Украина: крах империи?

С патриотическими слоганами и песнопениями в нашем регионе что-то не так. «Еще польска не згинела», «жыве Беларусь», «щэ не вмэрла Украйины ни слава ни воля», само собой. Как ни крути, а напоминает сводку из госпиталя: радоваться и гордиться предлагается только тем, что государство ещё существует. «Доктор, я буду жить?» — «Щэ-э-э нэ вмэ-э-эрла…» В трудных действительно условиях, зажатым между грубоватым Востоком и коварным Западом, оставаться в живых есть безусловное достижение; и всё же не стоило бы его представлять как основное и единственное.

Любители караоке на Майдане, к месту и не к месту затягивающие свой заунывный гимн, похоже, допелись. Состояние Неньки критическое; и степень вины в том обладателей всех этих сопрано, баритонов и теноров-альтино прямо пропорциональна степени их неразумности, а следовательно — колоссальна.

После распада Союза Советских Социалистических Республик они, в числе прочих украинских граждан, унаследовали едва ли не самую сочную и перспективную его землю. Море. Горы. Степи. Плодороднейшие чернозёмы. Изобильные полезные ископаемые — от угля и руды аж до золота, всего сто двадцать видов, из них более тридцати особого значения. Мощная промышленность. Огромные запасы вооружений, боеспособная армия. Уникальная система образования, развитая, десятилетиями лелеянная наука. Талантливое, грамотное и трудолюбивое население. Выясняется, что и это всё можно было довольно быстро про… петь.

Общественность привыкла считать Украину однородной, шароварно-фольковой, но ведь фольк там проживает не такой и однородный. Коренные жители Киева, Донецка, Львова — люди очень и очень разные. Насельник центральной Украины ментально ближе к белорусу, чем к галичанину; насельник восточной очень похож на русского. И всё это только внутри ключевого этноса. А ведь помимо упомянутых, очень даже разных, хохлов, вуек, кугутов, бульбашей и кацапов, в Украине, часто компактно, живут молдаване, поляки, венгры, часто поминаемые крымские татары и много ещё кто.

В середине девяностых ревнивые стратеги в Москве поглядывали на Киев с некоторым опасением: столица крупнейшей европейской страны, он вполне мог бы явиться новым центром восточного славянства и близких к нему народов. Украина явилась, по сути дела, мини-империей. Полной амбиций, как и полагается небольшой молодой империи, отколовшейся от империи большой и старой. В том имелось определённое преимущество: страна могла отстраиваться с чистого листа, что давало возможности избежать инерции прошлого и позволяло не взваливать на свои плечи тяжкий груз исторических ошибок и застарелых национальных противоречий.

Как бы не так! Не только взвалили, но ещё и сверху навалили такого, что затрещал могучий хребет от Чёрного моря до Карпат.

Внутренняя политика многонационального государства (а Украина, де-факто, явилась таковым) не терпит узости. Она должна, во-первых, уходить корнями в менталитет государствообразующей нации, и, во-вторых, быть максимально открытой и удобной для остальных наций. В своём стремлении быть подальше от России (продиктованном банальной корыстью, стремлением поскорей огородить для себя доставшийся участочек) украинские властители совершили роковую ошибку, насаждая в стране идеологию антиукраинского шовинизма.

Делалось это руками, вернее, языками агрессивных провинциалов от политики, культуры и искусства, желающих обратить свой провинциализм в заслугу и преимущество. Лет пять назад, помнится, меня поразила усердно раскручиваемая акция «поставь украинскую книжку наверх»: участникам предлагалось, придя в книжный магазин, ставить книги на украинском языке на самые видные места на полках. Поставь наверх не самую лучшую книжку, а поставь наверх книжку на украинском языке! И плевать, если в ней будет напечатана унылая ахинея. Организаторы даже не догадывались, какую интеллектуальную ущербность они демонстрируют.

