Вы слышали, что сказано: "люби ближнего твоего и ненавидь врага твоего". А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гоняющих вас, да будете сынами Отца вашего небесного...

Евангелие от Матфея, 5: 43-45

Заповедь "любите врагов ваших" всегда была, пожалуй, самой трудной из всех заповедей Христа. Некоторые люди искренне верили, что в реальной жизни она невыполнима. Легко любить тех, кто любит тебя, но как любить тех, кто, тайно или явно, старается возобладать над тобой? Другие, например философ Ницше, утверждали, что призыв Иисуса возлюбить своих врагов свидетельствует о том, что христианская мораль - удел слабых и трусливых, а не сильных- и смелых. Иисус - это оторванный от реальной жизни идеалист, говорят они.

Несмотря на подобные острые вопросы и непрекращающиеся возражения, эта заповедь Иисуса приобретает для нас все возрастающее значение. Вереница беспорядков и восстаний напомнила нам о том, что путь современного человека лежит по дороге, имя которой - Ненависть, и ведет она нас к гибели и осуждению на вечные муки. Заповедь "любите врагов ваших" - это не благочестивое пожелание мечтателя-утописта, а абсолютное условие нашего выживания. Любовь даже к врагам - вот ключ к решению всех существующих в нашем мире проблем. И Иисус - это не оторванный от жизни идеалист, он - трезвый реалист.

Я уверен в том, что Иисус понимал всю сложность, связанную с практическим осуществлением своей заповеди. Он никогда не принадлежал к числу болтунов, возвещавших о том, как просто соблюдать моральные устои. Он понимал, что каждое искреннее выражение чувств любви основывается на полном и безоговорочном подчинении Богу. Потому, говоря "любите врагов ваших", Иисус осознавал, что эта заповедь носит обяза тельный характер. И тем не менее он призывал к этому. Наша ответственность как христиан состоит в том, чтобы раскрыть смысл этого завета и найти в себе силы ежедневно следовать ему.

Давайте будем реалистами и спросим: как нам любить наших врагов?

Во-первых, мы должны развить в себе умение прощать. Лишенный силы прощения лишен и силы любви. В нашем сердце не найдется места и капле любви к врагам, если мы не поймем того, что необходимо научиться прощать вновь и вновь, тех, кто несет нам несчастья и мучения. Надо также понять, что прощать всегда должен пострадавший, испытывающий боль и страдания, жертва мучительной несправедливости, униженный и оскорбленный. Обидчик может просить о прощении. Он может одуматься и как блудный сын пройти пыльными дорогами, с сердцем, трепещущим от желания быть прощенным. Но только лишь ближний ваш, испивший чашу страданий, отец, покинутый дома и ждущий возвращения любимого сына, способны к прощению.

Всепрощение - это не игнорирование того, что было сделано, или представление зла добром. Скорее, оно означает, что содеянное зло не является преградой на пути установления взаимоотношений. Всепрощение - это катализатор, создающий атмосферу, необходимую для совершения новых шагов, начала новой жизни. Всепрощение - это освобождение от бремени или долга. Слова "я прощаю вас, но никогда не забуду, что вы сделали" не в состоянии объяснить истинную природу всепрощения. Да, человек не может забыть, если это значит, что происшедшее стирается совершенно из памяти. Но, когда мы прощаем, мы забываем в том смысле, что зло более уже не является психологической преградой на пути установления новых взаимоотношений. Точно так же, мы никогда не сможем сказать:

"Я прощаю вас, но отныне не желаю вас знать". Прощение означает примирение, воссоединение вновь. Без этого ни один человек не в состоянии возлюбить врагов. Степень прощения определяет степень нашей любви к врагам.

Во-вторых, мы должны понять, что зло, творимое ближним нашим - врагом, причина наших страданий, никогда не отражают всей сущности этого человека. Элементы добра можно найти в характере даже наизлейших из наших врагов. Все мы чем-то напоминаем шизофреников, людей с раздвоенной личностью и характером. Бесконечная гражданская война бушует внутри каждого из нас. Что-то внутри нас заставляет нас сокрушаться вместе с римским поэтом Овидием: "Я сторонник добра, но в своих поступках руководствуюсь злом", или соглашаться с Платоном, говорившим, что человеческий характер - это колесничий, управляющий двумя конями, каждый из которых тянет в свою сторону, или повторять вслед за апостолом Павлом: "Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которое не хочу, делаю".

