История и мифология античного мира. Царь Пирр в борьбе с Римом и объединение Италии 7.

Теодор Моммзен, "История Рима" (т. 1, книга 2)

Из Главы 7 (Царь Пирр в борьбе с Римом и объединение Италии) 7.

Карфаген предложил римлянам свое содействие только тогда, когда существенная опасность уже миновала, а римля­не со своей стороны ничего не сделали, чтобы воспрепятствовать отъезду царя из Италии и падению карфагенского владычества в Сицилии. Карфаген в явное нарушение договора даже предлагал царю заключить с ним сепаратный мир и взамен бесспорного обла­дания Лилибеем отказаться от своих остальных владений в Сицилии; мало того, он даже предлагал царю снабдить его деньгами и воен­ными кораблями, понятно, для того чтобы он переехал в Италию и возобновил войну с Римом.

Между тем не подлежало сомнению, что с удержанием в своей власти Лилибея и с удалением царя карфагеняне очутились бы в Сицилии почти в таком же положении, в каком находились до высадки Пирра, так как предоставленные самим себе греческие города не были в состоянии сопротивляться и карфагенянам было бы нетрудно снова завладеть утраченной территорией. Поэтому Пирр отверг предложения, которые были вероломны и по отношению к нему и по отношению к римлянам, и приступил к сооружению своего собственного военного флота.

Только безрассудство и недальновидность могли впоследствии порицать это предприятие; оно было столь же необходимо, сколько легко исполнимо при тех средствах, которые имелись на острове. Помимо того что владетель Амбракии, Тарента и Сиракуз не мог обойтись без морских военных сил, флот был ему нужен для того, чтобы завладеть Лилибеем, чтобы охранять Тарент и чтобы нападать на собственную территорию Карфагена, как это делали с большим успехом и до и после него Агафокл, Регул и Сципион. Никогда еще не был Пирр так близок к своей цели, как летом 478 г., когда карфагеняне смирились перед ним, когда Сицилия была в его власти, когда, обладая Тарентом, он стоял твердой ногой в Италии и когда в Сиракузах стоял готовым к отплытию вновь созданный им флот, который должен был соединить в одно целое, упрочить и расширить все эти приобретения.

Самой слабой стороной в положении Пирра была его ошибочная внутренняя политика. Он управлял Сицилией точно так же, как на его глазах управлял Египтом Птолемей; он не имел никакого Сицилии уважения к общинным учреждениям, назначал на высшие городские должности своих доверенных людей, когда хотел и на какой срок хотел, возводил своих царедворцев в судьи взамен местных присяж­ных, присуждал по своему произволу к конфискации, к ссылке и к смертной казни даже тех, кто самым деятельным образом спо­собствовал его приезду в Сицилию, ставил в городах гарнизоны и владычествовал над Сицилией не как глава национального союза, а как царь.

Нет ничего невозможного в том, что по восточно-эллинским понятиям он считал себя добрым и мудрым правителем и действительно был таким; но греки выносили это пересаждение системы диадохов в Сиракузы с нетерпением народа, отвыкшего от всякой дисциплины во время продолжительной агонии его свободы; безрассудный народ очень скоро пришел к убеждению, что карфа­генское иго легче выносить, чем новый солдатский режим. Самые значительные города завязывали сношения с карфагенянами и даже с мамертинцами; сильная карфагенская армия осмелилась снова появиться на острове и, повсюду находя содействие со стороны греков, стала делать стремительно быстрые успехи.

Хотя в сражении, которое дал этой армии Пирр, счастье было по обыкновению на стороне «орла», но по этому случаю стало вполне ясно, на чьей стороне были симпатии населения и что могло и должно было бы случиться, если бы царь удалился из Сицилии.

К этой первой важной ошибке Пирр прибавил вторую: вместо того чтобы отправиться со своим флотом в Лилибей, он отправился в Тарент. Ввиду брожения умов среди сицилийцев он, прежде чем заняться положением дел в Италии, очевидно, должен был бы окончательно вытеснить карфагенян из Сицилии и тем отнять у недовольных последнюю опору; в Италию ему незачем было спешить, так как его власть в Таренте была достаточно прочна, а до других союзников, которых он когда-то сам покинул, ему тогда было мало дела. Понятно, что, будучи в душе воином, он желал своим блестящим возвращением загладить воспоминание о не де­лавшем ему большой чести отъезде 476 г. и что его сердце обливалось кровью, когда он выслушивал жалобы луканцев и самнитов. Но задачи вроде той, за которую взялся Пирр, могут быть разрешены только железными натурами, способными заглушить в себе не только чувство сострадания, но и голос чести, а натура Пирра не была такова.

