Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

Жить с удовольствием

  Все выпуски  

Наше прошлое - приют или ловушка?


Наше прошлое – приют или ловушка?

Юрий Зубцов PSYCHOLOGIES №66

Основные идеи
* Прошлое как опора: нас успокаивает его неизменность.
* Прошлое как груз: оно определяет наши ограничения и слабости.
* Прошлое как партнер: бежать от него нет смысла, с ним нужно работать.
Прошлое, окрашенное в светлые тона нашей памятью, нас утешает. Или, наоборот, его драмы и боль преследуют нас, сковывают, мешают быть собой. Наша задача – распутать это переплетение чувств и событий, чтобы создать заново собственную жизнь.

«Ощущение предельной беззаботности, благоденствия, густого летнего тепла затопляет память и образует такую сверкающую действительность, что по сравнению с нею паркерово перо в моей руке, и самая рука с глянцем на уже веснушчатой коже, кажутся мне довольно аляповатым обманом. Зеркало насыщено июльским днем. Лиственная тень играет по белой с голубыми мельницами печке. Влетевший шмель, как шар на резинке, ударяется во все лепные углы потолка и удачно отскакивает обратно в окно. Все так, как должно быть, ничто никогда не изменится, никто никогда не умрет»*.

Потерянный рай

Эта пронзительная картина бесконечного счастья ослепляет нас, и уже не важно, таким ли было детство Набокова на самом деле. Это вовсе не упрек писателю. Нам доставляет удовольствие сам процесс вспоминания – вне зависимости от того, было ли наше прошлым счастливым или несчастным. Вы замечали, как часто во время посиделок с друзьями нас вдруг подхватывает волна памяти: «А помнишь, когда нам было пятнадцать?..» – «А помнишь, тогда в школе?..» «Удовольствие от воспоминаний – это радость от того, что мы можем снова и снова обретать самих себя», – поясняет психоаналитик Жак Андре (Jacques Andre). Немецкий писатель-сентименталист Жан Поль (Рихтер), придумавший выражение «мировая скорбь», еще 200 лет назад предложил свое объяснение этой тяги: «Воспоминание – единственный рай, из которого нас не могут изгнать». К тому же в вечно спешащем мире, когда кажется, что сама судьба ускользает от нас, надежное, застывшее и неизменное прошлое идеализируется и обретает дополнительное очарование. Надпись «выпускается с 1875 года» способна, кажется, продать любой товар, включая и те, которых попросту не существовало сто с лишним лет назад, а дискотеки 70-х, 80-х и 90-х относятся к числу самых популярных музыкальных жанров. Хотите снова почувствовать вкус детства? Вас уже ждут мороженое «48 копеек» и лимонад «Буратино»; а для тех, кого тянет еще дальше в прошлое, есть стилизованный под старину бренд «А. Коркунов» и возрожденный «Эйнемъ». Хотите найти своих предков? Сотни сайтов помогут составить генеалогическое древо. Хотите разыскать друзей детства? К вашим услугам десятки социальных сетей. Мы бесконечно пересматриваем альбомы со старыми фотографиями, вздыхаем над ремейками старых песен и фильмов и повторяем самое банальное из заклинаний: «раньше было лучше». Мы так устроены, что стремимся отыскать в прошлом лишь самое приятное, а все остальное прячем в дальних уголках памяти. Но сладостная поначалу ностальгия со временем оборачивается меланхолией и в результате приводит к депрессии. К тому же будем честны: так ли нам хочется вернуться в свои пять, десять или даже двадцать лет? «На самом деле никто не хочет повернуть время вспять, утратить весь опыт прожитых лет, все радости и счастливые моменты, снова стать наивным юнцом и совершать ошибки, – полагает социальный психолог Элен Лангер (Ellen Langer). – Мы просто хотим чувствовать себя более молодыми и энергичными – сегодня». Но даже если нам чудом удастся оказаться в собственном детстве и юности, что нас там ждет? Ощущение беспомощности перед лицом всесильных взрослых; слезы обиды за то, что нас несправедливо наказали или, наоборот, проигнорировали; юношеские комплексы, безденежье, любовные неудачи… И это лишь самые распространенные ситуации. Память многих людей хранит (или скрывает) куда более жестокие и трагичные события, последствия которых продолжают сказываться и много лет спустя.