Просто-напросто это означает, что даже в наихудших из нас есть частица добра, и в лучших из нас есть частица зла. Когда мы познаем это, мы становимся менее склонны ненавидеть наших врагов. Когда мы смотрим в глубь проблемы, ищем причину содеянного в порыве зла, мы находим в ближнем нашем - враге частицы добра и понимаем, что порочность и злонамеренность его деяний не дает нам полной картины об этом человеке. Мы начинаем видеть его в новом свете. Мы осознаем, что его ненависть является результатом страха, гордыни, незнания, предубеждений и отсутствия взаимопонимания, но, несмотря на все это, мы знаем, что душа каждого человека несет в глубине печать Божью. И мы начинаем любить наших врагов, понимая, что они еще не испорчены полностью и всеискупляющая любовь Господа нашего может коснуться и их.

В-третьих, мы должны искать не поражения или унижения нашего врага, а его дружбы и взаимопонимания. Бывают дни, когда мы способны унизить наизлейшего из наших врагов. Неминуемо приходит час, когда его слабости проявляются и мы получаем возможность вонзить в него копье победы. Но мы не должны этого делать. Каждое сказанное слово и каждый сделанный шаг должны становиться кирпичиком в фундаменте взаимопонимания, высвобождать те огромные запасы добра, что были сокрыты за непроницаемыми стенами ненависти.

Смысл любви не следует путать с сентиментальным излиянием чувств. Любовь гораздо глубже глупой эмоциональной болтовни. Может быть, греческий язык внесет ясность в этот вопрос. Греческий текст Нового Завета использует три слова для обозначения любви. "Эрос" - это эстетическая, романтическая любовь. В диалогах Платона "эрос" - это божественное устремление души. Второе слово: "филия" - взаимная любовь, душевная привязанность, близость друзей. Мы любим тех, кто любит нас и любим потому, что любимы сами. Третье слово: "aгапи" - согласие и созидательная, всепрощающая добросердечность в отношениях между всеми людьми. Льющееся через край бескорыстное чувство, "aгапи" - это Божья любовь в сердце людей. На этом уровне мы любим людей не потому, что нам нравятся они или их поступки, и даже не за то, что в них есть искра Божья; мы любим каждого человека за то, что его любит Господь. На этом уровне мы любим человека, творящего зло, хотя и ненавидим содеянное им.

Теперь мы понимаем, что имел в виду Иисус, говоря: "Любите врагов ваших". Мы должны быть благодарны, что он не сказал: "Относитесь к врагам вашим с симпатией и привязанностью". К некоторым людям просто невозможно испытывать чувство симпатии и привязанности. Привязанность - сентиментальное и нежное слово. Как можем мы испытывать симпатию к человеку, не скрывающему своих намерений уничтожить нас и усеять наш путь неисчислимыми трудностями и преградами? Как может нам нравиться человек, угрожающий жизни наших детей и разрушающий наше жилище? Это невозможно. Но Иисус осознал, что "любовь" выше "привязанности" и "симпатии". Приказывая нам любить наших врагов, Иисус не имеет в виду "эрос" или "филию"; он говорит об "агапи" согласии и созидательной, всепрощающей добросердечности в отношениях между всеми людьми. Только на этом пути, отвечая лишь такой любовью, мы можем стать детьми Отца нашего Небесного.

II

Перейдем теперь от практического "как" к теоретическому "почему":

почему мы должны любить наших врагов? Первая причина очевидна. Ненависть в ответ на ненависть лишь умножает ненависть, сгущая ночной мрак на небе, и так лишенном звезд. Мрак не может победить мрак; только свет в состоянии сделать это. Ненависть не может победить ненависть; только любовь в состоянии сделать это. Ненависть умножает ненависть; насилие умножает насилие, и жестокость умножает жестокость, закручиваясь в адской спирали разрушения. Поэтому, когда Иисус говорит: "Любите врагов ваших", он оставляет нам проникновенную и абсолютно неизбежную заповедь. Разве не зашли мы, люди Земли, в такой тупик, из которого выход лишь через любовь к врагам - иначе?.. Цепная реакция зла - ненависть рождает ненависть, войны рождают новые войны - должна быть прервана, или же мы все провалимся в мрачную бездну взаимного уничтожения.