Роковое отплытие совершилось в конце 478 г. Новому сиракузскому флоту пришлось выдержать на пути жаркую схватку с кар­фагенским флотом, причем он лишился значительного числа судов. Для падения сицилийской монархии было достаточно отъезда царя и известия об этой первой его неудаче; все города немедленно отказали отсутствующему царю в деньгах и в войсках, и это блестящее государство разрушилось еще быстрее, чем возникло, частью потому, что сам царь заглушил в сердцах своих подданных те чувства преданности и любви, на которых зиждется всякий общественный строй, частью потому, что у народа недостало само­отверженности, чтобы отказаться — по всей вероятности лишь на короткое время — от свободы ради спасения своей национальной независимости.

Таким образом, предприятие Пирра рухнуло, и ему пришлось проститься с тем, что было целью его жизни; с той минуты он обращается в искателя приключений, который сознает, что когда-то был велик, а теперь стал ничто, и который ведет войну уже не для достижения определенной цели, а для того, чтобы забыться в азартной игре и найти в разгаре сражения достойную солдата смерть. Высадившись на италийский берег, царь начал с того, что попытался завладеть Регионом; но кампанцы отразили это нападение при помощи мамертйнцев, а во время происходившего подле города жаркого сражения сам царь был ранен в ту минуту, когда сшиб одного неприятельского офицера с коня. Зато он завладел врасплох Локрами, жители которых тяжело поплатились за избиение эпиротского гарнизона, и ограбил там богатую сокровищницу храма Персефоны, чтобы наполнить свою пустую казну.

Таким образом он достиг Тарента, как утверждают, с 20 тыс. пехоты и 3 тыс. конницы. Но это уже не были прежние испытанные в боях ветераны, а италики уже не приветствовали в их лице своих избавителей; доверие и надежда, с которыми встречали царя за пять лет перед тем, исчезли, и у союзников не нашлось ни денег, ни солдат. Царь выступил весной 479 г. в поход на помощь сильно теснимым сам­нитам, на территории которых римляне провели зиму 478/79 г., и принудил консула Мания Курия принять сражение подле Беневента на Арузинийском поле, прежде чем Маний успел со­единиться с шедшим к нему на помощь из Лукании товарищем.

Но отряд, который должен был напасть на фланг римлян, заблудился при ночном переходе в лесах и остался в решительную минуту в бездействии; после горячей борьбы исход сражения снова решили слоны, но на этот раз в пользу римлян, так как эти животные были приведены в замешательство прикрывавшими лагерь стрелками и устремились на сопровождавшую их прислугу. Победители заняли лагерь; они захватили 1300 пленников, четырех слонов, которые были первыми слонами, виденными в Риме, и громадную добычу; на деньги, вырученные от продажи этой добычи, впоследствии был сооружен водопровод, по которому воды реки Анио направлялись из Тибура в Рим.

Не имея ни войск для продолжения войны, ни денег, Пирр обратился к своим союзникам, к царям Македонии и Азии, помогавшим ему предпринять экспедицию в Италию; но на родине его уже перестали бояться и на его просьбу отвечали отказом. Утратив всякую надежду победить римлян и раздраженный полученными отказами, Пирр оставил гарнизон в Таренте и в том же году (479) возвратился в Грецию, где для отчаянного искателя Италии приключений было более шансов на успех, чем при неизменном и правильном положении дел в Италии. Действительно, он не только скоро вернул все, что было оторвано от его владений, но еще раз и не без успеха предъявил свои притязания на македонский престол. Однако и его последние замыслы рушились по причине хладно­кровной и осмотрительной политики Антигона Гоната и в особен­ности по причине его собственной горячности и его неспособности

Смерть обуздывать свое высокомерие; он еще выигрывал сражения, но не Пирра достиг никакого прочного успеха и был убит в пелопоннесском 272 Аргосе (482) во время ничтожной уличной схватки.

С битвой при Беневенте окончилась война в Италии, и последние судорожные движения национальной партии стали мало-помалу борьбы в замирать. Но пока еще был жив тот царственный воин, который Италии осмелился своею мощной рукой остановить течение судьбы, он охранял тарентинскую твердыню от римлян даже в то время, когда находился в отсутствии.

