Три месяца назад я проснулся среди ночи. Что-то около половины третьего ночи. Встал, прошел к окну и … увидел, что работает сигнализация моей машины. То есть световая сигнализация есть, а звуковой… увы… нет. Наскоро оделся, в лифт и… Моя машина (жигуль) стоит в ряду других машин, но отличается от других разбитыми стеклами и… отсутствием магнитолы и аудиоколонок – все было вырвано, что называется «с мясом». Из передней панели торчали лишь обрывки проводов. Замечу при этом, что машину мою вскрывают уже не в первый раз. И что интересно, рядом с моим авто стоят иномарки – а в них и аудиоколонки получше и автомагнитолы – гораздо более накрученные… Ан нет… Моя-то им больше нравится. Раньше у меня была «шестерка» - ее вскрывали четырежды, но стекла не били. А теперь какая-то новая технология. Сейчас у
меня 12-я модель. Разбили заднее боковое стекло и стекло задней правой двери. А потом… А потом - покуролесили. Раньше я не вызывал милицию, полагая, что это ничего в итоге на даст. А тут как-то спонтанно (от огорчения, наверное) достал мобильник и … звякнул по «02». Спустя 55 минут приехала «УАЗ» с тремя милиционерами во главе с младшим лейтенантом (это было видно сквозь стекла). Я стоял у своей разграбленной машины, а милиционеры сидели в своей «УАЗ». Никто из них поползновений к выявлению правонарушителей не предпринимал. Спустя минут 5 я решился подойти к этой старой-престарой машине с милицейскими знаками отличия. И только тогда дверца машины с трудом и великим скрипом отворилась и из машины выглянула голова самого младшего из всех лейтенантов.
«Чо случилось?» - вопросила голова. Я кратко обрисовал диспозицию, предварительно представившись и по воинскому званию в запасе и по занимаемой ныне должности. Ни то, ни другое не возымело ни малейшего действия на мамлея. Он вылез из машины, подошел к моему растерзанному авто, засунул руки в карманы брюк и стал покачиваться с носка на пятки и с пяток на носки. Я не решался его беспокоить уточняющими деталями. «А вдруг, - подумал я – именно в этот момент у него в не очень крупной голове рождаются мысли по раскрытию преступления, а я собью эти мысли в сторону».
Так продолжалось ещё минут 7-8. Потом младший из лейтенантов остановил свое раскачивание и вновь вопросил: «Так чего в милицию звонили?».
«А разве непонятно? – вопросом на вопрос (как будто я родом из Одессы или из ее пригородов) ответил я.
Младший лейтенант похрустел носком мокасина по разбитому стеклу на асфальте и сказал, что надо ехать в отделение милиции. Я сел в свою, а мл.лейтенант – в свою. И мы такой кавалькадой поехали. Около 5-ти утра мы въехали во двор околотка. Мне было предложено пройти в помещение, где располагался дежурный. А дежурным был молодой рослый капитан, который сказал, что надо бы написать заявление. Что я и сделал. При входе в дежурную часть отделения милиции расположена большая клетка, часто называемая и самими милиционерами и простыми смертными «обезьянником». Ко времени моего визита в нем находились двое мужчин, один из которых постоянно вскрикивал и ругался, а другой негромко разговаривал сам с собою через каждые 5-7 минут душевно прося закурить, на что первый взрывался матерными словесами, смысл которых сводился к одной лишь фразе: «откуда бы взяться куреву у меня…».
Заявление я написал и отдал его капитану. Мне было сказано, чтобы я ждал, добавив при этом, что ограблено за ночь уже 7 машин, причем у трех из их полностью варварски разбиты передние панели и что, дескать, мне еще повезло, что этого не произошло с моей машиной. Чего или кого мне ждать – я так и не понял. Но стал ожидать (а до этого просто ходил). Около 6 утра в дежурку два милиционера вволокли за руки и отчаянно матерящуюся девицу. Туловище ее оставило след на грязном полу, какой оставляет тряпка во время мытья пола. Менты бросили девицу у двери обезьянника и, открыв замок, ногами стали втолкивать девицу в клетку. Но не тут-то было – девица стала вопить ещё громче и визгливее, стала угрожать им карами небесными и вполне приземленными, то есть просто даже земными – каким-то Грином (или Грифом, а может даже и просто гриппом – не разобрал точно). Ментов это сначала
позабавило, а потом трудности с впихиванием девицы в узилище стали потихоньку все более и более раздражать их и вводить в остервенение. Толкание потихоньку стало приобретать характер ударов ногами. Мое вмешательство, должен отметить, ввело Ментов в некоторое замешательство и (что очень меня удивило) в некоторое даже смущение (!!!). В конце концов один из милиционеров сумел-таки впихнуть девицу в клетку и закрыть дверь. А потом к клетке подошли еще трое и все вместе они с интересом стали наблюдать, что же будет происходить в клетке далее. Комментарии ментов носили грязноватый характер. Присутствие посторонних людей ментов более не смущало. Когда же один из находящихся в клетке особей мужского пола воспылал некими чувствами (то есть сработал один из центров древней лимбической системы, ответственный за продолжение вида) к девице и попытался их реализовать, то встретил выраженную агрессию со
стороны девицы и хохот среди милиционеров. Я подошел к дежурному капитану и попросил унять его подчиненных. Он, к чести его – это сделал и вполне корректно – без употребления крепких выражений. Сказал что-то вроде: «Кина не будет – кинщик заболел». Спектакль был окончен. Несколько раз я пытался рассказать и капитану, и младшему лейтенанту, и даже сержанту о роли отпечатков пальцев, подошв и прочих следов преступления, о роли кинологической службы. Но все мои попытки были встречены так, как будто я говорил с ними на венесуэльском языке – они не просто не отвечали – они смотрели на меня и … сквозь меня. Точно так же смотрят во двор или на улицу сквозь мутное от грязи стекло в надоевшем присутственном месте - вроде бы еще и здесь дела не сделаны и на улицу хочется выйти. В конце концов я намекнул, что попрошу своего давнего знакомого (он полковник
МВД), чтобы он посодействовал в организации криминологической экспертизы или как у них это называется), на что была реакция – взгляд капитана приобрел сфокусированность на мне и некую осмысленность. Он сказал, что, дескать утром придет начальник отделения и всем распорядится, что он уже обо всем доложил по телефону. Замечу при этом, что дело было уже около 7 часов утра и в субботу. Когда утром – уточнения не последовало. Просто предложили сесть на скамью и ждать. Что я и сделал – другого не оставалось. Где-то в половине девятого в помещение вошел высокий стройный мужчина в спортивном прикиде и с ходу вошел в дежурку. Там все вскочили с мест, капитан доложил что-то громким голосом и стал что-то ему рассказывать. Но стекло хорошо экранировало звуки. Я встал и подошел к двери коридорчика из которого был вход в дежурку. И тут услышал как подполковник (а этот спортивного вида
мужчина оказался начальником отделения и величали его «товарищем подполковником») стал постепенно повышая голос распекать капитана (к слову, в присутствии сержантов и младшего лейтенанта, что недопустимо).