Еще одна причина, по которой мы должны возлюбить наших врагов: ненависть оставляет рубцы на душе и уродует личность человека. Помня о том, что ненависть есть сила зла и потому опасна, мы слишком часто думаем о том, что она делает с человеком, на которого она обращена. Это можно понять, поскольку ненависть наносит невосстановимый ущерб своим жертвам. Мы видели кошмарные последствия ненависти в смерти шести миллионов евреев, замученных одержимым ненавистью безумцем по имени Гитлер, в волне насилия, обрушившейся на чернокожих, когда распаленные ненавистью толпы жаждали их крови, в мрачных кошмарах войны, в ужасающих унижениях, несправедливости и преступлениях, совершенных против миллионов детей Божьих бессовестными угнетателями.

Но существует еще одна сторона вопроса, которую мы ни в коем случае не должны упускать из вида. Ненависть не менее губительна и для того, кто ненавидит. Словно нераспознанная раковая опухоль, ненависть разъедает личность человека и способность мыслить объективно. Она заставляет его прекрасное называть отвратительным, а отвратительное - прекрасным, принимать истину за ложь, а ложь - за истину.

Доктор Э. Франклин Фрезер в своей весьма любопытной работе "Патология расовых предрассудков" приводит несколько примеров, когда белые, будучи нормальными, дружелюбными и мягкими людьми в ежедневных отношениях с другими белыми, лишались логики и выходили из себя, как только разговор касался предоставления равных прав чернокожим или вопросов расовой несправедливости. Это происходит тогда, когда в наших сердцах живет ненависть. Психиатры видят в ненависти причину многих загадочных процессов, протекающих в нашем подсознании, многих наших внутренних конфликтов. Они говорят: "Научитесь любить или погибнете". Современная психология признает то, чему Иисус учил столетия назад: ненависть разрушает личность, а любовь, вопреки всему, неотвратимо воссоединяет ее.

Третья причина, по которой мы должны любить наших врагов: любовь - единственная сила, способная превратить врага в друга. Мы никогда не избавимся от врагов, отвечая ненавистью на ненависть; мы избавляемся от врагов, избавляясь от чувства вражды. По своей природе ненависть уничтожает и разрушает; по своей природе любовь созидает и строит. Любовь изменяет силой искупления.

Линкольн познал любовь и оставил истории человечества удивительную драму примирения. В ходе предвыборной борьбы за пост Президента США одним из его злейших врагов был некий Стэнтон. Какая-то причина заставляла Стэнтона ненавидеть Линкольна. Он делал все возможное для того, чтобы унизить Линкольна в глазах общественности. Ненависть его к Линкольну была столь сильна, что Стэнтон издевался над его внешностью в каждой своей речи и пылко обвинял его в различных пороках. Но, вопреки всему, Линкольн был избран на пост Президента. Затем пришло время назначать членов кабинета министров, в который должны были войти ближайшие соратники Линкольна по борьбе. Началось назначение на должности. Наконец, наступил день, когда Линкольну надо было назвать кандидатуру на чрезвычайно важный пост военного министра. Как вы думаете, кого Линкольн назначил на этот пост? Никого иного, как Стэнтона. Как только новость стала известна, среди ближайших соратников Президента началось недовольство и волнение. Один за другим сыпались советы: "Господин Президент, вы совершаете ошибку! Знаете ли вы, что за человек этот Стэнтон? Слышали ли вы, какие мерзости он говорил о вас? Он ваш враг. Он сделает все, чтобы сорвать выполнение вашей программы. Учли ли вы все это, господин Президент?" Ответ Линкольна был предельно лаконичен: "Да, я знаю господина Стэнтона. И я слышал все, что он говорил обо мне. Но из всех американцев он как никто другой подходит для этой должности". Так Стэнтон стал военным министром в правительстве Линкольна и оказал неоценимые услуги народу и своему Президенту. Через несколько лет Линкольн был убит. Много добрых слов было сказано в память о Президенте. Даже в наши дни миллионы людей считают его величайшим из американцев. Герберт Уэллс называл его среди шести величайших деятелей в истории человечества. Но из всех замечательных слов, сказанных об Аврааме Линкольне, слова, принадлежащие Стэнтону, занимают особое место. Стоя возле тела человека, которого он когда-то так ненавидел, Стэнтон назвал его одним из величайших людей, когда-либо живших на земле, и сказал: "Теперь он принадлежит вечности". Если бы Линкольн продолжал ненавидеть Стэнтона, то оба они так бы и сошли в могилу заклятыми врагами. Но Линкольн, используя силу любви, превратил врага в друга. Эта же жизненная позиция позволила Линкольну доброжелательно высказаться в адрес южан в тяжелейшие дни гражданской войны. На вопрос, заданный ошеломленной слушательницей выступления Президента, Линкольн ответил: "Мадам, разве я не уничтожаю своих врагов, превращая их в своих друзей?" Это и есть сила искупляющей любви.