Пацаны с Востока, те самые, которые сейчас частью бежали, частью пребывают в пессимизме, будучи сами чуждыми подобным заморочкам, вполне поощряли их. Сами они в это время деловито пилили заводы, моря, пароходы: кликушествуйте, дескать сколько влезет, мы вам даём трепаться сколько угодно и о чём угодно, а вы нам не мешайте пилить. Просчитались и братки: недооценили силу и роль идеологии.

Для центрального, типичного украинца русский язык является родным не менее, чем украинский. Именно украинцам принадлежит громадный исторический вклад в становление и развитие русского языка — но возможности включить этот вклад в реестр своей национальной гордости их лишили новоявленные политруки. То же самое касается не только языка, но самых разных сфер национальной жизни: науки, культуры, искусства. Наставившие повсюду истуканов Шевченко одновременно украинцев лишали Гоголя, Королёва и Сикорского. Нет, не алчного и лукавого поляка, а того самого, что делал самолёты и вертолёты.

Сегодня к пониманию того, что навязанная ксенофобская идеология является по сути своей антиукраинской, приходит всё больше и больше представителей великого украинского этноса. Представители других этносов поняли это пораньше: ксенофобия изначально не сулила им никаких пряников. Тем временем процесс идёт, как говаривал незабвенный Михал Сергеич. Мазеповщину и петлюровщину в господствующей идеологии сменяет бандеровщина.

И если первые две, вредные или нет, представляют собой явления действительно национальные, хотя не главные в украинской истории, то именно показательно-террористическое торжество западноукраинской бандеровщины, чуждой и враждебной большинству населения, запустило механизм развала страны.

Бандеровщину правильно определяют как фашизм. Но этот фашизм является ещё более гибельным, чем гитлеровский. Тот не мелочился, записывая в предтечи Гёте и Ницше, объявляя себя наследником великой европейской культуры. Этот отказывается от всего, кроме Бандеры, традиций галицкого села и, может быть, пресловутого и вездесущего Тараса. Процитирую самого себя: «Реанимировали именно нацизм. То был не гитлеровский нацизм, самостоятельный, могучий, грандиозный и кошмарный. То был завистливый провинциальный нацизм прислужников, полицаев и сельских шкодников из схронов, которыми и Гитлер брезговал, поручая им самую грязную работу. Шкодили они не в жестокой к ним в Москве, но в сёлах и городах Украины Восточной. Устраивали засады, сыпали отраву в колодцы, точно так же, как сегодня, жгли дома. И воевали по большому счёту не с «москалями», но с украинцами, служащими во Внутренних Войсках Украинской Советской Социалистической Республики. Таким образом, противостояние между двумя ментально очень разными частями Украины оформлено исторически».

Я неспроста повторяюсь: навязанная блицкригом идеология национального меньшинства, по сути, враждебная большинству украинцев, сработала на развал великолепной империи Украины. Майдан воспринимается ими не как национальный протест, но как навязывание большой Украине упрямой и злой воли псевдонационалистического меньшинства. И нечего здесь винить москалей, ляхов или жидов: «заслуга» в том всецело принадлежит псевдопатриотам, любителям хорового пения и зажигательных речёвок.

Какую искреннюю и блаженную радость наблюдали мы в Крыму по поводу прибытия русских войск! Я пишу эти строки в день референдума; в итогах его, кажется, мало кто сомневается. И вот о чём стоит задуматься. В соседней Беларуси существуют области, не менее симпатизирующие России, чем Крым. И русских не меньше ни в Гомеле, ни в Могилёве. Но вряд ли, если вдруг российская армия займёт ключевые объекты, народ будет так ликовать. Как минимум возропщут. Нахмурятся. Скажут, нечего к нам сюда лезть, со своими проблемами сами разберёмся.

Это до чего же надо было довести украинских своих граждан этим истерическими нацизмом, чтобы иностранные войска они ждали, как освободителей?

Коллективные психозы и неврозы — явление в истории нередкое. Пройдёт и это; осталась бы Украина. В опошленном лужёными глотками гимне есть вполне поэтические строчки: «згинуть наш╕ вороженьки, як роса на сонц╕». Дай бог, чтобы так и произошло! Главное, чтобы разобраться, кто является истинными вороженьками нации и страны. Не твердолобые ли это последователи Бандеры и Шухевича, ввергнувшие её в крупнейшую за последние пятьдесят лет катастрофу?