«Вы что, капитан, нахватали, как собачка блох, этих дел с автомашинами? Сколько раз говорить, чтобы всеми силами избегать обращений по этому поводу к нам? А, капитан? Что непонятного в этом?» - почти орал подполковник. А капитан что-то мямлил в ответ нечленораздельное.
Тут вмешался я, напомнив подполковнику о выступлениях их министра по поводу сокрытий преступлений и отказов в возбуждении дел. Подполковник соорудил изумленные глаза и пытаясь испепелить меня взглядом рыкнул: «А вы кто такой и что делаете в дежурном помещении?». На что я вполне резонно возразил, что мое тулово и ноги за пределами дежурки, а на уровне порога лишь моя голова. И тут же не давая подполковнику осмыслить дерзость моих слов, пошел в наступление (словесно, конечно), озвучив свои притязания на криминологическую экспертизу моей поруганной машины. Опять же намекнув, что могу попросить об этом своего знакомого полковника МВД. Не знаю, что привело товарища подполковника в состояние спокойствия – то ли упоминание о полковнике МВД, то ли осмысление слов и министре внутренних дел и его словесах о недопустимости отказа в возбуждении дел. Но последовало указание об отправке
машины за экспертом. К половине одиннадцатого эксперт прибыл. Он оказался невысоким крепышом лет 23-24-х. Он разложил свое серебристого цвета чемоданчик прямо на асфальт перед моей машиной и стал кисточкой макать в порошок и обмахивать рулевое колесо, дверцы машины и даже крышу оной. Потом увидел небольшую вмятину на дверце, в которой было разбито стекло – видимо злоумышленник, пытаясь влезть в разбитое окно, упирался ногой в дверцу машины и слегка помял ее и поцарапал краску. Эксперт долго и я бы даже сказал - задумчиво смотрел на этот дефект, сидя на корточках, а потом слегка повернувшись ликом в мою сторону (я тоже сидел на корточках рядом с ним) произнес: «Отпечатков пальцев нигде нет. Да и быть не могло – ведь прошел дождь и даже если они были – все смыло. Надо было раньше меня вызывать. Можно, конечно, попытаться снять отпечаток подошвы, но для этого надо вырезать
кусок дверцы, если вы, конечно, согласны на это. Ну как?».
К такой жертве я был не готов. Я знал, что уже понес ощутимые материальные потери – два разбитых стекла, магнитола, аудиоколонки вместе с задней панелью, плюс работа по их замене. Я уж не говорю о моральном ущербе – а для тех, кто перенес кражу – любую – из сумки ли, или из квартиры, или из машины – всегда возникает ощущение поруганности, какое-то очень неприятное чувство. А тут еще дверь машины… Нет, к этому я был не готов. На этом экспертиза была закончена. Правда, эксперт ещё фотографировал мою машину с трех ракурсов. Меня очень тронули слова эксперта о том, что его надо было вызывать раньше.
«Лучше бы даже до совершения преступления, - подумал я. И еще мне в голову пришло какое-то очень глубокое понимание, осознание того факта, что мы должны, нет не просто должны, а обязаны вызывать милиционеров в случаях ограблений машин, других правонарушений. Даже понимая, что это будет бесполезно, что этим вызовем недовольство милиционеров и их подполковников с капитанами и младшими лейтенантами. Если мы желаем, чтобы наша страна приобрела хотя бы оттенок цивилизованности (заметьте, я не говорю об окраске цивилизованности), чтобы наши дети или внуки жили хотя бы чуть-чуть в лучшей стране, нежели досталась нам – мы должны, нет – мы обязаны вызывать милицию и добиваться вызова эксперта и кого-то там еще… Даже понимая, что впереди бессонная и неприятная ночь в отделении милиции, даже осознавая бесперспективность раскрытия правонарушения и возмещения понесенного материального
и морального ущерба. Даже понимая это… Для того, чтобы газон стал газоном, его надо подстригать лет триста. Так уверяют всех англичане. И они ведь правы. Во всяком случае - нет оснований не верить им. Хотя бы потому, что их полиция работает несравнимо лучше, чем наша милиция. Разница примерно такая же, как между ополчением и регулярной армией.