Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Театр "Школа драматического искусства" Анатолия ВАСИЛЬЕВА


Новый сезон

Интервью Анатолия Васильева для газеты "Коммерсант" (№ 160(3736) от 05.09.2007)

11 сентября 2007 года Московский театр "Школа драматического искусства" открыл новый сезон -- 21-й со дня основания и первый без своего основателя Анатолия Васильева.

 

«Всякий, кто не захочет быть растворен в культуре среднего класса, всякий, кто не захочет формировать буржуазный класс как цементирующий и основополагающий для будущего русского общества, будет изгнан. Или добровольно сам себя изгонит».

Анатолий Васильев — Артуру Соломонову ("New Times" №25)

«Всякая тираническая власть
— обеспечивает себя —
реалистической культурой»



Я знаю, что это последнее интервью, которое я даю в России. После этого я не хочу к этой теме никогда возвращаться...

Увольнение Анатолия Васильева

Анатолий Васильев


«Время больших Бродских прошло…»
NewTimes.ru // 30.07.2007

Гуру в изгнании
24.ua // 28.07.2007

"Школа драматического искусства" осталась без главного режиссера
Агентство национальных новостей // 26.07.2007

Анатолий Васильев уходит из театра "Школа драматического искусства"
Независимая газета // 26.07.2007

Кто "ушел" Васильева?
Радио России // 26.07.2007

Комитетчики закрыли Театр
Новая газета // 26.07.2007


«Всякий, кто не захочет быть растворен в культуре среднего класса, всякий, кто не захочет формировать буржуазный класс как цементирующий и основополагающий для будущего русского общества, будет изгнан. Или добровольно сам себя изгонит».

Анатолий Васильев — Артуру Соломонову ("New Times" №25)

«Всякая тираническая власть
— обеспечивает себя —
реалистической культурой»



Я знаю, что это последнее интервью, которое я даю в России. После этого я не хочу к этой теме никогда возвращаться...

Вы считаете, что в связи с Вашим заявлением об уходе в этой истории поставлена точка?

Все мое творческое путешествие — это путь к цели, которую я предчувствовал, предугадывал. Но мое путешествие вперед всегда было возвращением назад. В своей жизни я сделал два очень важных возвращения к нашему прошлому, к прошлому нашего искусства. Первое — это возвращение к традиции русского художественного реализма. А второе — то, которое я совершил в последний период своей жизни, — к традициям русской литургической драмы. Ради этого второго возвращения была создана теория, практика, школа моего театра. Было построено здание, которого я сейчас лишен. А точка... Это неправильно заданный вопрос. Вот у меня была рукопись. Я ее писал. И судьбой она была разорвана. Моя рукопись разорвана…

Ее можно восстановить?

Листы не склеиваются. Нет. В наших фантазиях, в иных мирах — все можно... Но в том мире, в котором мы живем, — это не соединить. Не продолжить...

И что же будет дальше? С Вами? С Вашим театром?

Не знаю. В одну реку не войдешь дважды. Я вышел на мост, который висит над пропастью. Он соединяет два берега. Я не знаю, что меня ждет на другом берегу.

Очевидно, что с Вашим отъездом из России теряется очень серьезная линия русского театра: театр-лаборатория, театр-исследование. Что Вы думаете о состоянии современной русской сцены?

Давайте посмотрим на историю театра, на историю нашего искусства цинично. Мы видим сегодня два направления в русском театральном деле. Одно направление связано с театром как бизнесом. Но коммерческие ли цели стоят перед таким театром? Я бы серьезно задумался над этим вопросом. Не с более ли глубокой историей мы сталкиваемся? Только ли финансовые интересы обслуживает современный театр? Это направление русского театра призвано сформировать средний класс. Цели государственные, цели политические стоят перед театром, который мы называем коммерческим. И для меня теперь абсолютно ясно — и в России, и за границей это цель формирования среднего класса. А другое направление — ностальгическая драма. Оно отстаивает реалистические традиции и представляет себя как ностальгическое. Но в формировании нового класса, в решении государственных задач это театральное направление не участвует. А потому это театральное направление исчезнет. Ему нужна публика, а она уйдет. Остаются еще облака смущенной интеллигенции, их детей и внуков... Может, эти облака еще немножко подождят всем на радость. Но дождь этот будет недолог. В ситуации, когда мой театр не идет ни по коммерческому, ни по ностальгическому пути, он стал невозможен. И поэтому, когда вы говорите, что линия русского театра прерывается... И да, и нет... Во-первых, метафизическая драма не первый раз прерывается. Она не выжила в России ни в XIX веке, ни в XX веке. Не выжила и в XXI...