Рюкзак за плечами

Мы часто говорим про «груз прошлого», не вдумываясь в смысл привычной метафоры. Но что это за груз? Тяжкая ноша, которую хочется, но не получается сбросить с плеч? Или нечто бесконечно ценное, с чем ни в коем случае нельзя расстаться? И наконец, только ли наше личное прошлое влияет на нас? Это не пустые вопросы. То, что случилось с нами и нашими близкими, нередко мешает нам жить в настоящем и двигаться в будущее. «Можно забыть свое прошлое. Но это не значит, что от него можно исцелиться», – убежден писатель Фредерик Бегбедер. Подавленное или постоянно воскрешаемое, унаследованное или приобретенное, прошлое всегда оставляет следы. Прежде с этим приходилось смириться. Хорошее или не очень, прошлое было подобно наследству, которое надлежало принять и «хранить вечно». Сегодня, спустя 100 лет после рождения психоанализа, мы отказываемся уживаться с тем прошлым, которое нас не устраивает. Но есть ли надежда на избавление? «Психоанализ не ставит задачи освободить пациента от прошлого, – говорит психоаналитик Андрей Россохин. – Просто потому, что прошлого не существует. Рассказывая на кушетке о прошлом, которое кажется ему давящим грузом, пациент на самом деле говорит о тяжести настоящего. Прошлое продолжает жить в настоящем: не в тех травмах, которые случились когда-то, а в многократно усиленных, зашифрованных и наслоившихся на всю жизнь».

Пожалуй, это резонно. Ведь то, к чему мы стремимся, – это возможность свободно действовать и жить полной жизнью сегодня, сейчас. «Но если груз прошлого слишком тяжел, как 40-килограммовый рюкзак, то уже невозможно вынести ничего больше, – продолжает Андрей Россохин. – Каждый новый килограмм оказывается неподъемным, валит с ног, вызывает депрессию и отчаяние. Единственный выход – переработать груз прошлого. Конечно, сам «рюкзак» не исчезнет. Но у нас появятся новые силы, чтобы его нести. Мы начнем что-то открывать в себе, принимать свои ограничения, терпеть, осмысливать. И через некоторое время станет немного легче. Перерабатывая наше прошлое, мы тренируем мышцы души».
Начало воспоминаний

Большинство людей не помнят ничего из того, что происходило с ними до двух-трехлетнего возраста, да и воспоминания последующих нескольких лет в лучшем случае фрагментарны. Этот известный феномен носит название «детская амнезия». «Детская амнезия заканчивается тогда, когда к ребенку приходит самосознание», – утверждает профессор психологии Университета Ланкастера (Великобритания) Марк Хоу (Mark Howe)*. Речь идет об осознании собственной уникальности, понимании того, где заканчивается «я» и начинается «ты». Эта способность возникает примерно между 18-м и 24-м месяцами жизни, как раз перед тем, как появляются первые личные воспоминания. Для подтверждения своей гипотезы Хоу провел серию экспериментов. На предварительном этапе он выяснял, узнают ли дети себя в зеркале (это один из общепризнанных тестов на наличие самосознания). Сразу же после этого теста он показывал детям мягкую игрушку, львенка, а затем прятал ее в ящик одного из шкафов. Через некоторое время Хоу приводил тех же детей в лабораторию и предлагал им вспомнить, в каком ящике спит львенок. «Дети, демонстрировавшие развитое самосознание, могли вспомнить нужное место даже спустя несколько недель, – рассказывает психолог. – А те, у кого еще не появилось ощущение собственного «Я», справлялись с заданием крайне редко». Хоу считает, что развитие самосознания является необходимым (хотя, возможно, и недостаточным) условием формирования автобиографической памяти: «Самосознание помогает организации воспоминаний и облегчает доступ к ним. События нашей жизни становятся более запоминающимися и остаются с нами на более длительный срок».