Нам следует сразу же заметить, что это не главные причины, по которым мы должны любить наших врагов. Еще более глубокая причина прямо выражена в словах Иисуса: "Любите врагов ваших... да будете сынами 0тца вашего небесного". Господь призывает нас вступить на этот сложный путь для того, чтобы мы смогли установить особенные отношения с Богом. Мы все можем стать детьми Божьими. Через любовь, которая незаметно становится явью. Мы должны любить наших врагов потому, что лишь через любовь мы можем познать Бога и испытать красоту Его святости.

Значение всего сказанного мною для понимания причин сложившегося кризиса расовых отношений должно уже быть очевидным. Расовая проблема никогда не будет -решена, если угнетенные не научатся любить своих врагов. Мрак расовой сегрегации может разогнать лишь свет всепрощающей любви. Вот уже более трех столетий американские негры томятся под железной пятой угнетения, доведенные невыносимой несправедливостью до отчаяния днем и тщетно ищущие ответа на свои вопросы ночью, задавленные уродливым бременем дискриминации. Вынужденные жить в столь позорных условиях, мы не по своей воле ожесточаемся и оплачиваем тем же. Но, если так будет продолжаться дальше, то тот новый порядок, к которому мы стремимся, будет лишь немногим отличаться от прежнего. Мы должны стойко и смиренно встретить ненависть любовью.

Конечно, это непрактично. Жизнь - это сведение счетов, нанесение ответных ударов, отношения, основанные на законе "человек человеку волк". Я говорю, что Иисус завещал нам любить тех, кто мучает и угнетает нас? Я похож на большинство проповедников - оторванных от реальной жизни идеалистов? Может быть, в далеком будущем, говорите вы, в стране Утопии, эта идея воплотится в жизнь, но только не в этом жестоком и холодном мире, в котором мы живем.

Друзья мои, мы уже слишком долго идем по так называемому практическому пути. и он неумолимо привел нас лишь к беспорядкам и хаосу. История полна примеров погибших цивилизаций, давших волю ненависти и насилию. Это не значит, что мы должны отказаться от нашей справедливой борьбы. Все имеющиеся у нас силы мы должны направить на освобождение нашего народа от ужасного бремени сегрегации. Но в ходе борьбы мы никогда не откажемся от нашей привилегии и нашей обязанности любить. Питая ненависть к расовой сегрегации, мы будем любить тех, кто за нею стоит. Это единственный путь для создания сообщества любви.