Несмотря на то что после отъезда царя в городе взяла верх мирная партия, командовавший там от имени Пирра Милон отверг ее требования и дозволил расположенным к Риму горожанам, построившим для себя на тарентинской территории особый замок, заключить с римлянами мир на свой собственный риск, но все-таки не отпер городских ворот. Но когда после смерти Пирра карфагенский флот вступил в гавань и Милон узнал о намерении граждан отдать город во власть карфагенян, тогда он решился сдать укрепленный замок римскому консулу Луцию Папирию (482) и тем купить для себя и для своей армии право свободного отступления.

Для римлян это было огромным счастьем. Судя по опыту, вынесенному Филиппом под Перинфом и Византией, Димитрием перед Родосом, Пирром перед Лилибеем, можно со­мневаться в том, чтобы тогдашняя стратегия была в состоянии принудить к сдаче город, который был хорошо укреплен и защищен и к которому был открыт доступ с моря, а какой оборот приняли бы дела, если бы Тарент сделался для финикийцев в Италии тем же, чем был для них Лилибей в Сицилии!

Но того, что случилось, уже нельзя было изменить. Когда карфагенский адмирал увидел, что укрепленный замок находится в руках римлян, он объявил, что прибыл в Тарент только для того, чтобы согласно договору оказать союзникам содействие при осаде города, и затем отплыл к Африке; а римское посольство, отправленное в Карфаген для заявления неудовольствия по поводу попытки завладеть Тарентом, возвратилось с формальным и клят­венным подтверждением дружественного намерения оказать содей­ствие римлянам, чем эти последние временно удовольствовались.

Тарентинцам, вероятно по ходатайству их эмигрантов, было возвращено римлянами право самоуправления, но они были принуж­дены выдать оружие и корабли, а их городские стены были срыты. В том же году, в котором Тарент подпал под власть римлян, им наконец подчинились самниты, луканцы и бреттии, причем эти последние были принуждены уступить половину доходного и важного для кораблестроения леса Силы.

Наконец и в течение десяти лет распоряжавшаяся в Регионе шайка была наказана как за нарушение военной присяги, так и за избиение регионского гражданства и кротонского гарнизона. В этом случае Рим защищал против варваров и общие интересы всех эллинов; поэтому новый владетель Сиракуз Гиерон помогал стоявшим под стенами Региона римлянам присылкой съестных припасов и подкреплений и одновременно с римским нападением на Регион предпринял нападение на их единопле­менников и сообщников по злодеянию — живших в Мессане мамертинцев.

Осада этого последнего города затянулась надолго; но Регион, несмотря на упорное и продолжительное сопротивление тамошних мятежников, был взят в 484 г. римлянами приступом; все, которые уцелели от гарнизона, были высечены и обезглавлены в Риме на публичной площади, а прежние жители были приглашены возвратиться в город и были по мере возможности снова введены во владение своей прежней собственностью. Таким образом, вся Италия была покорена в 484 г.

Только самые упорные из врагов Рима — самниты, — несмотря на официальное заключение мира, продолжали борьбу в качестве «разбойников», так что в 485 г. пришлось еще раз послать против них обоих консулов. Но и самое возвышенное народное мужество и самая отчаянная храбрость имеют свой конец; меч и виселица наконец восстановили спокойствие и среди самнитских гор.

Для обеспечения этих громадных приобретений снова был основан ряд колоний: в Лукании — Пест и Коза (481); для господства над Самнием — Беневент (486) и Эзерния (около 491); в качестве передового поста против галлов — Аримин (486); в Пиценской области — Фирм (около 490) и гражданская колония Сазглпп Моуит; затем были сделаны приготовления к продолжению большой южной шоссейной дороги до гаваней Тарента и Брундизия, причем крепость Беневент должна была служить промежуточной станцией между Капуей и Венузией; кроме того предполагалась колонизация Брундизия, который был избран рим­ской политикой в соперники и в преемники тарентинского торгового рынка.

Постройка новых крепостей и проведение новых дорог послужили поводом для войн с мелкими племенами, вследствие того лишившимися некоторой части своей территории, как-то: с пицен-тами (485 — 486), которые были частью переселены в окрестности Салерна, с жившими вблизи от Брундизия саллентинцами (487 — 488) и с умбрийскими сассинатами (487 — 488), которые, как ка­жется, заняли после изгнания сенонов область Аримина. Эти кре­пости и дороги распространили владычество Рима на внутренние страны нижней Италии и на весь италийский восточный берег от Ионийского моря до кельтской границы.

"Человек воздуха".

Культурный герой и Великая богиня. Современный аспект.

Рихард Вагнер и глобализация.

Разделение властей: мифологические корни.