Как Вы думаете, почему?

Потому что всякая тираническая власть обеспечивает себя реалистической культурой. Она обеспечивает себя реалистической традицией. Особенно она укрепляет реалистический драматический театр. В России очень важна парадигма реалистического искусства, которая связана с переживанием. И русской ментальности свойственно входить в этот резонанс. А тиранической власти свойственно эксплуатировать именно это и управлять именно людьми реалистической культуры. Поэтому я не могу сказать, что с моим отъездом прерывается некая линия русского театра... Для меня это было бы слишком высокомерно.

Вы говорите о состоянии современного российского общества. А какие-то личные события были для Вас предвестием того, что Ваш театр лишается питательной почвы, перестает быть возможным?

В 2000 году в июле месяце случились три трагических события. Как если бы это были исходные события в драме, которую я проживаю. Это убийство моего актера Владимира Лаврова, убийство ректора ГИТИСа Сергея Исаева и смерть Аллы Балтер, с которой я долгое время работал. Я должен был пойти на отпевание Аллы Балтер утром 17 июля. И в этот день в 4 часа утра мне позвонил Игорь Яцко и сказал, что убит Владимир Лавров. Вскоре был убит Сергей Исаев. Алла Балтер — это прошлое, это практика психологического реализма, которому я служил. Владимир Лавров — носитель метафизической концептуальной драмы, на которую я положил большую часть своей жизни. Сергей Исаев делал очень важное дело в области современного театрального образования. И эти смерти пришлись на конец июля месяца 2000 года. 23 июля 2007 года я завершил свой двадцатый сезон в «Школе драматического искусства». 23 июля — день рождения моей мамы. 23 июля — день рождения Сергея Исаева. И в этот день я подал в отставку. Все. Путь пройден.

Ваш отъезд — это частный случай или же он свидетельствует о более глобальной тенденции, происходящей в нашем обществе?

Мое добровольное изгнание свидетельствует о тенденции, которая наблюдается в современной России. Всякий, кто не захочет быть растворен в культуре среднего класса, всякий, кто не захочет формировать буржуазный средний класс как цементирующий и основополагающий для будущего русского общества, будет изгнан или добровольно сам себя изгонит. Платон в «Государстве» для художника видит три варианта — быть изгнанным, лишенным имущества или казненным. Я претерпел изгнание и лишение имущества. Изгнание добровольное, а лишение имущества — насильственное… Давайте рассмотрим мою ситуацию как очень простую. Есть основатель и носитель теории и практики театра и есть ученики. Сейчас их можно уже назвать последователями. Это их личный путь. Личный подвиг. Теперь — это их дело. Вы знаете, когда поколение молодых людей, которым сейчас сорок с лишним лет, вошло в жизнь, я заметил, как отрицательно они относятся к тому поколению, к которому принадлежу я. Они даже не хотели разобраться — кто выкормыш этого коммунистического племени, кто — родня, а кто был изгоем. Им было абсолютно все равно. Важно лишь то, в какой период времени ты трудился. Я заметил это отношение к себе. И у меня по отношению к поколению сорокалетних очень жестокая позиция — теперь и вы сделайте то же самое. Пройдите все, что прошли мы: преследования, прослушивания, изгнание, идеологическую муштру. Пройдите! И если сможете это сделать, я, если буду жить, восхищусь вами…

Некоторые говорят, что Ваш отъезд — почти предательство по отношению к тем, кто здесь остался. Что Вы должны быть здесь, в своем театре и бороться вместе со всеми.

