Этико-философский журнал "Грани эпохи"
| Информационный Канал Subscribe.Ru |
"ГРАНИ ЭПОХИ"
этико-философский журнал
==============================================
|
Б. Окуджава Письмо Шаляпина Когда в моих руках оказалось это письмо более чем полувековой давности, я воспринял сей дар, как счастливую случайность, и по обстоятельствам, о которых скажу ниже, спрятал его в дальний ящик. Однако теперь, сопоставляя в памяти мои разрозненные соприкосновения с именем великого артиста, я всё более и более убеждаюсь в том, что случайностей не бывает, что Провидение с тайным умыслом провело сквозь мою жизнь, кроме всего прочего, тонкий пунктирчик, завершившийся возникновением в моих руках этого знаменательного письма. А ведь и в самом деле, вспоминаю я теперь, - почему моя мама, дочь машиниста, получившая весьма приблизительное образование, не имеющая никакого музыкального слуха, с фанатическим упорством приучала меня к серьёзной музыке, к опере? Почему, почти ежевечерне, уставшая после трудового дня, она уводила меня, семилетнего мальчика, жаждущего военных подвигов, в оперный театр? Почему первой оперой, буквально потрясшей меня, оказался «Фауст» Ш. Гуно, и я с замиранием сердца и глубоким сочувствием наблюдал, как Мефистофель совращает белокурого и слабохарактерного доктора? Мне нравился Князь Тьмы, и мама с лихорадочной поспешностью приобрела в чьих-то закромах подержанный граммофон с единственной заигранной пластинкой, и вот из трубы вырвались хриплые раскаты моего избранника... «Шаляпин... Шаляпин...» - завитало в воздухе... Почему? Затем я, как многие, с жадностью окунулся в легенды и небылицы, начинающиеся с удивительным однообразием: «Однажды Шаляпин шёл по Невскому...», или «Однажды к Шаляпину подошел Собинов...», или «Однажды Шаляпин так запел, что стёкла в окнах полопались...». Я запоминал всё это и снова, и снова ставил пластинку, и сквозь скрипы и скрежет до меня доносилось мощное обволакивающее, насмешливое: «Мой совет: до обрученья не ц а л у й его...»
Затем появились фотографии, смутные упоминания о его проживании где-то вне пределов. Затем - почти трагически воспринятое известие, что его чародейство заключалось вовсе не в мощи голоса. Оказалось, что трамваи не сходили с рельсов при раскатах его баса. Затем время от времени возникали книги о далёких временах, о нём, о его искусстве... Спустя много лет в Союзе писателей состоялось первое обсуждение первых моих опытов со стихами, исполняемыми под аккомпанемент. Дрожащим тенором я пытался произвести благоприятное впечатление на присутствующих знаменитых поэтов. Многие отнеслись ко мне с участием. Некоторые с сомнением. Один же меня отверг. Он сказал при этом: «Если то, что я услышал, называется пением - то бедный Шаляпин!..» Его вдохновенный сарказм был убийствен, но я, к счастью, успел подумать: «А почему, собственно, Шаляпин?..» И, видно полное несоответствие моего испуганного дрожащего тенора с громоподобным басом великого певца спасло меня от гибели. Теперь-то я понимаю, что и это был всё тот же лёгкий пунктир, уже упомянутый мною. Помню, как после первого посещения я был обворожен Ленинградом и его историей. Внезапно ожили перед глазами давно ушедшие в небытие кумиры. Захотелось пофантазировать для соплеменников. Придумался фильм, в котором переплетались прошлое и настоящее города на Неве. Среди многих эпизодов был и такой: высокие ступени бывшей Городской думы, где нынче - железнодорожные кассы, толпа современных командировочных, счастливых отпускников - охотников за билетами - и тут же красноармейцы девятнадцатого года, уходящие на фронт. На верхних ступеньках - громадная фигура Шаляпина, поющего на проводах «Дубинушку», а у него в ногах - совсем ещё молодой С. Сорокин с «сорокинскою» же гитарою, прижатой к груди... «Дубинушка» проплывает над троллейбусами, конками, извозчиками, современными автомобилями... Правда, затея моя тогда на киностудии никого не вдохновила: то ли сценарий был плох, то ли у «Ленфильма» были иные, более значительные задачи. Однако певец ведь напомнил о себе снова - мефистофельским ростом, бурлацкими плечами и голосом, преодолевающим небытие. В 1967 году я оказался в Париже и впервые сподобился выйти на парижские подмостки в зале «Мютюалите». Страх был велик. Хотелось удрать за кулисы. А когда мне шепнули, что в зале находится младшая дочь Фёдора Ивановича, Дассия Фёдоровна, я позабыл свои собственные стихи, и перед глазами поплыл туман... К счастью, всё обошлось. Спустя год или два, точно не помню, мне позвонил известный литературовед И.С.Зильберштейн, только что воротившийся из поездки по Франции, и попросил к нему заехать. Он вручил мне небольшой конверт. В память о моём вечере в Париже Дассия Федоровна посылала мне письмо и открытку с рисунками своего знаменитого отца... Я не коллекционер. Мой дом не оборудован для хранения раритетов. Я поблагодарил Дассию Фёдоровну за щедрый дар и спросил, не будет ли она возражать, если я передам эти письма в надёжные, благоговеющие руки специалистов. Вскоре пришёл ответ: «Никаких специалистов. Храните у себя...»
И стал я хранителем. Был декабрь семьдесят восьмого года. За окнами медленно падал крупный предрождественский снег. Обстановка напоминала Подмосковье. «Шаляпин... Шаляпин...» - вновь завитало в воздухе. Я поведал ей историю с письмами. «Дассия недавно скончалась, - сказала старшая сестра, - но уж если она так распорядилась, - и грустно улыбнулась, - вы знаете, уж если она так хотела...» Завершалась целая эпоха, с которой по прихоти Провидения довелось соприкоснуться и мне. Случайно ли это соприкосновение? Наверное, всё-таки нет, как не случайно явление, именуемое Ш а л я п и н, как не случайна и даже непременна наша незримая связь с великим наследием отечественной культуры. |
==============================================
С уважением ко всем подписчикам,
редакция журнала "Грани эпохи"
| http://subscribe.ru/
E-mail: ask@subscribe.ru |
Отписаться
Убрать рекламу |
| В избранное | ||
