Свирепый снег, вагонный свисток,
Тяжелый бег кирзовых сапог,
Убитый взгляд из-под бровей,
Я не увижусь больше с ней.
    Дремучий холод спальных мешков,
    Кирпичный хохот старых домов,
    Чеканный шаг, гортанный вздох,
    Кромешный мир, несчастный бог.

Сдирая кожу, падал снег,
И ветер рвал остатки век,
Смерзались слезы на щеках
И поцелуи на губах.
    Я убегал – и не сбежал.
    Я догонял – и не догнал.
    Я убивал – и не убил.
    Я забывал – и не забыл.

Тоска по той,
Кого забыть нельзя,
Тоска по той,
Кого убить дерзал,
Тоска по той,
Чей снег забил глаза
И от кого я никогда не убегу.
    Тоска по той,
    Кого в помине нет,
    Кто на виски
    Ложится инеем,
    Тоска по той,
    Что сучьим выменем
    Свербит в изъеденном раздумьями мозгу.

Холодный труп, голодный тулуп,
На всю землю единственный пуп,
Я вам скажу один секрет:
Кого любил, того здесь нет.
    Железный снег, болезный Христос,
    Тяжелый бег вагонных колес,
    Свербящий стон седых полей,
    Тоска по Родине моей.

• mp3

Товарищ У

Письмо номер XVIII

всё смешалось
Анаксарета
глядит на венок из тесьмы
и жребий злобен

пахучие травы
и цветы, не тронутые пчёлами
гудящими и во сне
и потоки терзавшие грудь
всё смешалось

"и солнце жгло, и проходило мимо,
и падала вечерняя роса"

скалы, о скалы
пусть в жаре от жара бежит
но птица пленяется птицей
и "лань за оленем идёт"
и бледный цветок, растущий из чёрного корня
ведёт по холодному мрамору вверх
на ложе Цирцеи
где вместо светильников тусклых
совиные очи горят

Мраков

* * *

Cамый человечный человек
застывший под стеклянным колпаком
мавзолея
надежду на воскресение лелея
губы зажаты замком
расписанный
распроданный
распреденный
то ли Христос, то ли Антихрист
шел своей дорогой неизведанной
другим путем
вырос
в мифического красного монстра
с серпом и молотом на широком лбу
для многих страшнее, чем коза-ностра
многим перевернувший судьбу
порядок разрушать
разрушал порядок
не верить, а знать
ответы на миллионы загадок
под залпы Авроры
рвал материю Истории
и вызывал новые споры
кантаты, оперы, оратории
драматург миллионов
ценитель трагедии
шум рева и стонов
обеспечили этому человеку бессмертие

опошлен
испачкан
измазан
осмеян
народу казался
то братом, то змеем
когда-то всего лишь
мальчик Ульянов
но в детских глазах
ножи для баранов
сверкали
и блеск их
слепил самодержца
еще тот не знал -
бьется алое сердце!..

несчастлив обычным
человеческим счастьем
он восхищался
социальным ненастьем
и скоро
расстреляна будет
династия
тогда ощутит
«настоящее счастье»

буржуев в окно!
говорит русский вождь
шаги комиссаров
сквозь снег, бурю, дождь
черные кожанки
маузеры
к стенке!
и чьи-то дрожат хрустящие коленки

вождь лежит
мавзолей
Ленин
будет жить
что бы ни шептали тени
что бы ни пороли гады
идет XXI век
ну где же?..
где же он…
самый
человечный
человек?

Рудин

Путник в Токио

1.
Тридцать весен живу на земле
но своей не зову.
Хожу по ней с котомкой.

2.
Раздраженный голос в ночи
напомнит о моих неудачах.
Скоро еще один рассвет
на чужой земле
в плену чужих чувств.

3.
Когда-то я думал
меня не берут в игру, потому что я –
бумажный солдатик из песни.
Но прошли годы и я понял,
что я – фальшивая ассигнация,
к которой уже присмотрелись,
потому и не берут.

4.
Самозванцем
вижу себя в глазах
серьезных блондинов и грозных брюнетов.
- Да разве такие бывают?
Нет, не бывают.
Простите меня,
одинокого шатена,
за всю мою
экзотичность
и обыденность
и неприкаянность.
Простите.
Ну вот – винюсь -
самозванец.
А кем был –
забыл.
Марсианин?
Русалка?
Дух?
Ау?