Это не предательство. Мое добровольное изгнание освободило моих учеников от тирании учителя. Я взял на себя побег, чтобы оставить людей у того дела, которому их научил. И я мысленно, сердечно и волей своей поручаю им продолжить то, что я сделал. Если они смогут это продлить, значит, то, что я оставил, имеет силу.

«Что, я должен сам выстроить
— виселицу, поставить стул —
и сам повеситься?»

Не считаете ли Вы, что недостаточно шли на компромисс для сохранения своего театра?

Этот вопрос неправомерен. Мой театр жил согласно своему уставу как театр-лаборатория. Никогда мой театр не определялся как театр репертуарный. В самой архитектуре театра заложена его концепция — это школа, это исследование. Количество репетиционных залов превышает количество сцен: сцен лишь две, а залов — множество. В приложении к уставу было обозначено, что мы должны дать 90 представлений в год, включая и лабораторные показы. Не постоянно производить «театральный продукт», а исследовать. О каком компромиссе вы говорите? Что, когда власть предложила мне изъять театр на Сретенке, я должен был согласиться? Изъятие театра, изъятие здания и нашествие на театр началось уже в 2002 году. Нашествие началось от мэра. Я не пошел тогда на компромисс. Петр Фоменко отказался от предложенного ему здания на Сретенке, пресса была взбудоражена, и московское правительство отступило. Но я знал, что на этом дело не кончится. В сезоне 2005 —2006 года мне было предложено провести реорганизацию театра. Но по факту распоряжение правительства Москвы говорило не о реорганизации, а о ликвидации. О каком компромиссе в этом случае может идти речь? Что, я должен сам выстроить виселицу, сам зацепить веревку, поставить стул и сам повеситься? Если это назвать компромиссом — да, на такой компромисс я идти не был готов. А насчет будущего русского театра… Вот было ли оборвано будущее русского театра в связи с эмиграцией Михаила Чехова?

Какая-то его существенная часть — да. Он многое сделал в США, и в 90-е годы к нам приезжали его ученики преподавать систему Михаила Чехова.

А умерщвление Мейерхольда оборвало будущее русского театра?

Все, что сделал Мейерхольд, было воспринято мировым театром, его идеи получили развитие в не меньшей степени, чем идеи Станиславского.

Значит, речь идет о мировом театре! О вложении идей в театр мировой, о его обогащении. Вот об этом меня сейчас просят, и на это я должен решиться. Но живоносный ключ в России может заглохнуть. И русский театр, его идеи, будут развиты в других странах, на других континентах.

То есть в Ваши планы входит преподавание за границей?

Я своих планов не скрываю. Потому что у меня их нет. Я практикую курсы режиссуры в Лионе, я хочу открыть курсы режиссуры в Париже, хочу открыть школу в Греции, Барселоне, Сан-Паулу. Но я не знаю, хватит ли меня. Смогу ли я это сделать так последовательно, как об этом мечтаю…

Можно ли называть Ваш отъезд эмиграцией?

Нет. Это акт исключительно художественный. Мой отъезд не относится к политической жизни страны. Я художественный диссидент.

— «Я умер для России» —

Ваш театр скоро будет исключен из Союза театров Европы…

Я обратился в Союз театров Европы, чтобы в связи с деятельностью московского правительства театр был исключен из Союза. Меня уговорили подождать один год. Но так как 23 июля произошло то, что произошло, театр будет исключен. Москва как город великой культуры и как часть России могла бы иметь очень авторитетное присутствие в Союзе театров Европы. Ведь Союз стремился к этому, стремился к контакту с театральной Москвой. Но мои просьбы слушали чиновники из московского правительства с закрытыми глазами и заткнутыми пробками ушами... Я хотел сделать народный, общедоступный театр мистериальной драмы.

Вы думаете, такой театр, как Ваш, мог быть общедоступным?