Лично Товарищ У.

Весенне-полевой Киев

Я прогуливался по Майдану аккурат после фейкового штурма Рады (уже на следующий день, надо отдать должное, двери в ней успели заменить). Дух разложения витал над старательно воспеваемой позолоченными языками площадью, тяжкий, гнетущий дух масакры и рессентимента. Вспоминались бессмертные Дюрер, Брейгель, Гольбейн и Босх. Праздник непослушания, ярмарка если не сорочинская, то тщеславия, свирепый крестьянский карнавал окончательно и осязаемо превратился в dance macabre. Киевская весна обернулась осенью средневековья. Здесь, на этой сцене, где драли глотки самые разнообразные нацисты и прохвосты, кострище для проведения аутодафе смотрелось бы ещё более органично, чем революционная гильотина.

Именно выступая с этой сцены, женщина на высоких каблуках и в инвалидной коляске, выпущенная после трёх томительных лет к своим изрядно поредевшим баранам, внезапно обнаружила в массовке вполне себе матёрых волков. Юля не была бы Юлей, если бы растерялась. «Хочу привести вам сюда Януковича!» — завопила она. Толпа аж зашлась. Я представил этого крупного пожилого человека с добрым непонимающим лицом, предавшего всех, кого можно и преданного всеми, кем можно, разрываемого на части осатаневшим от своей безнаказанности сбродом. И бешеная ораторша с косою-бубликом, опершись на клюку, созерцает, торжествуя, тыча в ошмётки когтистым пальцем...

Это было довольно жуткое ощущение — внезапно ступить ногой в провал во времени. Следовало сознательно настраивать себя на современность. В конце улицы, ведущей к Украинскому дому, примерещилась затянутая в латекс Мила Йовович, стремительно бегущая прочь, длинными прыжками перемахивая то через захваченный водомёт, то через бутафорский броневик, то через сгнившие баррикады. Создатели франшизы «Обитель зла», задумай они снимать здесь шестую часть, значительно сэкономили бы на гриме, массовке и декорациях. Зловещие личности в камуфляже, подобные теням, блуждали среди грязи, копоти и цветов; треснувшие оранжевые строительные каски, словно пасхальная скорлупа, валялись в мусоре, символизируя погибших за Тимошенко и Порошенко (уж не под пулями ли собственных снайперов? — это до сих пор неизвестно).

Не только за них, впрочем. За отторжение Крыма, взаимную ненависть и, очень вероятно, грядущий раздел страны. Возможно и опять-таки очень вероятно, что многие из погибших были неплохими людьми; однако, как говаривал подлинный революционер Ленин, «полагаться на убеждённость, преданность и прочие душевные качества — это вещь в политике совсем не серьёзная». По плодам познаётся древо, удобрявшееся этой кровью.

Кстати, о Владимире Ильиче и Украинском доме. Украинским дом стал в 1993-м году, во времена эпидемии всеобщих переименований, а построен был в начале восьмидесятых как Киевский филиал Центрального музея Ленина. История знает массу таких непристойно-судорожных переименований; но главное здесь в том, что Дом был задуман и построен как мемориал — здание-памятник почившему герою. Архитектура его соответствующая, мемориальная; сравни, например, с мемориалом Кеннеди в Иерусалиме. Выходит, что, по сути, траурное сооружение стало из мемориала Ленина мемориалом Украины! То было дурное предзнаменование — с самых первых дней суверенного существования страну хоронили заживо, и именно ярые ура-патриоты.