* M. Howe «The Nature of Early Memory: An Adaptive Theory of the Genesis and Development of Memory» (Oxford University Press, 2011).
Чужая ноша

Часто бывает и так, что мы сами не знаем, что прячется в рюкзаке нашего прошлого. И не потому, что мы всеми силами старались забыть о его содержимом, а потому что несем тяжесть, которая нам досталась по наследству. Для нашей страны это особенно верно: последние сто с лишним лет российской истории были щедры на катастрофы. И даже если трагические события не коснулись лично нас или наших родителей, мы все равно к ним причастны, потому что травма дает о себе знать через одно и даже несколько поколений. «Непереработанная травма передается как в индивидуальной истории, так и в истории этноса, – напоминает психоаналитик Мария Тимофеева. – В Германии, например, где идея национальной вины до сих пор очень сильна, существуют открытые для всех желающих группы: люди собираются, чтобы обсудить прошлое своей страны. Такая работа должна вестись в странах с драматической и не осмысленной пока историей, к числу которых принадлежит, конечно, и наша. Из-за того, что мы не разбираемся с историей, происходят странные на первый взгляд вещи. У некоторых из нас возникает неясная тревога, безотчетный страх, раздражительность, которым нельзя найти объяснения в личной, индивидуальной истории. И тогда искать причины приходится в коллективном прошлом».

Но забывать не менее важно, чем помнить, если мы не хотим, чтобы прошлое стало «могильщиком настоящего», предупреждал философ Фридрих Ницше: «существует такая степень бессонницы, постоянного пережевывания жвачки, такая степень развития исторического чувства, которая влечет за собой громадный ущерб для всего живого и в конце концов приводит его к гибели, будет ли то отдельный человек, народ или культура»**.

Настоящая жизнь - в настоящем

Для одних прошлое – клетка, для других – убежище. В любом случае, пока мы привязаны к прошлому, мы не сможем распробовать вкус настоящей жизни. Наша ностальгия продиктована тоской по тому ребенку, которого все любят, объясняют наши эксперты. Но этот образ оказывается придуманным, а поиски утраченной любви – тщетными: никто и никогда не любил (и не мог любить) нас той идеальной любовью, которую мы стремимся обрести. И чтобы перестать цепляться за прошлое, нам предстоит расстаться с позицией ребенка, нуждающегося в утешении, и принять реальность невосполнимого недостатка любви. Однако и отрицать свое прошлое – путь в никуда. «Мы не сможем освободиться от своего прошлого, если будем пытаться отделаться от него, – говорит Жак Андре. – Такие попытки приведут только к тому, что мы будем постоянно попадать в одни и те же истории, вступать в одни и те же конфликты, никак не используя свой опыт». С ним согласен Андрей Россохин: «Переработать проблемы прошлого имеет смысл совсем не для того, чтобы забыть, избавиться от их груза. Смысл психоанализа прямо противоположен: помочь человеку стать достаточно сильным, чтобы не только справиться с этим грузом, но и быть готовым к каждому новому вызову жизни».

Этот путь не бывает легким. Мы можем испытывать горечь и обижаться даже на самых близких людей: «Да, я сержусь на мать за то, что она меня мало любила...» Но очень важно, чтобы такое «сведение счетов» произошло внутри нас, а не выплескивалось вовне. Тогда, продолжая двигаться вперед, мы сможем увидеть не только то, что заставило нас страдать, но и то действительно ценное, что мы получили. Мы перестанем быть жертвой времени, которого уже не будет, и станем действующим лицом единственного времени, которое нам принадлежит, – настоящего.


В избранное