Он должен быть общедоступным, потому что у России нет другого пути. Она не может развиваться как секулярное государство. И как бы политики ни бились над тем, чтобы все сделать для создания буржуазного государства, они должны понимать, что это приведет только к нацизму. И больше ни к чему. И я горько сожалею, что московское правительство так ослепло или так наполнено злобой и интригами вокруг моего имени, что даже не пожелало встретиться со мной для долгой беседы. Люди, которые занимались проблемами моего театра, наушничали, пользовались сплетнями и слухами, доносами моих недоброжелателей и огромным количеством легенд вокруг моего имени…
Но — жизнь продолжается. Добровольно изгнав себя из России, я умер для нее. Так, очевидно, души умерших смотрят с сожалением, завистью и радостью на дела живых. Но они не могут вернуться, не могут снова воскреснуть к жизни, не могут воплотиться. Так и я смотрю на то, что происходит в России, на то, что происходит с моим театром...

Вы сказали, что умерли для России?

Для меня это изгнание подобно смерти. Джульетта в трагедии Шекспира, узнав, что Ромео изгнан, говорит, что смерть лучше, чем изгнание.

..............................................................................................

Письма Анатолия Васильева
чиновникам Комитета
по культуре Москвы

Господин заместитель председателя
Комитета по культуре
правительства города Москвы
Порватов Александр Евгеньевич!

В середине мая месяца Вы по поручению правительства Москвы и от имени Комитета по культуре города Москвы разослали — по Вашему выбору — нескольким лицам документ, в котором Вы отвечаете на «Обращение о назначении И.В. Яцко на должность художественного руководителя ГУК Москвы театра «Школа драматического искусства». По данному Вами ответу сообщаю: 1. Указание на то, что Комитетом по культуре «исключительно для А.А. Васильева была предусмотрена должность художественного руководителя», считаю ложным. Исключительно для А.А. Васильева была проведена насильственно реорганизация путем увольнения А.А. Васильева с должности художественного директора и назначения на эту должность постороннего лица, профессиональными обязанностями которого являлся аудит. Исключительно для А.А. Васильева ему была предложена должность главного режиссера, от которой он не отказался в связи с предстоящими гастролями спектаклей театра в Париж, Амстердам, Дельфы и Авиньон. Исключительно для А.А. Васильева и без его на то согласия был изменен устав театра в его первом и главном параграфе — о единоначалии, и был утвержден новый, «двуначальный» устав. Исключительно для А.А. Васильева и без его предупреждения на должность директора театра был назначен г-н Малобродский. Что можно считать «исключительным», если устав нового театра сам по себе предполагает управление учреждением двумя лицами — директором и художественным руководителем! И не «исключительно» ли для Васильева он был исключен из театра «Школа драматического искусства», но таким исключительным «Распоряжением о реорганизации», по которому у бывшего режиссера, педагога и первого лица театра, размещавшегося в двух зданиях, не осталось ни одного! На Поварской поселился новый ГУК, на Сретенке — новый устав реорганизованного старого ГУКа! 2— 3. Указание на то, что А.А. Васильев «высказал пожелание занять должность главного режиссера, которая и была введена для него», считаю ложным и по части «пожелания занять», и по части «была введена». С целью ответа на это указание прилагаю несколько документов.

..............................................................................................

Г-ну директору или генеральному менеджеру
реорганизованного правительством Москвы
театра «Школа драматического искусства».