5.
Распусти
старую кофту нашей любви
cвяжи себе из нее шарф
перевяжи, как хочешь,
но сбереги пряжу

Счастье свободы и дерзости,
как будто мне вновь шестнадцать лет
как будто я сижу, свесив ноги
в грязном тамбуре среднеазиатского поезда,
ползущего по Бет Пак Дале.

Исраэль Шамир

* * *

Упала звездочка упала
Скатилась с небес весной,
Приятно, когда сначала
Летала она над тобой.
Пастушки пасли свое стадо,
Играли в саду пастухи.
Народы держали чадо
В домах было много ухи.
Девочка смотрит тайком
В тихую синею речку,
Мальчик играет с хвостом:
Там где пасутся овечки.
Звездочка вдруг упала,
И покатилась в траву,
Девочка с травки встала:
Мальчик достань звезду!
Долго они любовались
На земную свою красоту!
Радостно целовались
Быстро поймав мечту.
Звездочка вскоре погасла,
Вместе погасли они.
Весело проплывали
Взрослые детские дни.
Дети играли на поле
И целовали цветы.
Звездочка новая вскоре
Родится от той звезды.
Вскоре пахал тут в поле.
Рожденный при свете луны
Вырос чудесный пилот.
Их он или не их?
Тот или может не тот?

2004 г. январь 16. 8 лет. г. минска. Саша Майоровская. Владиславовна.

* * *

Як умру, то поховайте
Мене на могилі,
Серед степу широкого,
На Вкраїні милій,
Щоб лани широкополі,
І Дніпро, і кручі
Було видно, було чути,
Як реве ревучий.

Як понесе з України
У синєє море
Кров ворожу... отоді я
І лани і гори —
Все покину і полину
До самого бога
Молитися... А до того —
Я не знаю бога.

Поховайте та вставайте.
Кайдани порвіте
І вражою злою кров'ю
Волю окропіте.
І мене в сім'ї великій,
В сім'ї вольній, новій
Не забудьте пом'янути
Незлим тихим словом.

Тарас Шевченко

* * *

Я ухожу в свои миры,
Чтобы к обеду возвратиться:
Мне с вами что-то не сидится -
Наверное, из-за жары.

Я наслажусь в своих мирах
Всем тем, чем можно наслаждаться
Без риска навсегда остаться
В тех удивительных краях.

Вернусь счастливый и усталый,
И будет долго мне плевать
На ваши доблести и славу:
На мне похлеще благодать.

Александр Бурьяк

Джордж Орвэлл

Адаму Ш.

Стол трещал под ладонями, так я его вызывал,
так с того колдовал непонятного, странного света,
в ожиданьи пропавшего друга на ржавом лафете.
Ведь поэтов полно, а найди среди них не козла.

Крепко руки пожать, чёрствый хлеб пополам разломить...
Арманьяк пиренейский, горячий как залп, мы б разлили
и трепались часами о концлагерях и о Чили,
он на старом испанском, а я на своём, от земли.

Я б ему рассказал, что интэллэджэнс явно не то,
и что Кастро при фишках, хотя устаёт он от бденья,
что Испания в родах, быки, это ж не привиденья,
а из ящика сутками клёво горит небоскрёб.

Джордж признает, старея, что он отстает от ребят,
что коран не читал и не плавал в бассейне в Кабуле,
и в калаш он не может забить ни патрона, ни пули,
и не может того, и не может сего он понять.

Я замечу, что раны болят, когда хлюпает дождь,
ио стараюсь пока не канючить, ие стану колоться,
н не буду глядеть в отраженье на днище колодца,
Ведь зажмурься, расжмурься - и вся она жизнь, комрид Джордж.

А потом мы о Кембридже с Оксфордом будем болтать,
намекая на разницу цен и потрёпанность истин,
вспоминая студенток, ночлежки, траву, букинистов,
Черрин Кросс, Пиккадили, и Агнес, конечно, опять.

Я б её подарил ему, если б он Марксу сказал,
что Н.О. его долго штудировал, но из-за скуки
отложил Капитал, , ибо так надоели науки,
что Н.О. предпочёл им игорный китайский развал.

Понимающий шутки не бросит булыжник в меня,
от коктейля сомненья с печалью нам муторно б стало,
мы б скакали по фоткам, по вечно зелёным полям,
по сгоревшим от грязных и вкусных окурков подвалам.

Ах, какие красавицы их населяли тогда!..
Их глаза в сладком сумраке членов восставших желали,
а толпа демонстрантов революционно кричала,
и у девушек с Африки пела под утро пизда.

и какой-нибудь шут на рассвете звонил с Бибиси,
предлагая жену и сестру, секретаршу и дочку,
и индус улыбался, и в шелковых шалях порочно
черноглазые девы смеялись, что чорт на Руси.

