Недавно
знакомый писатель рассказал мне об этом удивительную историю. Писатель этот
вырос в Латвии и хорошо говорит по-латышски. Вскоре после войны он ехал из Риги
на Взморье на электричке. Против него в вагоне сидел старый, спокойный и
мрачный латыш. Не знаю, с чего начался их разговор, во время которого старик
рассказал одну историю.
- Вот
слушайте,- сказал старик.- Я живу на окраине Риги. Перед войной рядом
с моим домом поселился какой-то человек. Он был очень плохой человек. Я бы даже
сказал, он был бесчестный и злой человек. Он занимался спекуляцией. Вы сами
знаете, что у таких людей, нет ни сердца, ни чести. Некоторые говорят, что
спекуляция - это просто обогащение. Но на чем? На человеческом горе, на слезах
детей и реже всего - на нашей жадности". Он спекулировал вместе со своей
женой. Да... И вот немцы заняли Ригу и согнали всех евреев в "гетто"
с тем, чтобы часть, убить, а часть просто уморить с голоду. Все
"гетто" было оцеплено, и выйти оттуда не могла даже кошка. Кто
приближался на пятьдесят шагов к часовым, того убивали на месте. Евреи,
особенно дети, умирали сотнями каждый день, и вот тогда у моего соседа
появилась удачная мысль -- нагрузить фуру картошкой, "дать в руку"
немецкому часовому, проехать в "гетто" и там обменять картошку на
драгоценности. Их, говорили, много еще осталось на руках у запертых в
"гетто" евреев. Так он и сделал, Перед отъездом он встретил меня на
улице, и вы только послушайте, что он сказал. "Я буду,- сказал он,-
менять картошку только тем женщинам, у которых есть дети".
- Почему?--
спросил я.
- А потому,
что они ради детей готовы на все и я на этом заработаю втрое больше.
Я промолчал,
но мне это тоже недешево обошлось. Видите? Латыш вынул
изо рта потухшую трубку и показал на свои зубы. Нескольких зубов не хватало.
- Я
промолчал, но так сжал зубами свою трубку, что сломал и ее, и два своих зуба.
Говорят, что кровь бросается в голову. Не знаю. Мне кровь бросилась не в
голову, а в руки, в кулаки. Они стали такие тяжелые, будто их налили железом. И
если бы он тотчас же не ушел, то я, может быть, убил бы его одним ударом. Он,
кажется, догадался об этом, потому что отскочил от меня и оскалился, как
хорек... Но это не важно. Ночью он нагрузил свою фуру мешками с картошкой и
поехал в Ригу в "гетто". Часовой остановил его, но, вы знаете, дурные
люди понимают друг друга с одного взгляда. Он дал часовому взятку, и тот оказал
ему: "Ты глупец. Проезжай, но у них ничего не осталось, кроме пустых
животов. И ты уедешь обратно со своей гнилой картошкой. Могу идти на
пари".
В
"гетто" он заехал во двор большого дома. Женщины и дети окружили его
фуру с картошкой. Они молча смотрели, как он развязывает первый мешок. Одна
женщина стояла с мертвым мальчиком на руках и протягивала на ладони разбитые
золотые часы. "Сумасшедшая! - вдруг закричал этот человек.-Зачем тебе
картошка, когда он у тебя уже мертвый! Отойди!" Он сам рассказывал потом,
что не знает - как это с ним тогда случилось. Он стиснул зубы, начал рвать
завязки у мешков и высыпать картошку на землю. "Скорей!
- закричал он женщинам.- Давайте детей. Я вывезу их. Но только пусть не шевелятся и молчат.
Скорей!" Матери, торопясь, начали прятать испуганных детей в мешки, а он
крепко завязывал их. Вы понимаете, у женщин не было времени, чтобы даже
поцеловать детей. А они ведь знали, что больше их не увидят. Он нагрузил полную
фуру мешками с детьми, по сторонам оставил несколько мешков с картошкой и
поехал. Женщины целовали грязные колеса его фуры, а он ехал, не оглядываясь. Он
во весь голос понукал лошадей, боялся, что кто-нибудь из детей заплачет и
выдаст всех. Но дети молчали.
Знакомый
часовой заметил его издали и крикнул: "Ну что? Я же тебе говорил, что ты
глупец. Выкатывайся со своей вонючей картошкой, пока не пришел
лейтенант".Он проехал
мимо часового, ругая последними словами этих нищих евреев и их проклятых детей.
Он не заезжал домой, а прямо поехал по глухим проселочным дорогам в леса за
Тукумсом, где стояли наши партизаны, сдал им детей, и партизаны спрятали их в
безопасное место. Жене он сказал, что немцы отобрали у него картошку и
продержали под арестом двое суток. Когда окончилась война, он развелся с женой
и уехал из Риги.
Старый латыш помолчал.
- Теперь я думаю,-
сказал он и впервые улыбнулся,- что было бы плохо, если бы я не сдержался и
убил бы его кулаком.