Вашу формулировку в ответе генеральному секретарю Союза театров Европы Эли Малка от 2 июля 2007 года, а именно: «тезис о смене художественного руководителя нельзя считать безупречным», действительно безупречной считать нельзя. Может быть, Вам не известно, что в европейской практике театра нет существенных различий ни по факту работы, ни по факту должностного имени между: а) главным режиссером, б) художественным руководителем, в) художественным директором. Пользуясь отсутствием существенных различий между наименованиями в Европе и необразованностью людей театра в России, Вы манипулируете моим нынешним положением и повторяете легенду, сочиненную Управлением культуры с целью скомпрометировать мое имя — как прежде в Москве, так и теперь — в Европе. На протяжении всего сезона Вы высказываетесь подобным образом в расчете на то, что я не могу Вам ответить из-за ситуации, в которой оказался, и что Вам не могут ответить сотрудники театра, от Вас зависящие. Я был уволен с должности художественного директора театра, в уставе которого предполагалась одна-единственная единоначальная должность первого лица, с которым заключался контракт Управлением культуры города Москвы. После реорганизации театра мне была предложена должность художественного руководителя, так как должность художественного директора была — в связи с реорганизацией — ликвидирована. От этой должности, по которой согласно новому уставу театра мне отводилась роль руководящего художественного лица, действующего согласно уставу о двуначалии совместно с другим первым должностным лицом в обязанностях финансовых и административных, я отказался письмом на имя заместителя председателя Комитета по культуре Порватова А.Е. Я воспользовался казусом в процедуре реорганизации и указал Вам как директору-самозванцу на факт моей работы в должности главного режиссера. Я не просил ни Вас, ни главных лиц московского Управления культуры об этой должности, я только указал на то, что при отказе от должности художественного руководителя театра я все-таки и на самом деле остаюсь в штатном расписании нового театра в старой должности и в Вашем как директора подчинении. Моего из театра «автоматического» увольнения, несмотря на невысказанное желание и расчеты комитета, не произошло. Все это Вам отлично известно, но несмотря на полную ясность в вопросах процедуры ликвидации театра «Школа драматического искусства», Вы вместе с Вашим хозяином продолжаете манипулировать общественным мнением и делаете это довольно успешно. Чтобы прекратить ложную театрально-политическую игру, от которой страдают только сотрудники моего бывшего театра, у меня нет никакого другого выхода, как подать иск в суд, не испугавшись устроенной Вами третьей проверки ФСБ, или же уйти в отставку. Я выбираю отставку.

..............................................................................................

Заместителю председателя Комитета
по культуре города Москвы
г-ну А.Е. Порватову

Открытое письмо
На Ваше предложение: в соответствии с приказом Комитета по культуре города Москвы от 28 марта 2006 года № 92/к занять должность художественного руководителя ГУК города Москвы «Театр «Школа драматического искусства» отвечаю отказом в связи с тем, что я работаю в должности главного режиссера ГУК города Москвы «Московский театр «Школа драматического искусства», основанного мной 24 февраля 1987 года по инициативе Главного управления культуры города Москвы, и совмещать две должности, столь важные в деле художественного строительства театра, мне не по силам. Я верю в творческое будущее и непорочность основанного мною театра и мне морально будет совершенно невозможно изменить место работы. С уважением, главный режиссер «Московского театра «Школа драматического искусства» Анатолий Васильев (октябрь 2006 года)

..............................................................................................

Заявление

Уважаемый господин заместитель председателя Комитета по культуре! Настоящим письмом я как бывший художественный директор театра «Школа драматического искусства» подтверждаю свой отказ от должности художественного руководителя вновь созданного театра, официально представленный мною в первый раз 9 ноября 2006 года.

Режиссер Анатолий Васильев
23 июля 2007 года

Исходя из вышеизложенного ясно, что в результате беспредела под официальным названием «реорганизация театра» мне как потерпевшему лицу следовало бы оформить иск за искажение фактов или обратиться в суд с какой-либо другой формулировкой, пригодной для судебного иска. Но, к сожалению, я как потерпевшее лицо считаю для себя невозможными какие-либо судебные разбирательства с властью, и я сожалею, что согласился со своими коллегами по работе при подаче иска касательно общежития. Иска, который был выигран в суде театром и оказался пирровой победой, способствовавшей раскрутке событий, столь драматических. Мы имеем дело в нашем случае не с добрыми намерениями Комитета по культуре помочь делу театра путем реорганизации, а с мотивами личной мести и имущественными притязаниями...

