Отправляет email-рассылки с помощью сервиса Sendsay

СКУРЛАТОВ Валерий Иванович.Философско-политический дневник2

Подписаться Бесплатная новостная рассылка Подписчиков 9 RSS
←   Июнь 2008   →
 1
 2
 3
 4
 5
 6
 7
 8
 9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
22
23
24
25
26
27
28
29
30


За последние 60 дней ни разу не выходила


Открыта: 19-11-2005

Автор
Скурлатов Валерий Иванович

Статистика

9 подписчиков
0 за неделю
←   Все выпуски   →

СКУРЛАТОВ Валерий Иванович.Философско-политический дневник2


Каков Я, таков и Другой

 

Перечитываю «Письмо о гуманизме» (1946) Мартина Хайдеггера в связи с проблемой «Я и Другой», остающейся модной в интеллигентских кругах. Казалось бы, проблема решена ещё полвека назад, однако продолжает волновать умы широких масс образованщины. Значит, есть «социальный заказ» на неё, социальный интерес к ней. Очевидно, это связано с социальным положением той массы промежуточных, которую Мартин Хайдеггер назвал das Man. Они промежуточные, потому что их Искра Бытия пригашена золой-суетой повседневности, и у них нет сил преодолеть инерцию-индукцию окружающего и достичь самостояния Dasein – открытого Хайдеггером нового измерения человеческого бытия, которое через экзистирование-экстазирование сопряжено с бытием Sein. Это безличное-несубъектное das Man исследовано Хайдеггером в трактате «Бытие и время» (1927) в § 27 «Повседневное бытие самости и люди» (перевел Владимир Бибихин, в оригинале § 27. Das alltägliche Selbstsein und das Man – стр. 126).

Ключевой для понимания проблемы Другого Параграф 27 гласит (цитирую начало, по ходу дела исправляя неудовлетворительный перевод Владимира Бибихина и выделяя косой чертой формулы оригинала, а остальное далее каждый может дочитать сам, желательно на немецком):

«Онтологически релевантный результат предыдущего анализа бытия-с /Mitsein/ лежит в понимании того, что "субъектный характер" собственного Dasein и Других /der »Subjektcharakter« des eigenen Daseins und der Anderen/ определяется экзистенциально, т.е. из известных способов быть /aus gewissen Weisen zu sein/. В вокругмировом озаботившем встречаются Другие как то, что они есть; они есть то, чем они заняты /Im umweltlich Besorgten begegnen die Anderen als das, was sie sind; sie sind das, was sie betreiben/.

В озабочении тем, что захватывает с Другими, за и против Других, - постоянно покоится забота о некотором отличии от Других, будь то для того лишь, чтобы отличие от них сгладить, будь то для того, чтобы собственное Dasein – уступающее Другим – в отношении к ним восполнить, будь то для того, чтобы Dasein в превосходстве над Другими вознамерилось их подавить. Бытие-с-другим – сокрытно от его самого – обеспокоено заботой об этом отстоянии (Abstand). Выражаясь экзистенциально, оно имеет характер отстоянности (Existenzial ausgedrückt, es hat den Charakter der Abständigkeit). Чем незаметнее этот способ быть самого повседневного Dasein, тем упрямее и исходное он проявляет себя.

Но в этой принадлежащей к бытию-с отстоянности заложено: Dasein стоит как повседневное бытие-с-другим в посылочности Других (das Dasein steht als alltägliches Miteinandersein in der Botmäßigkeit der Anderen). Не оно само есть, Другие отняли у него бытие. Желание (das Belieben) Других постановляется над повседневными бытийными возможностями Daseins. Эти Другие притом не определенные Другие. Напротив, любой Другой может их представлять. Решающим является лишь незаметное и от Dasein как бытия-с невзначай уже принятое господство Других. Любой сам принадлежит к Другим и упрочивает их власть. "Другие", которых называют так, чтобы скрыть свою сущностную принадлежность к ним, суть те, кто в повседневном бытии-с-другими ближайше и преимущественно «тут есть» (da sind). Их Кто (das Wer) не этот и не тот, не кто-то сам и не некоторые и не сумма всех. "Кто" есть средний род, das Man (Das »Wer« ist das Neutrum, das Man).