Сглазили. Неудивительно, что именно в этом здании в 2004-м, году революции ещё только оранжевой, а не арабской, расположился штаб г-на Ющенко, ещё одного ужасного персонажа, Фредди Крюгера среди самих по себе совсем не привлекательных украинских президентов. Сейчас здание и вовсе захватили нацистские боевики; о том, что там творится, среди киевлян ходят самые жуткие слухи. Прекраснодушная часть самих майдановцев ропщет: в Украинском доме пытают. Официальный сайт его, тоже потерявшись во времени, до сих пор вопиет: «26 января 2014, государственное предприятие «Национальный центр делового и культурного сотрудничества «Украинский дом» (далее — Предприятие) было захвачено группой лиц, которые продолжают удерживать здание, и находятся в помещениях Предприятия…»

Самым оригинальным образом дозирующий свои скепсис и доверчивость либерал поморщится: «так уж и пытают… путинская пропаганда!» Не знаю. Меня не пытали — слава Iсу, как говорят в Галиции.

Вообще, рассказов о пытках я слышал много. Видел нехорошие, разбойничьи рожи (среди прочих рож) на Крещатике, и обладатели их были вооружены и агрессивны. И гигантскую рожу Бандеры на плакате возле сцены для аутодафе тоже лицезрел. Слышал и читал слоганы про москаляку/комуняку, и гиляку, и ножи. Созерцал на стенах всевозможные свастики и четырнадцатки-восемьдесятвосьмёрки. Про смерть жидам и Януковичу на них, на стенах, писали задолго ещё до кровавых событий; про смерть Авакову написали только сейчас, после убийства бедового Сашки Билого. А возле верховной рады сидит чёрт в шапке-бандеровке, и рядом с ним плакат. На плакате фотографии женщин — депутаток от Партии Регионов, на лбу у каждой нарисована мишень и подпись вроде «бойтесь, негодницы, народного гнева» — за точность не ручаюсь. Не правда ли, отличные условия для работы.

На Лукьяновке, от центра уже подальше, тоже характерное граффити: «ми зна╓мо, де живуть ваш╕ с╕м'╖». Так, с помощью пыточных, красного петуха и мордоворотов с дубинами приходят в Киев европейская толерантность и европейская политкорректность.

Нет, что ни говорите, не нужно было переименовывать Украинский дом. Не нужно было и сносить памятники отцу-основателю советской Украины, от которой и пошла Украина нынешняя. «Киев лежит в кусках, как после фашистских бомбардировок, и приводить его в порядок денег нет, и не будет, — пишет Антон Розенвайн, уроженец города на семи холмах. — Памятники эпохи УССР, сделанные по-столичному — из лабрадорита и мрамора, повалены рагулями, а плиточно-пластиковые шедевры эпохи незалежности не превосходят творчество урюпинских и крыжопольских мастеров».

О памятнике из мрамора и лабрадора, вернее, об оставшемся после него постаменте. Разумеется, он по обыкновению испоганен обитателями Майдана, исписан и обклеен бумажками. Это совсем не ново; но вот что примечательно. Края крепчайших каменных ступеней, на которых стоит постамент, раздолбаны и обломаны. Здесь не просто вандализм, но тяжёлый, продолжительный, кропотливый труд.

В жлобстве по отношению к истории, по отношению к оккупированной территории стольного града, изувечившие центр Киева галицкие пейзане видят свой источник комфорта. Несмотря на военную истерию, никто из них не рвётся на восток воевать с сепаратистами и москалями, которых, как мы помним, «на ножи»; ночью не снится им родная деревня, домой им не хочется, испробовавшим славы, битв и грабежа в столице. Но в душе они всё те же сыновья земли; вот и воздвигнут в центре европейской столицы огород. Петрушку, редиску и чеснок сажают они там, под сгоревшим Домом профсоюзов, чьи чёрные стены гламурно настроенные дизайнеры-переростки игриво заляпали розовыми кляксами. «Они планируют уже на этой неделе завести на Майдане кур, а в дальнейшем — не менее двух свиней…» — умиляется пресса. Евроинтеграция идёт полным ходом. Надо полагать, евросвинарники давно функционируют на центральных площадях Рима, Парижа и Брюсселя.

Мрачные, грязные, отводящие глаза, вряд ли очень уж любимые и почитаемые в родных пенатах, здесь они упиваются неожиданно и счастливо обретённым административным восторгом. На улице Грушевского проезд для машин сделан сквозь баррикады; на одной из них торчал старый облезлый дед в камуфляже и что есть сил и самодовольства махал жезлом регулировщика, хотя, понятное дело, водители на него и не смотрели.

