Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay
  Все выпуски  

Диалог: понятия, критерии, структура. Драматический диалог.


Холодов Е.Г. Язык драмы. Экскурс в творческую лабораторию А.Н.Островского. М., «Искусство», 1978.

«Драматизм состоит не в одном разговоре, а в живом действии разговаривающих одного на другого. Если, например, двое спорят о каком-нибудь предмете, тут нет не только драмы, но и драматического элемента; но когда спорящиеся, желая приобресть друг над другом поверхность, стараются затронуть друг в друге какие-нибудь стороны характера или задеть за слабые струны души и когда через это в споре выказываются их характеры, а конец спора становит их в новые отношения друг к другу, - это уже своего рода драма. Но главное в драме - отсутствие длинных рассказов и чтоб каждое слово высказывалось в действии» (Белинский В.)

В исследовании А.И. Ревякина мы читаем: «Заботясь о наиболее правдивом речевом выражении своих персонажей, Островский обратился к характероописательному и нравоописательному диалогу - беседе... В пьесах Островского беседуют почти все действующие лица, рассказывая друг другу разнообразные бытовые случаи, истории и происшествия».

В пьесах Островского действительно немало неторопливых бесед «о том, о сем, о суете житейской» - о том, что, мол, «отчего же не надуть приятеля, коли рука подойдет» («Семейная картина»); о том, что, «посмотревши на столичную жизнь, довольно скучно жить в уездном городе» («Не в свои сани не садись»); о том, что «нет того веселья, как прежде» («Бедность не порок»); о том, с кем хлопот больше - с сыновьями или дочерями («В чужом пиру похмелье»); о том, что «молодого человека надо женить поскорее» («Доходное место»); о том, «что лучше, мужчина или женщина» и о том, «что тяжелее: ждать и не дождаться, или иметь и потерять» («Праздничный сон - до обеда»); о том, что, дескать, «нынче все муар-антик в моду пошел» («Не сошлись характерами!»); о том, что «каких-то, каких-то чудес на свете нет» («Гроза»); о том, что «по всей земле замиранье вышло» и что «земля трясется местами» («Женитьба Бальзаминова»); о том, что «светских книг нетвердым умам читать нельзя-с» («Тяжелые дни»); о том, что «во многих землях, где у нас запад, там у них восток приходится» («Пучина»); о том, «отчего нынче прислуга нехорошая» («На всякого мудреца...»): о том, «какой это секрет, что одного парня девушки могут любить, а другого ни за что на свете» («Горячее сердце»); о том, что «в настоящее время плутовство спекуляция плохая» («Бешенные деньги»); о том, «отчего хорошая дама в компании развязный разговор имеет» («Поздняя любовь»); о том, «Есть у женщин ум или нет» («Трудовой хлеб»); о том, что «женщины отдают явное и очень обидное предпочтения людям нестрогой нравственности и даже иногда порочным перед людьми чистыми» («Богатые невесты»); о том, «всегда ли нужно правду говорить» («Невольницы»); о том, «за кого должна девушка выходить замуж» («Красавец-мужчина»); о том, что «бывают женщины, которые делают добро без всяких расчетов, а только из чистых побуждений» («Без вины виноватые»).

В первых пьесах Островского назначение бесед - главным образом собственно «Жанровое». Драматург, рисуя быт и нравы «темного царства», в беседах («характероописательных диалогах») персонажей передает их невежество, ограниченность их интересов и интеллектуальных возможностей, их неспособность к отвлеченному мышлению. Даже предложенный Устинькой «самый приятный для общества разговор» («Что тяжелее: ждать и не дождаться, или иметь и потерять?») оказывается для купчихи Белотеловой слишком интеллектуальным: «Уж этого я ни в жизнь не пойму» («Праздничный сон - до обеда»). Беседы затевают от скуки, продолжаются от безделья и иссякают от лени.

В комедии «Не было ни гроша...» дано очень точное объяснение природы этих никого ни к чему не обязывающих бесед, этого бесконечного переливания из пустого в порожнее. Когда Мигачева в сотый раз рассказывает своей соседке Фетинье о том, что «дом-то заложен, процент одолел» та тоже, вероятно, в сотый раз, удивляется: «Скажите!» «Третий год я вам говорю, Фетинья Мироновна, одно и то же, - раздражается Мигачева, - а вы все будто не слыхали, да все удивляетесь». «А то как тебе и дать одной поряду говорить!.. А ныне день-то год, пущай поговорим, куда нам торопиться-то; а время-то и пройдет, будто дело делали».

«Пущай поговорим, куда нам торопиться-то...» - вот в чем дело, вот чем задан тягучий ритм такого рода бесед. «Время-то и пройдет, будто дело делали», - вот зачем возникает, поддерживается и тянется «характероописательный диалог».

Заметим, что беседа часто облекается драматургом именно в форму спора. Столкновение точек зрения придает диалогу, пусть «характероописательному», известный драматизм.

В ряде пьес (и чем опытнее становится драматург, тем чаще) беседы на отвлеченные, казалось бы, темы, при ближайшем рассмотрении оказываются далеко не безразличными к ходу драматического действия.

Так, например, фраза Вихорева в разговоре с Русаковым о том, что, «посмотревши на столичную жизнь, довольно скучно жить в уездном городе» («Не в свои сани не садись»), служит лишь прелюдией к риторическому вопросу: «Разве есть здесь женихи для Авдотьи Максимовны?» - и затем к тому, чтобы попросить у Максима Федотыча руки его дочери.

Отнюдь не умозрительный характер имеет и разговор Гаврилы с Васей о том, почему «одного парня девушки могут любить, а другого ни за что на свете». Речь ведь не о парнях вообще, а об удачливом в любви Васе и неудачливом Гавриле, не о девушках вообще, а о героине комедии Параше, которую Гаврило любит беззаветно и, кажется ему, безнадежно.

Мы видим, таким образом, что Островский отнюдь не пренебрегает действенной природой драматического диалога  даже в тех случаях (сравнительно не столь уж частых), когда действующие лица, казалось бы, беседуют на отвлеченные темы.

Недаром, работая над переводом «Семьи преступника», Островский писал Бурдину: «Столько там пустого и не драматического красноречия, столько глупых детских возгласов, что я насилу с ней справился».

Островский был последовательным противником «пустого и не драматического красноречия». «Островский понимал, - справедливо отмечал в свое время С.Н.Дурылин, - что речь есть основной стержень его драматургии, что в ней заключен истинный драматизм и подлинная сценичность его пьес».

Важно отметить, что типы диалога в пьесах Островского отнюдь не произвольны: они соответствуют реально существовавшим в самой действительности типическим разновидностям речевой общественной практики. «Как существуют разные виды социально- экспрессивной окраски слова, - устанавливает В.В.Виноградов, - так есть и разные типы социально-экспрессивных разновидностей диалога». И дальше: «Ведь диалог в своей семантике определяется не только значением слов, жестов и мимики, но и «обстановкой». Следовательно, он предполагает в известных пределах «бытовую» приуроченность, по крайней мере иллюзию ее. В общественном сознании заложены шаблоны диалогов, дифференцированных по типичным категориям быта. Так, говорится: «официальный разговор», «социальный», «интимный», «семейная беседа» и т.п.»

Не всегда, конечно, социально-экспрессивные разновидности диалога представлены в пьесах Островского в чистом их виде (как, впрочем, и в самой жизни), но при всей своей (порой) пестроте каждый из диалогов тяготеет обычно к тому или иному канону, складывающемуся в процессе общественной речевой практики.

 


В избранное