обсудить в форуме

 

Новый сезон

Сегодня московский театр "Школа драматического искусства" открывает новый сезон -- 21-й со дня основания и первый без своего основателя Анатолия Васильева. В июле этого года, устав от конфликта с московскими властями, уволившими его с должности художественного директора, он прислал в комитет по культуре Москвы письмо с просьбой не считать его больше сотрудником созданного им театра (см. Ъ от 25 июля). АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА поговорила с АНАТОЛИЕМ ВАСИЛЬЕВЫМ, работающим теперь во Франции.

-- К 20-летию вашего театра в Москве вышла книга Полины Богдановой "Логика перемен. Анатолий Васильев: между прошлым и будущим". Она вспоминает, как в конце 70-х вы пережили первый тяжелый конфликт: вам пришлось уйти из Театра имени Станиславского. Вместе с группой актеров вы тогда даже писали письмо Брежневу... Выработались ли у вас с течением лет какие-то приемы общения с чиновниками?

-- Я бесконечно благодарен за эту книжку -- и это несмотря на то, что все эти годы не желал быть опубликованным ни в Москве, ни в России. Я не верил, что моя история, знания о театре окажутся кому-то полезными, боялся раздражительного комментария коллег. Но сейчас счастлив, что книжка вышла. Своих ощущений от событий 78-го года, когда мы, молодые режиссеры, хотели защитить свои спектакли, уже не помню -- не злопамятный. Ощущения от недавнего конфликта с московскими властями -- еще помню. Помню личные письма, публикации, вымученные встречи. Мое открытое письмо Лужкову в журнале "Континент" помню. Власть глуха.

Может, попробуем по-другому сформулировать ваш вопрос: выработались ли у чиновников какие-то навыки общения с нами? Вот на это стоит ответить. Всякий администратор -- слуга народный, но получается, что я не часть моего народа и администратор не мой слуга! Он мой властелин "на деньги налогоплательщиков", то есть и на мои. Значит, я оплачиваю работу по узурпации меня самого. Что я сделал для Москвы? "Взрослую дочь молодого человека" сделал, "Шесть персонажей в поисках автора", "Плач Иеремии", Пушкина ставил; здание на Сретенке построил, храм Во имя Сретения Господня, интерьеры на Поварской, да много еще чего. Как можно было бы все это сделать, если бы у меня отсутствовала любовь не только к моим друзьям, но и к недругам?! Но и у чиновников выработались навыки общения с нами: они научились приспосабливать технологии управления художниками, оставшиеся от времен социализма, к нашему, каменного века, капитализму.

-- Что лучше для истории вашего театра -- чтобы он закончил свое существование или чтобы чиновники согласились назначить на должность художественного руководителя вашего ученика актера и режиссера Игоря Яцко?

-- Театр свое существование закончил. Тот, который был. Моим коллегам, моим ученикам, с которыми я 20 лет тому назад начал "Школу драматического искусства", предстоит сделать другой театр. Школа должна продолжиться, стиль должен продолжиться, но вредно повторять то, что принадлежало только мне лично, неправильно задерживаться и перерождать живое в рутинную традицию. Хочется сказать: "Счастливого пути!" Я обратился с запиской к председателю комитета по культуре господину Худякову о назначении Игоря Яцко на мою должность, но мне неизвестно его мнение по этому вопросу. Молчит Сергей Ильич Худяков, не разговаривает. Неназначение ученика "Школы" художественным руководителем театра говорит о ястребиных намерениях учредителей: истребить до корня... Мы еще не окончили драму, еще цели скрыты и обнаружатся позднее, после открытия сезона.

-- Остались ли в Москве люди театра, общения с которыми вам, быть может, недостает сейчас?

-- Мне трудно кривить душой -- все, что я любил, я оставил. Но оставили ли меня те, кто меня любил, не знаю. Я начинаю жить заново, и даже старую дружбу, прежнее творческое общение мне предстоит выстроить заново.

-- Для поэта изгнание -- состояние творческое. Можно вспомнить Овидия или Пушкина. А для человека театра изгнание может быть плодотворным?