А у поворота на улицу Институтскую, самовольно, как всегда, переименованную героическими огородниками в Героев Небесной Сотни, стояло, вернее, сидело самое настоящее чучело майдановца — каска на противогазе, инфернально смотрит пустота из рукавов грязного тулупа. Может быть, я предвзят, но из глаз завсегдатаев смотрела она же, и ещё более инфернально.

Многие из киевлян, которым загадили и засеяли чесноком центр города, приходят сюда с подчёркнуто скорбными лицами и охапками цветов. Стокгольмский ли то синдром или заразность стадного чувства, мне неведомо. Худенькая девчонка фотографируется на месте убийства одного из небесных героев с неожиданно лучезарной улыбкой.

Но в общем революция не удалась. Победившая революция на начальном этапе — всеобщий энтузиазм, объятия и вера в лучшее будущее. Центр Киева, не считая майданного пятачка, пустынен; люди насторожены, недоверчивы и угрюмо молчаливы. Минуя семнадцатый — сразу в тридцать седьмой? Как бы не получилось именно так. Всё же, будем надеяться, силёнок у путчистов для этого маловато. Многочисленные некогда торговые точки и ларьки закрыты или захвачены разного рода бандами. Ограблен был даже известный туалет на Крещатике (я не шучу).

На пресловутой Йолке, что до сих пор стоит, символизируя исторический тупик, в котором оказалась Украина, — большой портрет Путина с гитлеровскими усиками и чёлкой. Кстати, возле главной киевской психбольницы (символичность этого факта подметил отважный и бескомпромиссный журналист Максим Равреба) висит биллборд. На нём непохоже нарисован всё тот же Путин, с танком на поводке наподобие детской машинки, а вдали на лужайке скачут, как и полагается немоскалям, радостные дети Майдана. «Вот так они Крым и проскакали», — тяжело вздохнул мой друг, патриот Украины, а не истерии об Украине.

Некогда, беседуя с ним, я назвал Майдан педикулёзом украинской власти, нерешительной и нечистоплотной. Сейчас это тяжёлая стадия сыпного тифа, а то и, не дай бог, проказы. Крым, во всяком случае, уже отвалился. Именно Майдан и приведенная им ко власти преступная клика и есть главные сепаратисты Украины. Именно их перманентная лихорадка, неразумие, нетерпимость и агрессивность отталкивают прочь сепаратистские якобы регионы. Именно они — источник болезни.

Идя по Майдану, внимательно всматривался я в пропеченные осознанием собственной исторической важности и майданной грязью физиономии самопровозглашённых героев. Внимание моё привлёк один из них, бородатый человек средних лет. У него как раз была не физиономия, но лицо: одухотворённое, задумчивое, трагическое. И взор его, не походя на рукав чучела, был полон смысла. Я задержался возле него, внимательно смотря ему в глаза. Взгляды наши встретились.

— Слава Украйини! — просипел он заученно и безжизненно.

Я ничего не ответил и пошёл прочь. У нас с ним разные понятия об Украине и славе.

Я не верил и не верю в Майдан как самостоятельную силу. Есть массовка; в ней кто-то прекраснодушен, кто-то одурачен, кто-то проплачен, кто-то оголтел. Может быть, у кого-то из массовки в руках дубинка, у кого-то автомат — истинной влиятельности и это им не придаёт. Им — корешки, в виде насаждаемой по рецептам МВФ новой властью нищеты, реальным получателям — вершки: владельцы заводов, морей, пароходов желают приумножить своё влияние и свои богатства. Те самые, что в жолтых окнах. Помните у поэта: «…и в жолтых окнах засмеются, что снова нищих провели». Но вот этих нищих духом уже не жалко. Ибо под патриотические лозунги и распевание гимнов про щэ нэ вмэрлу Украйину они делают всё, чтобы её умертвить. Во имя чего они убивают эту великолепную, живописную и неповторимую страну? Во имя огорода. И свинарника.

Лично Товарищ У.