Мы скажем нашим самым непримиримым противникам: "Мы противопоставим вашей способности причинять страдания нашу способность терпеть страдания. Делайте с нами, что хотите, а мы будем любить вас. Мы никогда не подчинимся вашим несправедливым законам, поскольку неповиновение злу есть такой же моральный долг, как и содействие добру. Бросайте нас в тюрьмы, а мы будем по-прежнему любить вас. Разрушайте наши жилища и угрожайте жизни наших детей. Темными ночами посылайте своих убийц и насильников, обряженных в колпаки, в наши дома, чтобы они били нас до полусмерти, а мы будем любить вас. Но будьте уверены, мы победим вас нашим умением терпеть страдания. И придет день, когда мы обретем свободу, но это будет свобода не для нас одних. Мы будем так взывать к вашему сердцу и разуму, что склоним их на свою сторону, и наша победа станет победой вдвойне".

Любовь - самая долговечная сила в мире. Эта созидающая сила, прекрасным примером которой служит жизнь Иисуса Христа, является наиболее действенным инструментом в руках человечества в борьбе за мир и безопасность. Говорят, что Наполеон Бонапарт, великий гений войны, вспоминая былые годы, сказал: "Александр Македонский, Юлий Цезарь, Карл Великий и я создали великие империи. Но на чем они покоились? Они покоились на силе. Но столетия назад Иисус начал создание своего царства, основанного на любви, и даже сегодня миллионы готовы умереть за него". Трудно не согласиться с этими словами. Нет уже великих воинов прошлого, и их империи превратились в прах. А царство Иисуса по-прежнему незыблемо и величественно стоит, покоясь на любви. Оно началось с небольшой группы посвященных, которые через благодать Божью сумели расшатать устои Римской империи и сделать учение Христа достоянием всего человечества. Сегодня царство Христово на земле - это 900000000 человек всех наций и народностей. Сегодня мы вновь слышим возвещение победы:

Будет Христово царство доколь
Солнце обходит нашу юдоль;
Простерта длань его на нас
До дня смешенья лунных фаз.
Другой хор радостно отвечает:
Не юг, не север во Христе,
Не запад, не восток,
Но омывает ширь земли
Святой любви поток.

Иисус всегда прав. Поля истории белеют костьми народов, отказавшихся слушать его. Так пусть же мы, люди двадцатого века, услышим его и пойдем за ним - пока еще есть время. Мы должны с полной ответственностью осознать, что нам никогда не стать истинными детьми Отца нашего Небесного, если мы не возлюбим наших врагов и не начнем молиться за гонящих нас.

http://antimilitary.narod.ru/antology/king/lubite_vragov.htm

"ЖИЗНЬ ДЛЯ МЕНЯ — ХРИСТОС... ".
Слово при получении диплома доктора богословия

honoris causa Московской Духовной Академии 3 февраля 1983 г.

Много лет тому назад Эдинбургский Богословский факультет выдавал диплом "гонорис кауза" одному из самых маститых архиереев Русской Церкви, митрополиту Евлогию Георгиевскому; и в ответной своей речи он сказал слова, которые мне хочется повторить сейчас от себя: Вы даете мне докторскую степень "гонорис кауза", я ее принимаю "аморис кауза" — и как честь, и как радость о той любви, которая соединяет всех членов Русской Церкви, которая делает едиными нас, находящихся за пределами Советского Союза, с родной Церковью на родной земле.

Я не скрою, что получение этой степени для меня — большая радость. Радость не о том, что я могу превозноситься над кем бы то ни было, потому что я слишком достоверно знаю, что я не школьный богослов, не получил должного богословского образования; но этот диплом будет свидетельствовать перед западными церквами о том, что мое слово — слово православное, не личное, а всецерковное.

С десяток лет тому назад пресвитерианский Богословский университет в Абердине присудил мне подобную степень "за проповедь слова Божия и за оживление духовной жизни в Великобритании". И меня радует, что теперь я могу сказать, что и Русская Церковь признает мое слово за слово правды и истины церковной. Я прошу вас передать мою глубокую благодарность и Святейшему Патриарху, и членам Ученого совета, и всем тем, кому Бог положил

на сердце меня окружить такой любовью и подарить мне такое доверие.