-- В Платоновом "Государстве" говорится о том, что у подвластного есть только три возможных исхода -- быть изгнанным, лишенным имущества или казненным. Когда я строил Сретенку, я мечтал построить город-лабораторию с площадями, улицами, светлыми, просторными залами, чтобы для взора не было препятствий и любопытный взгляд гостя упирался разве что в небо. Я мечтал построить, как сказал игумен Даниил, Платоноград. И построил. Прошел всего год, и вышло так, что Москве не понадобился мой утопический дом, утопический, мистериальный театр. И вдруг дом превратился в Платонов-город, "Чевенгур". Я должен был пойти на добровольное изгнание. Но я ведь часто был изгоняем из России, но всегда и оставлен в ней. Студия на Мытной -- изгнан, Театр имени Станиславского -- изгнан, Театр на Таганке -- изгнан, наконец, "Школа драматического искусства" -- изгнан и впервые не оставлен. Не остался! Изгнание для человека театра быть плодотворным не может. Неплодотворное изгнание претерпел Михаил Чехов. Однако плодотворно быть не убитым -- Чехов выжил и свой путь закончил великой книгой "О технике актера". В 65 лет я опять в начале пути...

-- Знаю, что у вас во Франции очень плотный график работы. Чем вы сейчас заняты?

-- В Лионе для меня открыли режиссерское отделение в Высшей национальной театральной школе. Вступительный конкурс проходил в июле 2004 года, а в июле нынешнего, через три года, мы выдали 16 ученикам режиссерские дипломы. Теперь, начиная с осени, мы будем готовить в Лионе показ дипломных спектаклей моих учеников. Преподавал им по своей методике, выработанной еще в России, только теорию давал более сжато. Речь шла о двух основных направлениях -- театре игровом и театре психологическом, о навыке репетиций методом этюда, о тренингах. Пришлось приспосабливаться к западной ментальности, к возможностям моих учеников-режиссеров. Приезжайте посмотреть в ноябре и декабре. Если говорить о других моих планах, то сейчас монтирую аудиоверсию спектакля "Тереза-философ" для Radio France; сам спектакль будет играться через год на Осеннем фестивале в Париже. В ближайшие дни начинаю большую актерскую стажировку в Барселоне и надеюсь, в будущем наши встречи там превратятся в постоянную лабораторию. Нынешняя посвящена чеховскому "Вишневому саду". После поездки в Дельфы, где мы этим летом играли "Медею" (моноспектакль Васильева с актрисой Валери Древиль.-- Ъ), у меня открылись серьезные возможности в Греции. Сама работа планируется следующим летом, хотя переговоры будут сейчас, в конце сентября... Это если говорить о том, что радостно. Все остальное -- некая остановка и выбор пути. Знаете, я всегда любил путешествовать -- жаркие страны, океан, бедуины, святые земли, житие монахов... Я всегда болел странной тоской -- бросить театр и уйти в океан. Впрочем, если театр -- океан, я еще вернусь.

-- Ну хотя бы частный визит в Москву не планируете?

-- Ваш вопрос -- в нем два вопроса. Есть ли у вас какие-то семейные, дружеские, частные, товарищеские намерения вернуться в Москву хоть на пару дней? Да, конечно, есть. А с какой-то деловой, театральной целью? Нет, потому что не хочу больше тревожить эту ситуацию. Так что визита не будет. И это мои последние слова, я не хочу больше разговаривать через прессу. Я устал от всяческих легенд и слухов вокруг своего имени.

В приемной председателя комитета по культуре Москвы господина Худякова корреспонденту Ъ отказались прокомментировать это интервью, посоветовав направить официальный письменный запрос на имя Сергея Ильича Худякова: "И тогда он поручит компетентным людям подготовить ответ о судьбе театра 'Школа драматического искусства'". Начальник отдела театров Анатолий Александров сказал: "Я ничего не могу вам сказать, я не в курсе -- был в отпуске. А вы с театром связывались?" -- "Связывались, там ничего не знают и ждут решения комитета".-- "Ну, если в театре ничего не знают, то я и подавно..."

 


В избранное