До нас не дошли их имена, потому что они
никогда никому их не называли, да и вообще не отвечали на вопросы.
Они делали только одно: приходили в
какую-нибудь деревню, становились на базарной площади и начинали смеяться, да
так, что, глядя на них, все стоявшие рядом люди смеялись от всей души.
Подошедшие к ним тоже заражались смехом, вскоре собиралась толпа, и, глядя на
смеющихся, все смеялись. Когда уже смеялась вся деревня, монахи уходили в
другое селение. Их очень любили. Смех был их единственной проповедью,
единственным посланием. Они ничему не учили, они просто создавали ситуацию.
Со
временем они стали известны во всей стране – «три смеющихся монаха». Никто не
проповедовал подобным образом – никто не проповедовал, что жизнь должна быть
смехом и только смехом. Они смеялись не над кем-то в отдельности, а будто бы
потешались над какой-то грандиозной шуткой. Они распространяли веселье по всему
Китаю, не произнося при этом ни слова. Люди спрашивали, как их зовут, а они
смеялись в ответ, почему их и стали называть – «три смеющихся монаха».
Прошли годы, они состарились, и вот в какой-то
деревне один из монахов умер. Вся деревня с интересом ожидала дальнейших
событий, ибо теперь, когда один из них умер, два оставшихся в живых должны были
его оплакать. На это стоило посмотреть, потому что никто не мог даже
представить себе этих людей плачущими.
Собралась
вся деревня. Два монаха стояли над трупом третьего и смеялись, да так, что
животы их ходили ходуном. И тогда жители деревни взмолились: «Объясните нам
хотя бы!»
И
тут монахи впервые заговорили. Они сказали: «Мы смеемся потому, что этот
человек одержал победу. Нам всегда было интересно, кто из нас умрет первым, и
он нас опередил. Мы смеемся над своим поражением, мы смеемся над его победой.
Он жил с нами много лет, мы вместе смеялись и наслаждались нашим сообществом.
Иначе и нельзя устроить ему последние проводы. Мы можем только смеяться».
Вся
деревня опечалилась, однако когда тело умершего монаха возложили на
погребальный костер, жители деревни поняли, что смеялись не только эти двое, –
третий, который был мертв, тоже смеялся. Потому что этот третий еще при жизни
сказал своим товарищам: «Не переодевайте меня!». Согласно обычаю, тело умершего
омывали и переодевали, однако он сказал: «Не омывайте меня, ибо я не был
нечистым. В своей жизни я так много смеялся, что рядом со мной не могла
собраться нечистота, она не смела даже приблизиться ко мне. Я не собрал пыли,
смех всегда юн и свеж. Поэтому не омывайте меня и не меняйте мои одежды».
И
вот, чтобы оказать умершему почтение, монахи не стали его переодевать. А когда
тело возложили на огонь, внезапно оказалось, что он кое-что припрятал в своих
одеждах, и это был... китайский фейерверк! И тогда вся деревня принялась
смеяться, а те двое воскликнули: «Мошенник! Ты умер и все равно оставил нас с
носом. Ты смеешься последним».
В
ответ на великую шутку звучит великий смех".
Когда
царит улыбка, в приказах нет нужды. Из «ЛюбоПыток».