Еще с очень ранних лет, как только я, четырнадцатилетним мальчиком, прочел Евангелие, я почувствовал, что никакой иной задачи не может быть в жизни, кроме как поделиться с другими той преображающей жизнь радостью, которая открылась мне в познании Бога и Христа; и тогда, еще подростком, вовремя и не вовремя, на школьной скамье, в метро, в детских лагерях я стал говорить о Христе, Каким Он мне открылся: как жизнь, как радость, как смысл, как нечто настолько новое, что оно обновляло все; и если не было бы недопустимым применять к себе слова Священного Писания, я мог бы сказать вместе с апостолом Павлом: Горе мне, если я не благовествую... Горе, потому что не делиться этим чудом было бы преступлением перед Богом, это чудо сотворившим, и перед людьми, которые по всему лицу земли сейчас жаждут, жаждут живого слова о Боге, о человеке, о жизни: не о той жизни, которой мы живем изо дня в день, порой такой тусклой, порой такой страшной, порой и такой ласковой, но земной, а слова о жизни преизбыточествующей, о жизни вечной, бьющей ключом в наших душах, в сердцах, озаряющей наши умы, делающей нас не только проповедниками, но и свидетелями Царства Божия, пришедшего в силе, проникающего в нашу душу, пронизывающего нашу жизнь.

Но и при этом, кто из нас, пастырей, или студентов, готовящихся стать священниками, может забыть слово Христа: От слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься...? Когда, по благословению митрополита Виленского и Литовского Елевферия, я впервые, еще мирянином, начал проповедовать, я поставил перед собой вопрос: как могу я говорить о том, чего я не совершил, о святости, которой я не прикоснулся, в которую я только могу с благоговением, с трепетом и ужасом вглядеться — как могу я проповедовать то, чего я не совершаю жизнью?.. И потом, видя вокруг себя страшный голод духовный, душевный, умственный, я вспомнил слова Иоанна Лествичника о том, что есть люди, которые будут проповедовать слово Божие, хотя они недостойны собственной своей проповеди, но на Страшном суде их оправдают свидетельства тех, кто по

их слову обновился, стал новой тварью и скажет: Господи, если бы он не проповедовал, я никогда не познал бы животворную Твою истину...

Вместе с этим, проповедуя, приходится стоять перед судом своей совести — обличающей, трезвой, строгой, неумолимой, и перед лицом Христа, всемилостивого Спаса, вручающего нам Свое Божественное слово, которое — увы, увы! — мы несем в глиняных сосудах, и ставить перед собой вопрос: что же значит быть христианином? Ответ на это, с одной стороны, очень прост: всё Евангелие говорит о том, как надо жить, как надо мыслить и чувствовать, чтобы быть Христовыми; но то же Евангелие нам раскрывает, и Отцы Церкви говорят о том, что недостаточно творить заповеди, не становясь иным человеком, таким человеком, для которого заповедь является уже не Божиим приказом, а собственным порывом жизни: нам надо научиться

стать тем, что раскрывает перед нами Евангелие.

И однако, не на этом я хочу остановиться сегодня; каждый из нас должен вчитаться в Евангелие, найти в нем те заповеди, тот призыв Божий, ту

мольбу Божию, обращенную к нам, на которую он способен отозваться всей жизнью, умом, сердцем, всей душой, всей крепостью, всей немощью своей, найти те слова, которые обращены не вообще ко всякому и каждому и всем, но ко мне лично, те слова, от которых горит сердце, светлеет ум, обновляется воля и сила Божия вливается в нас. И кроме этого нам надо вглядеться и в то новое измерение, которое Евангелие, наше общение со Христом, Его любовь к нам, наша ответная любовь к Нему должны создать: новое измерение о Боге, новое измерение о человеке, новое измерение о космосе и о всем мире, то есть вглядеться в жизнь и ее воспринять так, как ее видит Господь.