Раньше показывалось, как всегда уже в ближайшем Вокругмире (Umwelt) оподручивается и соозабочивается публичная «среда» («Umwelt»). В пользовании общественным транспортом, в употреблении средств коммуникации (газет) всякий Другой подобен Другим. Это бытие-с-другими полностью растворяет свой Dasein в способе бытия "Других", а именно так, что Другие ещё больше теряют свою различительность и выраженность. В этой незаметности и неустановимости das Man («люди» в переводе Бибихина) простирает свою собственную диктатуру. Мы наслаждаемся и веселимся, как люди веселятся; мы читаем, смотрим и судим о литературе и искусстве, как люди смотрят и судят; но мы также и отшатываемся от "простого народа" /»großen Haufen« = также «большая толпа»/, как люди отшатываются; мы находим "возмутительным" то, что люди находят возмутительным. Das Man, которое не суть нечто определенное и которое есть Все (das Alle), хотя не как сумма, предписывают повседневности способ быть.

Das Man само имеет собственный способ быть. Вышеназванная тенденция бытия-с, которую мы назвали отстоянностью, основана на том, что бытие-с-другим как таковое озаботилось заурядностью-усредненностью (die Durchschnittlichkeit). Она-то и есть экзистенциальный характер Man».

Как видим, Mitsein или «бытие-с» или «бытие-с-другим» есть бытийная характеристика человека, в том числе и относящейся к das Man человеческой особи, которой присущ тот или иной способ «отстоянности» (Abständigkeit) от Другого (Хайдеггер главные из этих способов анализирует). Если человек ниже das Man (дети) или низвергается из него (бомж, сумасшедший и т.п.), то ему присущи несколько другие способы соотношений с Другим, которые изучают педагогика и психоанализ. Если же человек прорывается из das Man вверх к субъектности и далее к высшему вопрошанию, то заботящее-озабочивающее его Другое кардинально отличается от того Другого, с которым встречается человек на нижележащих уровнях. И никаким вульгарным психоанализом сущего это высшее Другое не постичь. Психоанализ – для сущего, а бытийное Другое постигается «конгениальным» экзистирующим-экстатирующим (вопрошающим) Dasein.

Опять-таки здесь требуется прорваться выше уровня субъектности с его максимами «гноси ауто» (познай самого себя) и «когито эрго сум» (я мыслю, следовательно, я существую). Ясно, что на уровне субъекта самым значимым для человека является не «внешний» Другой, а «внутренний» alter ego, на которого субъект смотрит как бы извне и соотносится с ним и взаимоотражается до бесконечности по всему диапазону воображаемых человеческих ролей и извращений и вплоть до психических срывов и заболеваний, исцеляемых психоаналитиками. Интересующихся сей немаловажной проблематикой отсылаю к бесчисленным книгам по психотерапии - например, президент Американской психоналитической ассоциации и лидер постфрейдистского психоанализа Хайнц Кохут (1913-1981) написал в 1971 году книгу «Анализ самости: Систематический подход к лечению нарциссических нарушений личности» (Москва: Когито-центр, 2003. – 308 стр.), пишут на эту тему и российские авторы (Михаил Папуш и другие).

Итак, есть несколько человеческих уровней, и каждому присущ свой тип и способ Другого. Изучать и классифицировать и распутывать и исцелять все эти возможные состояния человеческого сознания и бессознательного – захватывающее дело, постепенно будем продвигаться, и Жан-Поль Сартр в трактате «Бытие и Ничто» (1943) сумел далеко продвинуться в постижении бытийного Другого, сопрягши его с Ничто как дырой бытия человека. Замечателен, например, сартровский анализ различных оттенков человеческой сексуальности. Однако Хайдеггер в «Письме о гуманизме» показал недостаточность как сартровского понимания Ничто, так соответственно и сартровской трактовки Другого. И изъян Сартра в том, что он все же через соблазн телесности допустил корешок сущего в человеческом бытии и потому Ничто и Другое увидел через дыру «женского», между тем как Хайдеггер, полемизируя не только с Сартром, но и с последним словом «Фауста» Гёте «Das Ewig-Weibliche Zieht uns hinan» (Вечно-Женственное влечет нас кверху), твердо настаивает, что высшее Другое постигается не столько через hinan-влечение "женского", сколько через hinein-выдвинутость (Hineingehaltenheit) «мужского» в Ничто. Каков человек (точнее – каков экстаз-твердь его веры) – таково и его Другое.

И Хайдеггер в «Письме о гуманизме», как постараемся показать в следующей заметке, тонко и убедительно обосновывает недостаточность сартровского понимания человека и его высшего Другого.
В избранное