Как приятно бывало расслабиться и покурить,
и без задних идей похвалить их окружности, кеды,
их бесстрашный оргазм и в науках лихие победы,
Настоящее равенство, только жлобьё нам не в жисть.

Посмеялись и стихли. На всех философских морях
в тишине не прожить, не показано для стихотворства.
Хоть беги ты геройски от бренных печатей отцовства,
злые критики виями Гоголя стынут в дверях.

Не бывает такого, мон шер, мелковато, марксизм
из глобального улья нас выбросит в райские кущи.
Нет, не надо религий, не надо читать о грядущем,
уцелей я - и с Богом, а ты - да гори, что камыш.

Снова церковь, мечеть и восстанье, К.Маркс, Майкрософт,
от поклонов ты череп разбил, а ни звука, ни файла.
Впрочем, может быть, вечером на интернете покайфит,
виртуальная жизнь нам такие подарки несёт!..

Окунуться в экран и сбежать от себя, от тоски,
словно в солнечной церкви в лучи поспешить окунуться,
иль в созвездьи креста полумесяцем всех революций
длинной ночью с подружкою в Тао почистить мозги,

на сосках каучуковых солнечным зайчиком плыть,
и к рассвету пройти треугольники и биссектрисы,
и на время забыть неприятное, быть иль не быть,
ведь не Гамлета я попросил из ничто появиться.

Секс не выход, сказад он, с улыбкой в окно посмотрев,
Там ведьмушки и нимфы под Рубенсом кучей лежали,
балеринам Большого мечталось, востребует Сталин,
и подружки мои переругивались в темноте.

Ну, а крест?.. Джордж дареную трубку опять прикурил
(им нельзя там курить, на апостолов кашель находит).
По большому, по очень большому, сказал он, Господни
потаённые игры добавят и духа, и сил.

У католиков личность, у вас, православных, тепло,
плюс слесарные навыки ноющих вдрызг протестантов...
Если скидку мы сделаем, не повредят аргонавтам,
только где ж оно, золото, где же оно, серебро?..

Но и крест, он курил и размахивал трубкой как бог,
он ведь разных задумок, значений, полетов, дизайнов,
а египетский, если уж хочется знать мою тайну,
мне, конечно, за этим столом приземлиться помог.

Ну, а выбор? - спросил я. Джордж снова в окно посмотрел.
Там охранка за чаем с лимоном ругала поэтов,
там чекисты глаза вырывали попам на рассвете
и доставленный им диссидент доходил на кресте.

там раввины плевали в Спинозу, пасли И. Христа,
наезжали на танках на гоев, на шикс, на артистов.
Из-под танка я выбрался, Джордж это, видимо, знал,
но планшет со стихами под гусеницей накрылся,

Если честно, то я отвалил бы к Фиделю. Замолк...
На глазах, хоть и призрак, слеза, проступивши, иссохла.
Там мелодия есть, там не нужен на сердце замок,
и весёлые девушки пахнут и морем, и солнцем.

Утро кралось жандармом, обкуренный месяц исчез,
у лафета водитель замерзший топтался на месте,
Джордж меня попросил позвонить, если срочные вести,
и полез на лафет, чтоб мою не выслушивать лесть.

Стол метнулся и снова на гнутых ножищах притих,
я немытых тарелок мешки оттащил Пастернаку,
а бутылки забрал нелегал, палестинец из Акко,
чтоб при случае выменять на динамит или стих.

Наум Однопозов

* * *

Виляя задом,
Весна идет.
А мы так любим,
Сирэнь цветет.
Срок быть собою
В пять минут.
Will nicht sterben
Meine Wut.

Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.

Покушай кашки,
Скури бычок.
Зажми в кармашке
Свой пятачок.
Налей сметаны
Себе в портрет.
А был ли мальчик?
Конечно, нет.

Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.

Застряло мясо
В моих зубах.
Висит капуста
В твоих усах.
Отринуть завтра,
Забыв вчера.
Нам не пора ли?
Давно пора.

Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.

Залив мочою
Щедроты дня,
Познать щекою
Поверхность дна.
Сказать “Поехали!”,
Махнуть рукой,
Нажать на кнопку,
Чтоб ВСЕ ДОЛОЙ!

Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.

Уничтожая
В себе себя,
Наукоемко
Мозги ебя,
Башку пихая
Закату в пасть,
Катиться в пропасть
И там пропасть.

Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Will nicht sterben.
Meine Wut
Stirbt nie.

Товарищ У