносимы, будто к их приторной сладости добавляется что-то гадкое.

Герой пьесы - мелкий журналист Иван Павлович, пописывающий, не выходя из дому, для "Русского инвалида" статейки "по вопросам": "К вопросу о...", "Еще раз о..." и путевые заметки. Иван Павлович, чьи мемуары являются нам в ремарке, плавно перетекая в первый монолог ("Если вода попала в ухо, нужно потрясти в нем мизинчиком и попрыгать на одной ноге..."), уже два года не выходит из дому и топит себя в воспоминаниях. Это началось, когда пошлейшим образом завершился его роман с замужней женщиной - по просьбе дамы он увез ее за границу, а потом муж пал ей в ноги и забрал обратно, предварительно изрядно разорив неудачливого любовника. Женщина эта с тех пор родила ребенка и пишет герою невыносимые, будто что-то обещающие письма, полные все тех же уменьшительных: "Смотри, говорю я Котику, - вон там живет очень хороший дядя... Она смотрит во все свои глазенки и ничего, конечно, еще не понимает...". А еще Ивана Павловича навещают племянник с племянницей, не упускающие случая наплести небылиц и как бы ласково попрекнуть тем, что он растратил состояние. В этих юных существах наивность смешана с жестокостью и бесстыдной порочностью так же, как это было в другой старой пьесе Угарова, даже называвшейся "Пубертат". Иной раз кажется, что дети, подростки, так же как и женщины, представляются автору какими-то непостижимыми, прилипчивыми и отвратительными чудищами, которых нельзя не бояться. И когда Алеша говорит старой няне: "тебя в землю закопают, а мы будем черешенки кушать да смеяться", и когда румяная Сашенька щебечет "дядечке": "Можно я в душку тебя поцелую? Вот сюда, в ямочку, ниже горла, между ключицами? Здесь душка. (Целует дядю). А можно еще раз?", - становится как-то не по себе.

История об Иване Павловиче развивается так подробно и обстоятельно, как будто впереди у нее пять актов со множеством перипетий. Тут и боковой Алешин сюжет с тем, что его невеста выходит за другого, и собственная история героя, которая вот-вот должна сдвинуться с места, поскольку сбежавшая любимая назначает ему в письме свидание и готова опять бежать за границу. И в этот самый момент все обрывается. Драматург отрубает пьесу, уже готовую развиваться по-заведенному, как руку, которая соблазняла его. А Иван Павлович превращается в альтер эго Угарова, как прежде Обломов, говоривший главные для драматурга слова о человеческой цельности, не востребованной жизнью. Теперь Иван Павлович произносит монолог "Я ненавижу историйки! Я ненавижу повести с сюжетом!", кажется, больше от имени автора, чем от своего. "Глядя на нее, он подумал, что..." Черта ли ты знаешь, что он там, собственно, подумал, глядя на нее?... Такая хорошая, теплая, нелепая жизнь, и вдруг - бай! - в роман?!.. Где какой-то мерзавец всем случайностям жизни придаст значение и найдет всеобщую их связь? Найдет причины, следствия, начало, середину и конец - ужас какой!.. А самое смешное - там будет стиль! О-о, стиль!.. А ничего этого нет! Ни связи, ни начала, ни конца нет! И уж, извините, жизнь совершенно бесстильна! Она - как придется, и тем хороша! И слава Богу, как хочу, так и живу, в истории и историйки - калачом не заманишь!". Собственно этим огромным и очень выразительным монологом к всеобщему изумлению и заканчивается пьеса, будто подтверждая рассуждение Ивана Павловича, что "можно дать занавес, где захочешь". Но спектакль заканчивается по-другому и в этой разнице - те десять лет, которые прошли от написания пьесы до сегодняшнего дня, и те изменения, которые произошли с драматургом, а теперь и режиссером, Михаилом Угаровым.

Героя пьесы, который казался застенчивым мечтателем, пугливым и смирным "маленьким человеком", Владимир Скворцов играет "мужчиной на грани нервного срыва". Иван Павлович в таком напряжении, что глаза его постоянно наливаются слезами, и, чуть что, он вынужден, чтобы скрыть раздражение, выскакивать из комнаты. Все дело в переломе. Да, он был погружен в воспоминания - сладкие детские и недавние, вызывающие растерянность и слезы. Да, он был простодушен, добросердечен, позволял собой манипулировать, жил, не зная, что на дворе, - зима или лето, и с нежностью описывал чернильное пятно на зеленом сукне, похожее на зайца. Но время изменилось. "Дураки, я не расклеился, я как раз наоборот - сейчас же и выздоровел! В другой раз я в сюжет не попаду!..", - говорит Иван Павлович и неожиданно выходит к племянникам не в светлой паре с шелковым бантом, а в сегодняшнем спортивном костюме и в красной вязаной шапочке. Владимир Скворцов, прибавивший для этой роли чуть не 10 килограмм и близоруко щурившийся в зал, вспоминая родительский буфет, как будто резко сбрасывает все свои лишние килограммы вместе с ХIХ веком. Из-за окон раздается шум машин и Иван Павлович, по пьесе всего лишь не пошедший на свидание, чтобы выйти из "сюжета", шагает с рюкзаком на улицу, как бы начиная совсем другой рассказ. В сущности, та же история произошла в последние годы с драматургом Угаровым, ставшим режиссером и руководителем Театра.doc, и ставящим жесткие, полные матерщины и насилия пьесы о сегодняшнем дне, о гастарбайтерах и терроре. Он тоже вышел из старого "сюжета" и шагнул на улицу.

Дина Годер. «Русский журнал».

Информация взята с сайта: http://www.russ.ru

http://www.russ.ru/comments/culture/114351920?user_session=982da87f059fddf92569844453215e76

Уважаемые читатели!

Вы можете общаться между собой, задавать вопросы и оставлять свои впечатления об увиденных спектаклях на специальном форуме рассылки: http://teatr-forum.narod.ru.

Кроме этого, - Вы можете  присылать любую - интересную, - на ваш взгляд, - информацию  о театрах,  актерах,  спектаклях, театральных фестивалях, Театральных Тендерах (Российских и международных),  а так же -  ссылки на любые (!) интернет –порталы, сайты и форумы - имеющие отношения к театру. Ваши  материалы могут быть размещены в рассылке.

 С уважением,  Ян.

 Yan-sosnov@yandex.ru  http://teatr-forum.narod.ru

Архив рассылки: http://subscribe.ru/archive/culture.theatre.yan