И я хотел бы взять примером апостола Павла. Вы все помните дерзновенные его слова: Будьте мне последователи, якоже и аз Христу. Долгое время я недоумевал, что бы это значило, как это он может говорить нам: Подражайте

мне, будьте мне подобны, как я, будто, подобен Христу... И вдруг мне стало ясно, что он не это говорит, а напоминает о том, что с ним произошло. Вы знаете его жизнь в иудействе, как он гнал Христа, как он гнал Его учеников, как всю силу могучей, пламенной своей души он вложил в то, чтобы уничтожить дело Того, Кого он считал лжепророком; и на пути в Дамаск он оказался лицом к лицу с Христом, Которого он знал только как распятого преступника и Который теперь ему открылся как воскресший его Спаситель, как Бог, пришедший в плоти во спасение мира. И тогда вся жизнь его переломилась, он не пошел, как он говорит, к первейшим его апостолам; то, что открылось ему непосредственно от Бога, эта новая жизнь вдохновила его делиться ею, и делиться дорогой для себя ценой. Вы помните, как в своих посланиях Павел описывает свой подвиг. Действительно, он мог сказать: Я ношу на теле моем язвы Господа нашего Иисуса Христа, я восполняю в плоти своей недостающее страданиям Господним. И в этом он исполнил нечто, чему мы должны уподобиться, — уподобиться в его покаянном повороте, который из гонителя сделал его учеником и который позволил ему жизнью, не словом, последовать призыву Христа, обращенному к Иакову и Иоанну: Готовы ли вы пить чашу, которую Я буду пить, готовы ли вы креститься крещением, которым Мне надлежит креститься? — то есть погрузиться в тот ужас, который Мне предстоит, ужас Гефсиманского сада, Страстной седмицы, распятия, богооставленности, сошествия во ад... Вот к чему зовет Павел, когда говорит: Будьте мне последователями, якоже и аз Христу, научитесь от меня тому героическому перелому, тому вдохновенному перелому, который из вас делает новых людей, небожителей, посланных в мир, свидетелей Христа.

И Христос всех и каждого из нас зовет и говорит: Последуй за Мной... Когда Христос был на земле, этот призыв был прост — труден, о, как труден! (вспомните рассказ о богатом юноше) — но и так ясен: оставь все свои заботы,

оставь все, чем ты занят, и иди за Мной по дорогам Святой земли... Но что это значит в нашей жизни? То же самое: оторвись, отвернись от всего, что тебя делает пленником тления, пленником земли, что тебе не дает быть свободным, и иди за Мной. Сначала в те глубины твоей собственной жизни, твоего духа, твоего сердца, твоего ума, где ты только и можешь встретить Спасителя Христа и Живого Бога, Царство Божие внутри себя, и затем, найдя это Царство, приобщившись его жизни, выходи на героический путь апостольства. И в конечном итоге, нося в себе, в плоти своей мертвенность Господа нашего Иисуса Христа, Его совершенную отчужденность от всего, что было и остается причиной греха, смерти, отпадения от Бога, отвращения от ближнего, вырастай в ту меру, в которой ты будешь иконой, образом, словом, присутствием Спасителя Христа.

И Павел в своем Послании к филиппийцам (1, 21) говорит: Жизнь для меня — Христос... И часто задумываешься, что бы это значило? Мы же знаем: когда мы кого-нибудь любим, или одержимы какой-нибудь страстью, или что-то нам так дорого, что мы все готовы отдать ради этого,

это значит, что то или другое является нашей жизнью. Это может быть наука, это может быть богословие, это может быть семья, это может быть гордыня — что угодно, что нас держит в своей власти; вот с такой непреодолимой силой должны мы быть держимы Христом. Он должен быть для нас, стать для нас, на всю жизнь и на каждое мгновение, сколько у нас хватит духа, и веры, и силы, всем содержанием, подобно тому, как возлюбленная делается содержанием жизни любящего, как мирской человек может всю свою жизнь, вплоть до смерти своей, отдать идее или труду, которым он посвятил жизнь. Все, что Христово, должно быть наше, все же, что как бы свидетельствует, что Он напрасно жил, напрасно умер, должно стать для нас не только чужим, но ужасающим, и тогда — да, жизнь наша будет Христос.

Но как это сделать? Неужели это возможно? Какие гигантские силы нужны, чтобы это осуществить?! И тут мы должны опять-таки вспомнить апостола Павла, рассказывающего нам, как он просил силы у Христа, и как Христос ему ответил: Довлеет тебе благодать Моя, сила Моя в немощи совершается. Человеческими усилиями христианское призвание нельзя осуществить; кто может своими силами стать живым членом, частицей тела Христова, как бы продолжением Его воплощенного присутствия на земле? Кто может своей силой так раскрыться, чтобы стать непорочным храмом Святого Духа? Кто может своей силой стать причастником Божественной природы, кто может своей силой стать сыном Божиим так, как Христос является Божиим Сыном? А вместе с этим Ириней Лионский нам говорит, что слава Божия, сияние Божие — это человек, достигший своей полноты и совершенства, и что когда мы соединимся со Христом силой Духа Святого, то во Христе и в Духе мы делаемся вместе с Единородным Божиим Сыном — сыном Божиим единородным... Никакое человеческое изощрение, никакой подвиг не может совершить этого, но благодать может совершить все.

Сила Божия поистине в немощи совершается, но не в той немощи, которая постоянно нам мешает быть Христовыми: страх, лень, косность, греховность, притяжение ко всему земному, отвращение от всего небесного — но иная немощь: гибкость, прозрачность, такая немощь, в которую Господь может влить Свою силу, как парус может быть наполнен ветром и понести ладью, куда дух

ее несет. Нам надо научиться той немощи, которая является совершенной гибкостью в руке Божией, совершенной прозрачностью, и тогда сила Божия поистине совершается, несмотря на нашу немощь, несмотря на то, что в каком-то ином плане мы, проповедники — грешники, и спасение нам нужно столько же, а, может быть, и больше, как тем, кому мы проповедуем жизнь и спасение.

Но в цитате, с которой я начал, есть другое слово: Жизнь для меня Христос, а смерть — приобретение... И вот второй строгий, трезвый критерий каждому из нас: как мы относимся не к смерти вообще — это понятие богословское, — а к собственной смерти? Когда я был подростком, мой отец мне сказал: научись так жить, чтобы ожидать своей смерти, как юноша ожидает прихода своей возлюбленной, своей невесты... Так апостол Павел ожидал смерти, потому что, как он говорит, пока мы во плоти, мы отделены от Христа. Как бы ни был глубок наш молитвенный опыт, как бы ни был преображающ наш опыт таинств, мы все-таки разделены, между Ним и нами завеса, мы видим вещи как бы через тусклое стекло; и как хочется пробиться через это стекло, разорвать эту завесу, как разорвалась завеса ветхозаветного храма, и проникнуть за завесу, познать Бога подобно тому, как мы Им познаны,— и это тоже слово апостольское...

Если мы ставим перед собой вопрос, Христовы ли мы, этот вопрос ставится по отношению к нашей жизни: ради чего готов я

жить, жить изо дня в день, из часа в час, и за что я готов жизнь свою положить? И полагать ее опять-таки изо дня в день, из часа в час, отрекаясь от себя, взяв крест и следуя Христу по всему Его пути, не только во славе, но и на крестном пути Его... Как относимся, мы к смерти, к нашей, собственной? Жаждем ли мы этой встречи? Видим ли мы в смерти только конец нашей жизни, или же дверь, которая распахнется и допустит нас в полноту жизни? Павел говорил, что для него умереть — это не совлечься временной жизни, а облечься в вечность. Такова ли наша вера? Из этой ли веры мы проповедуем вечность?..

Но Павел прибавляет и еще нечто, что я перескажу своими словами. После этих слов о смерти, он говорит: И однако, для вас полезнее, чтобы я остался жить... И он остается жить. Измерьте, что это значит:

это значит, что вся жизнь для него — это крестный путь на земле; что для него смерть — это мгновение, когда откроется ему доступ в блаженное бытие воскресшего Христа; и что он готов и от этого отказаться, чтобы до других дошло живоносное, преображающее и спасающее слово Божие.

Вот третий критерий, который я хотел перед вами поставить, и который стоит передо мной все время, и заставляет меня сказать: Господи, прости! Я еще не начал становиться христианином... Дай мне вырасти — конечно, не в меру Павла, но вырасти так, чтобы моя любовь был Ты, чтобы моя мечта была — встреча, соединение, но чтобы я на все был готов, дабы Тебе послужить в сердцах, в умах, в судьбах, в жизни других людей.